Алёна Макаренко - Пусть аисты вернутся!

Математика мне давалась с большим трудом, но с Олегом к середине учебного года мы освоили таблицу умножения.

В моей русскоязычной семье ждать помощи с украинским языком не приходилось.

Тогда Женька терпеливо пояснял, почему то или иное слово, которое я использовала в своей домашней работе, неправильное. Он говорил: «Не той відмінок, Сніжано. Це має бути Давальний. До речі, який відмінок я використав, коли звернувся до тебе?»

– Відмінок? – переспрашивала я.

– Падеж по-русски, – говорил он.

– А. Ну, странный этот відмінок.

– Да Кличний, Господи ж, – он в сердцах ударял руками по коленям. – Ты ж в Украине живешь.

– То да, – я соглашалась, – и мне очень нравится, когда красиво говорят. Вот ты говоришь красиво, лучше нашей укрмовши.

– Не підлабузничай, – говорил Женя.

– Женечка, я не лабузничаю, в смысле не подлизываюсь, просто так считаю!

Я всегда твердо, как баран, доказывала свою позицию, и как раз подлизываться ни к кому не собиралась.

– Отож тебя в школе и не любят, – ржал Руслан, – там любят вечных подхалимщиков. А мы полностью развенчиваем стереотипы об отличниках и хулиганах. Как переживут это люди? – он картинно закатывал глаза, как наша директриса при виде нас в коридоре. – Прямо не знаю. Будут капли пить… сердеШные.

– Женечка, ты почитай мне «Лісову пісню», ты обещал. Ты говорил, что там много всяких русалок, другой нечисти, прямо как в нашей школе – я, по-детски, подергала Женю за рукав.

– Отсмеявшись, он сунул мне в руки книжку в тонкой обложке, где была красиво нарисована девушка с распущенными волосами в венке:

– Это Мавка, Снеж, – сказал он. – Почитаешь – поймешь. Прочитаешь – обсудим.

Поэтому, несмотря на мои очень плачевные оценки, обилие замечаний, прохождение дедовой лозины по траектории моей спины, я была не совсем безнадежной. Просто, можно сказать, мы были голосом революции в образовании. Хотя множество пробелов, конечно, было.

Но не уверена, что школа может их восполнить. Разве что действительно настоящие учителя. Таких в нашей школе было человека три, да и то, у меня они не преподавали.

А еще у нас не было начальной школы. Просто учителя-предметники вели уроки. Классный руководитель вел нас от первого до последнего класса. Наверное, так дешевле было – не нанимать учителей начальных классов, а спихнуть на тех, кто работал в школе. Но у них и подхода не было к детям. С таким же успехом мой дед мог бы что-нибудь преподавать.

Стиснув зубы и зажмурившись, я пережила три урока, оставался последний – рисование. Мальчишки открыли мне страшную тайну. Оказалось, что учительница по рисованию была на самом деле учителем черчения. Тогда до меня дошло, откуда у нее все такое пропорциональное и выверенное, без какого-либо полета фантазии.

– Сегодня мы будем рисовать птичку на дереве, – сказала Марья Никитична.

– А птичка разве может под линейку нарисоваться? – задала я вопрос со скрытым подтекстом.

– Лекалами можно, – пошутила (пошутила?) она.

– Ё-моё, – не поверила я. – Может, еще этим транспортёром?

– Транспортиром, – поправила она меня, – остроумная наша.

И мы принялись рисовать птичку.

– А все равно какую? – снова спросила я.

– Хоть аиста, – она махнула на меня рукой. – Хотя, зная тебя, ты, как всегда, выпендришься и нарисуешь попугая.

– Могу этого, – решила я попаясничать, – розового, длинноногого, ну, как его?

– Фламинго? – предположила она.

– О, во-во, я на картинке видела.

– Да рисуй, что хочешь, – сказала она и покачала головой.

Новая манера в постановке задачи мне понравилась, поэтому я и изобразила фламинго, рядом аиста, а на ветке разноцветного заморского попугая.

Она взяла мою работу и впервые поставила «пятерку».

– Раз тебе не подходят вороны, синицы и воробьи, пусть будет эта заморская пестрятина, – сказала она.

– Так лелеки-аисты ведь наши, – запротестовала я.

– Умная ты моя, а напиши-ка мне сочинение на следующий урок об ареалах обитания аистов.

«Каких «оралах?» – не поняла я, но промолчала. Вслух сказала:

– По рисованию сочинение – это жесть.

– «Жесть» – это сталь, – спокойно сказала она.

Мы шли от нашего стадиона, проведав Найду. Вдоль забора, ограждавшего «Голубую Десну» от других баз, была тропинка. Возле турников стояла проржавевшая «вертушка», через которую можно было пройти к бывшей столовой. Сейчас она побитыми и обгоревшими окнами смотрела на проходивших. У старого турника увядал куст белладонны. За него зацепилась тонкая паутинка, ветер был слабый, поэтому она едва тянулась куда-то вдаль. Видимо, вот оно и наступило – бабье лето.

Возле «Голубой Десны» располагалось еще несколько баз. На одну из них можно было легко попасть – ни охраны, ни завхоза, никого.

Домики были добротные, выкрашенные в коричневый цвет. Двери, абсолютно новые, почему-то были либо открыты, либо приоткрыты, поэтому можно было увидеть, что в домиках свежие обои розового цвета.

– Нормальный такой интерьерчик, – Руслан стал на пороге. – Все новое, но никем не тронутое.

– Может, тут живет вся нечисть Гоголя и Леси Украинки? – Женя быстро схватил меня за талию, и я закричала от испуга. Друг расхохотался, а потом резко замолчал.

Я открыла глаза, и мои волосы встали дыбом. Метров за десять от нас стоял короткостриженый парень возраста моих мальчишек и дед с велосипедом. У них был злой взгляд, леденящий, пробирающий до самых костей. Мне показалось, что на улице резко стало очень холодно. Мои Трио Справедливости, Три безбашенных хулигана, гроза села Пуховка, стояли, как вкопанные, и молчали. Я быстро взглянула на руки Олега, рукава рубашки которого были подкатаны до локтя, и увидела на них «гусиные лапки», какие появляются от холода или страха.

Мальчик со страшными глазами двинулся в нашу сторону. Не знаю, как объяснить, ведь в привидений я, правда, не верю, но он будто плыл. Ни одна ветка под ногами не затрещала, движения были плавными, и он безотрывно смотрел в глаза. Как я понимала, в глаза каждому, что просто нереально, если учесть, что нас было четверо. Серые глаза, совсем не такие, как у моих деда и матери, были просто страшными. Таких страшных глаз я еще никогда не видела.

– Не ходите сюда, тут пятно.

Я услышала это, и мальчишки услышали. Мое сердце колотилось и в ушах, и в пятках, и в желудке. Мальчишки бежали, причем Олег держал меня за руку. Отдышались уже на территории «Дельфина», куда с этой «проклятой» базы можно было попасть.

Женька пытался отдышаться, и попутно крестился, приговаривая: «Чур мене, чур».

Олег взялся за голову:

– Это точно чертовщина какая-то.

– Пригвоздили к месту, без какой-либо силы, а глаза… – Руслан посмотрел на меня. – Снежик, ты нормально? – он потеребил меня за плечо, и я вскрикнула.