Леонид Шевырёв - Человек Облако

– Ну… Что сказать. У матриарха в Костенках под «укоризной» было человек четыреста. Соединиться молодым при столь суровой маме можно, например, побегом из поселения к чужакам, на Нижнюю реку… Но лучше бы свой статус утрясти среди своих. Дома.

– Вот! Давай про Нижнюю реку!

– Да. Но то большая история… Раз настаиваешь…

В далекие семидесятые годы Данила, мастер-металлург Алюминиевого завода, довольно близко познакомился с профессором Евсеем Моисеевичем Перпендикуляровым. Что общего могло быть у молодого (тогда) металлурга и старого геолога из Пересветовского университета? Правильно, профессорские рассыпающиеся от непосильных нагрузок «Жигули». Прицеп геологу для вывоза находок из поля в город был нужен, а в продаже его не найти. Данила-мастер склепал профессору Евсею замечательную прочную и легкую конструкцию из дюралевого уголка и нескольких листов алюминия. Ось и колеса от «Опель-Кадета» тридцать четвертого года выпуска нашли на авторынке. Обошлись они недешево, в пять бутылок «Солнцедара», по рублю и пять копеек каждая. Это вино возили из солнечного Алжира в Новороссийск танкерами, где разливали по бутылкам, которые народ называл «огнетушителями». Так молодое государство расплачивалось с СССР за оружие. И присказка была: «Не теряйте время даром, заправляйтесь солнцедаром».

Это попутные мелочи. Главное, зачем был нужен прицеп?

Оказалось, когда строили Гранитный ГОК на реке Гаврило, что ниже Костенок на Дону, Перпендикуляров наткнулся на пласт из песка и глины, переполненный костями древних животных. Поздние мамонты, носороги, длиннорогие зубры, пещерные львы. Встретил Евсей Моисеевич и челюсть редкостного альпийского слона. Описания с удовольствием печатали в СССР и заграницей.

Жил Перпендикуляров в собственных «жигулях» на краю ржаного поля. Тогда это было безопасно. Варил дважды в день на бензиновом примусе «молодильную кашу» (так на Руси звали варево из зеленой ржи), грузил в прицеп, слепленный Данилой из пустяков, огромные кости. Коричневые шли из песка, белесые и зеленоватые – из глины. Чтобы не пропустить ничего, сидел днями у шагающих экскаваторов, «выпасал» своих зверей. Чтобы рабочие не вредничали и не спускали в отвал находки, покупал им ежедневно в сельмаге по паре «огнетушителей» с «солнцедаром». Начальство карьерное его не любило. Опасались, из-за раскопок могут добычу гранита приостановить. Удивительное дело, но местный райком партии в Петровске против ожиданий поддерживал профессора. Велел добытчикам гранита ему не мешать. Значит, было бескорыстное уважение к науке, ныне утерянное. Особенно к тем разделам, которые дают, конечно, новые знания о природе, прошлом, но к быстрой прибыли отношения не имеют. Жак Паганель, симпатичный рассеянный географ Жюля Верна, выглядел бы сейчас существом не от мира сего. Никчемным ботаном, хранителем ненужностей.

Тем не менее, не смотря на такое отношение рвущегося к баблу общества, Паганели ему объективно нужны. Как первопроходцы, толкаемые в дорогу бескорыстным любопытством. Расходов и головной боли от них нет, а найдут что, можно сделать, например, объект-достопримечательность для втюхивания туристам. Кафешку рядом открыть. Экскурсовода за рупь в месяц нанять.

Евсей пробил даже решение областных экологов о необходимости исследовать гранитный карьер у села Шкурлат в связи с обилием костного материала, не меньшим чем в Костенках. Теперь собственник по закону был обязан пожизненно оплачивать исследования на своей территории. Чтобы научный материал не пропал. Но ставший собственником некий Непойманный имел другие планы. Больше Евсея к гранитному куполу не пускали. Вскоре средства предприятия оказались на Кипре, а их несчастный хозяин Непойманный сел на три года.

– Так и было, – сказала Адель. – Я в том ГОКе выпускала многотиражку «Гранит». Много писала. Надо было спасать советские еще теплицы, которые подкармливали рабочих. Они Непойманному не нужны. Людей увольняли, хотя на гранитный щебень был спрос. Вот и закрыли газету.

Так в тихой беседе долетели они до реки Осереди. Посмотрели сверху на долину маленькой речки Гаврило, на перегибе которой добывали гранит.

– Это и есть Нижняя река из твоей сказки, Данила?

– Конечно! Но чтобы нашу сказку, а точнее, реконструкцию, продолжить, нам нужно пообщаться с Евсеем Моисеевичем Перпендикуляровым. Единственным на Земле знатоком местного «кладбища костей» на реке Гаврило.

– Господи! Ты говорил, что когда был молодым этот… Евсей уже был стариком. Ты когда был молодым? Неужели Евсей еще жив?

– Однозначно, жив. Я говорил, Евсей питается «молодильными кашами»? Вот! И сохранился.

Адель в каши не верит. Было бы так, все их ели. А трескают другое. Кто щи, кто бургеры. Решили профессора навестить. Данила настаивал: будет интересно. А ей как «золотому перу» (шутка) еще и полезно.

Данила полдня сидел за компьютером. Нашел электронную почту Евсея. Написал письмецо. Ему ответили. У профессора и скайп оказался.

Наконец, Адель смогла рассмотреть на экране человека, которому, страшно сказать, сто четыре года! Ожидала ветхость и утлость невероятные. Немыслимое переплетение морщин, Невнятный язык. Полное беззубие. Последнюю стадию деменции. Ан нет. Евсей Моисеевич выглядел немолодым кавказцем, спустившимся с гор на равнину. Без очков и слухового аппарата (последний, оказалось, все же был, но внутриауральный, в ушной раковине). Сидел перед экраном прямо. Отвечал быстро. В какой-то момент встал, чтобы показать свое помещение. Повернул планшет налево, направо. Адель заметила множество ящичков с зелеными всходами. Стеллажи с крупными костями. На экране крупным планом ударный объект – челюсть со страшными зубами. Пещерный лев.

По скайпу мало, что рассмотришь. И нет ощущения реальности. Все непонятно. По счастью, Данила и Адель получили приглашение посетить старца. Когда? А что откладывать? Давайте завтра!

И вот Данила и Адель ищут частный дом на улице Социалистической в Пересветовске. Микрорайон Осиновая Роща. Осин, вопреки названию, нет. Единичные дубы-великаны. Им полтора века. Тогда на здешних пустошах был дом архиерея.

Немцы с мадьярами в войну стояли в пятистах метрах. Славно отдубасили снарядами округу. Металлоискатель звенит уже на расстоянии от дубов, столько в них осколков. Поисковый магнит льнёт к деревьям, с трудном отстает. По той же причине.

Стынут под ветром поздней осени хрущевские пятиэтажки, поздние высотки новостроя. Серенький мир, но нет-нет, а на детской площадке летом вдруг распустится необычный цветок. Под стеной гаража-самостроя покажет признаки жизни древняя изуродованная туя. История силится напомнить внимательному глазу: об архиерейском подворье, Ботанической балке, где разводили первые в крае помидоры. О народниках «Земли и воли» Георгия Валентиновича Плеханова. Славно те пошумели на этих пустырях летом 1879 года! Гремело плехановское: «Люди ищут пути на небо по той простой причине, что они сбились с дороги на земле».