Алёна Макаренко - Пусть аисты вернутся!

Он не разозлился, а мягко улыбнулся.

– Снегурка, а то как же? Ты ж она и есть. Когда ты в настроении, то даже сносно разговариваешь по-украински.

– Деда, – я хитро сощурилась, – вот как ты можешь судить? Ты ж по-украински, прости, ни бе, ни ме.

– Да не так со мной все потеряно, – он ухмыльнулся. – Мирного ж осилил. А не рано тебе еще такое читать?

– Мальчишки мне разные книжки читать дают: от «а-ба-бы-га-ла-ма-ги» [3] Иван Франко «Грицева шкільна наука». до «Лесной песни» Леси Украинки, – гордо сообщила я.

– Ну, хорошо, – он похлопал меня по коленке. – А они тебя не обижают?

– Книжки? – я засмеялась.

– Парни, – объяснил он.

– Дед, мои друзья меня всегда защищают, – сухо ответила. – Не в отпетых хулиганах порой вселенское зло. Иногда нужно за ангельским нимбом искать спрятанные рога.

– Философский бред, Снежа? – он засмеялся.

– Что, знаешь, как я именую твои состояния души, окуренные трубкой? – задорно сверкнула глазами.

– Ты даже не представляешь, сколько всего я знаю, – он ухмыльнулся.

– Дед, так я в Киеве родилась? – Если он рассчитывал, что я так легко сдамся, то он глубоко ошибся. Настроение его снова превратилось в минорное.

– Угу, – буркнул он.

– А мы же живем тут?

– А ты против?

– Нет, скажу честно: я счастлива, что живу именно здесь. Тут самое настоящее детство.

Правда, я бы на «Голубой Десне» жила, – мечтательно подумала о кирпичном роскошном доме на территории базы, рядом с которым цвели катальпы.

– Тю, странная ты, – заключил дед. – Тут твой дом, а тебе базу какую-то подавай.

– Деда, там моя душа, – серьезно сказала я.

– Ну, ладно, ладно… – он снова замолчал.

– Расскажи мне о маме. Я даже не знала, что она русская. А ты тоже?

Он снова тяжело вздохнул и взял трубку.

– Не против? – спохватился он.

Я разрешающе махнула рукой и закашлялась, потому что горло все еще немного першило – пока еще голос вернется. Дедушка посмотрел на это и, не поджигая, просто сунул трубку в рот.

– Я в Сибири родился, – начал ростислав Андреевич. – Там красиво: ягоды, грибы, медведи, но и зимы суровые. Потом поехал поступать в военное училище, после окончания которого с молодой женой – твоей бабушкой, приехал обратно. – Грустно-грустно дед посмотрел на меня. – Ты чем-то очень отдаленно похожа на нее. Хотя ты явно в породу своего отца: и глаза его – ни то, ни се, волосы цыганские, хоть он и не цыган, – дед фыркнул.

– Деда, – прервала я, – ты можешь как-нибудь не так предвзято, а то я и так знаю, что ты меня не любишь, а когда смотришь и сравниваешь с отцом, появляется чувство, что ты меня ненавидишь.

– Да с чего ты взяла? – он недоуменно посмотрел на мою физиономию и потрепал по голове.

– Потому что, дед, – почему-то сильно обиделась, провела рукой по волосам, отбросив их на спину, – у мамы тоже волосы так вились, как у меня, – волночками.

– А на краях барашком… – он улыбнулся так задумчиво: маму вспомнил наверняка. – От каждого родителя понемногу. А будешь дуться – не буду рассказывать.

Я спохватилась и уставилась на деда любопытными глазами:

– Рассказывай!

– Так вот климат в Сибири очень суровый. Твоя бабушка с юга России, поэтому ей было очень тяжело адаптироваться к вечным холодам, огромным комарам и деревянным хатам. Она была совершенно городским человеком, потому, думаю, начала чахнуть. Через несколько месяцев после того, как родилась твоя мама, не стало твоей бабушки. Она заболела воспалением легких. Хотя, считаю, болезнь усугубилась ее подавленным настроением и недоспанными ночами.

Твоя мама в раннем детстве очень болезненной была. Меня на службу вызвали в воинскую часть. Так как я остался один с ребенком на руках, то нам выделили в столице бывшей УССР временное жилье, и я растил Аню сам.

– Аня в целом меня радовала: умничка, отличница, что не олимпиада – первое место, стихи писала, сочинения потрясающие. Потом мы переехали в другой город под Киевом, где был… – дед посмотрел куда-то сквозь меня. – Где был, скажем так, военный объект. Там мама также блистала своими успехами. Со службы встречала меня горячим обедом и светящимися серыми глазами. Помню, заколет волосы «мальвинкой», и они на солнце отливают ярким светом. Ты же помнишь, какие у мамы были волосы?

– Спутанные лохмы? – жестко спросила я.

Дедушка осуждающе на меня посмотрел.

– Она тебя родила…

– И толку?! – вскинулась.

Он сжал кулак, а затем отвесил мне пощечину. Я расплакалась и убежала в свою комнату.

Лежала, уткнувшись в подушку, и продолжала реветь от несправедливости жизни. Понимаю, что мать меня родила, и я должна быть ей благодарна. Но животные тоже рожают. Кукушка своих птенцов подбрасывает в чужие гнезда, где, не факт, что ее дети выживут. «Да Найда более заботливая мать. Как она переживала из-за своих щенков!» – Эти мысли заставили меня еще больше разреветься.

Дед где-то через час сам зашел ко мне, я почувствовала, как пригнулась кровать под его весом и демонстративно отодвинулась на самый край. Он неловко погладил меня по голове.

– Снегурка, ты не плачь, ты еще сильнее заболеешь.

Подняла на деда заплаканное лицо, слезы-горошины катились по щекам, а обида так сердце давила, что оно начинало болеть.

– Я пыталась любить маму, а она готова была меня убить. Я ходила, как по минному полю, боясь сказать лишнее слово. У вас всегда с ней были какие-то тайны от меня. И меня она воспринимала, как злейшего врага. Да меня никто так не ненавидел, как она. А ты, дед!

Ты ведь бил меня по поводу и без повода.

– Это неправда, – тихо сказал он.

– Это правда! – зло захрипела я (могла бы – заорала). – Ты помнишь, мне пять лет было, я спросила, почему меня заразной называют, в какую-то зону, говорят, чтобы ехала. А я что, зечка?! – я расплакалась еще сильнее. – А ты меня тогда лозиной побил, вместо того, чтобы с людьми разобраться. Ты кричал, чтобы я не вспоминала никаких зон. А я вот вспомнила, – едко уколола я, – тоже бить будешь?

– Снегурка, ты прости, я так много ошибок совершил. Я потом тебе расскажу, обещал ведь, просто с этой болью жить тяжело, – он совсем понурился.

– Да с какой болью? – не выдержала я. – Ты найди во мне какое-то утешение, я что, зло вселенское? Я внучка твоя, вроде бы.

– Да не «вроде», – он улыбнулся, – ты внучка моя. Упрямая, как вся наша семья.

– Ладно, – смислостивилась, потерла кулачками, как детки маленькие, глаза и уставилась на деда. – Рассказывай дальше. Только без нравоучений. Я сама решу, с чем согласна.

– Развитая, как мама, но с таким сложным характером… – промурлыкал дед.

– Дед! – прикрикнула на него и, похоже, голос, прорвавшийся на секунду, теперь покинет меня дня на два вовсе.

– Твоя мама в 14-ть лет встретила парня. Он был старше, поэтому ты поосторожнее со своими дружками…