Константин Шахматский - Ворона кайская

Салтыков усмехнулся.

– Но я же не лезу с ними в печать! – Семенов стукнул кулаком по столу так, что коллежский асессор вздрогнул, – И не кричу на каждом углу о своей неподкупности, а уж тем более – не противопоставляю себя обществу, вот, мол, какой я особенный. Отнюдь! Я просто выполняю возложенные на меня обязанности. И не плачу: как мне плохо! как мне трудно! меня никто не любит!

– Так что мне теперь делать?

Николай Николаевич встал из-за стола и подошел к погрустневшему чиновнику.

– Ты еще не понял, голубчик?

– Нет.

– Работать и перевоспитываться. За этим тебя сюда и выслали. Ведь получается так, что сам Государь Император озабочен твоей правильной жизнью не меньше тебя самого. Как бы парадоксально это не прозвучало.

– Я работаю, – обиженно проворчал Салтыков.

– Я вижу, – буркнул губернатор под нос, – По части обольщения замужних дамочек.

Повисла неловкая пауза. Салтыков молчал, опустив голову. Начальник губернии задумчиво прохаживался по кабинету, заложив руки за спину.

– Впрочем, – прервал молчание губернатор, – У тебя есть возможность реабилитироваться. Кажется, сама судьба заинтересована в твоем перевоспитании. К тому же, всякий раз находятся люди, которые хлопочут за тебя, искренне желая твоего исцеления.

– Я весь внимание, Ваше превосходительство, – отрешенно произнес Михаил.

Николай Николаевич изучающе просмотрел на чиновника, словно бы оценивая его возможности. Может статься, что губернатор остался-таки недоволен увиденным, но более вероятно и то обстоятельство, что ничего другого в данной ситуации ему просто не оставалось.

– Ну, вот что, голубчик, – сказал он, – Специально для тебя важное поручение. И далеко от дома, и времени на размышления хоть отбавляй. По Слободскому тракту скатаешься.

– Это куда?

– В Кай. Фон-Людвиг отрапортовал, что беспорядки там. Справишься, – так и быть, помиримся. Еще и к ордену тебя представлю, …наверное.

– Хорошо, – вздохнул Салтыков.

– И помни, что я тебе сказывал, – кивнул губернатор.

***

Потратив остатки рабочего дня на утрясание канцелярских дел и получение командировочных, он так и не успел ничего предпринять в отношении дел сердечных. Крах в affaires d’amour 2 2 любовные дела (фр). был так некстати. Уезжать с разбитым сердцем – самое плохое, что можно выдумать. И что подумает про него Лиза, терзаясь в неведении относительно его, Михаила, внезапном исчезновении? Может, написать ей? Хоть пару строк. Запрета на письменные послания от Екатерины Ивановны, кажется, не было.

Салтыков сел за стол, выбрал приличное перо, и открыл чернильницу. Он мучительно трудно подбирал слова для объяснения с девушкой, отчего его нервно потрясывало.

«Милая Бетси, – начал он, стараясь делать свой почерк как можно разборчивей, – Скорее всего, нам не удастся встретиться до моего отъезда в очередную командировку, поэтому спешу принести свои глубочайшие извинения и написать пару строк в свое оправдание…»

Нет, не так! Михаил задержал на минуту дрожащую руку. Бедняжка может не знать о его недавнем разговоре с Екатериной Ивановной. Скорее всего – так и есть. Прозорливая мать пощадит чувства дочери и оставит в неведении относительно выдвинутого молодому чиновнику ультиматума. Право, зачем лишний раз волновать впечатлительное создание, нанося ей душевные травмы? Ведь все преступления, в которых пытаются обвинить его, Михаила, еще не доказаны. Извиняться перед Лизой нужно в другом.

«Дела службы, – продолжил Салтыков, – вынуждают меня оставить Вятку на неопределенное время. Но обещаю, однако, нет, жертвенно клянусь, что не позволю тебе состариться и покрыться морщинами прежде, чем моя нога снова ступит на порог твоего дома. Я таки уверен, что очередная командировка окажется необременительной и, через неделю, или около, ты вновь увидишь в своей гостиной цветущего и улыбающегося Мишеля, дабы с интересом выслушать очередные захватывающие рассказы о новых землях и пережитых волнениях…»

Салтыков вытер рукою пересохшие губы. Трудно держать мину при скверной игре. На душе, мало того, что скребли кошки, они там еще умудрились нагадить. Нагадить, и растереть в виде нелепейших сплетен о его, якобы, похождениях. Ну, что может стоить пара невинных поцелуев в щеку; несколько высказанных на людях признаний в любви и всецелой преданности; вечерняя прогулка в парке с женщиной, на много старше тебя? Ничего, ровным счетом! Разве что снисходительной улыбки во след, или дружеского похлопывания по плечу, мол, давай, брат, не посрами. Но, нет же! Заскучавшему обывателю надобно сделать из этого acte honteux 3 3 Постыдный поступок (фр). , выходящий за всякие рамки приличия… Вздор! бред! ненавижу!

«Ах, да! – спохватился он, – Чуть не забыл! Передала ли тебе любезная матушка мой маленький cadeau 4 4 Подарок (фр). , что так поспешно был оставлен мною на столике? Дела, не терпящие отлагательств, потребовали моего беспардонного исчезновения, за что я и вынужден просить у тебя прощения. К тому же мы, кажется, планировали устроить урок музыки, который так же не состоялся по причинам от меня не зависящим. Прости и за это. Смею надеяться, что других упущений с моей стороны не предвидится.

Итак, до скорой встречи, моя милая Бетси.

Твой навеки Мишель.»

– Гришка! – позвал Михаил.

Из боковой комнаты появился второй камердинер Григорий, в помятой рубахе с расстегнутым воротом. В руках он держал влажное полотенце.

– На-ка, вот письмецо! Отнеси сей час в дом вице-губернатора.

– Не поздновато ли? Вечереет.

– Ничего не поздно! Письмо срочное. Для Елизаветы Апполоновны.

– Вот еще, развлечение, – проворчал камердинер, вытирая о рубаху мокрые руки, – в ночную слякоть через пол-города топать. Я же только воду нагрел, чтоб компресс ставить!

– Не ворчи, каналья, – насупился Михаил, – Ступай. Я сам справлюсь.

В боковой комнате, тем временем, кашлял и постанывал на своем топчане хворый Платон. Его мучала жаба 5 5 Ангина, устар. , и Гриша, узнав о срочной командировке хозяина, принялся срочно ухаживать за больным со всем присущим ему рвением.

– Платон, ты как? Держишься?

– Да, барин, – прохрипел Платон, – Жив еще.

Надо бы им денег оставить, – подумал чиновник, устраивая на горле у старика горячее полотенце, вощеную бумагу, и клочок шерстяной ваты, – рубля три. Микстуры нынче дороги. Да все на спирту. Как бы подлец Григорий сам не выпил.

Ворота сарая трещали, готовясь рухнуть под натиском напирающей с улицы челяди…. Городской голова Гурдин беспомощно скользил ногами по земляному полу, усыпанному грязной соломой, и кричал: