Кая Белова - Пайнуорд: Место под соснами. «Берегись секретов этого леса…»

– Круто, пусть все сразу знают, с кем собираются связаться, – девушка весело подмигнула. – Что будем слушать?

– Сегодня ты выбирай, – сказала я, выезжая на дорогу.

Кэти немного покопалась в бардачке и выудила оттуда потрепанного вида диск «The Rolling Stones», давным-давно подаренный кем-то из кузенов.

– Да будет рок-н-ролл! – воскликнула она, включая музыку. – Ты же знаешь, что современная музыка тоже существует?

– Догадываюсь, Капитан Фиолетовая Очевидность.

Ранним утром «Пайнуорд Хай» всегда напоминала копошащийся муравейник. К восьми часам школьная парковка уже заполнилась учащимися – все спешили на занятия. Мы оставили машину и уныло побрели ко входу в главное здание. По дороге я бросила взгляд в сторону спортивного зала, у дверей которого футбольная команда расположила мемориал памяти Курта Джонса. Целая конструкция из цветов, плюшевых мишек и зажженных свечей, а в центре – тот самый портрет в деревянной рамке с красноречиво лежащим рядом футбольным мячом. Со стороны создавалось впечатление, будто еще немного, и «Пайнуорд Хай» единогласным решением увековечит своего защитника в камне.

Несмотря на всю мою обоснованную неприязнь к личности Курта и его сомнительным достижениям, назойливая мысль о том, что кто угодно может просто перестать существовать в один день, не давала покоя. Всего лишь семнадцатилетний парень, кем его запомнят? В лучшем случае заурядным спортсменом, одним из многих, в худшем – задирой из старших классов. И он уже никогда не добьется большего просто потому, что кто-то другой возомнил, что имеет право лишить человека жизни. Днем ранее все мечты и амбиции этого парня оказались навечно погребены на глубине шести футов под слоем могильной насыпи. Бедные его родители, какое это горе – потерять ребенка, но, во всяком случае, они смогли устроить настоящие похороны и по-человечески попрощаться с сыном. Матери Пейтан даже и этого утешения не предоставили.

В глубине главного здания мы с Кэти направились к шкафчикам. Ступая по переполненному учениками западному коридору, невозможно было не заметить, что лица большинства из них, за исключением спортсменов, коллективно надевших на руки черные траурные повязки, не выражали ни малейшего признака скорби. Каждого занимали его собственные, куда более волнующие проблемы: экзамены, влюбленность, социальный статус. Типичные трудности в жизни обыкновенного подростка из маленького городка, спрятавшегося от остального мира в густых сосновых лесах.

Кабинет мистера Кармайкла, учителя английского, располагался в дальней части школы, и мы с Кэти, отдав друг другу наше фирменное эффектное рукопожатие, разошлись по разным сторонам. Всю дорогу до класса на глаза то и дело попадались расклеенные по стенам листовки с высказываниями известных писателей. Предполагалось, что мысли людей, живших три сотни лет назад, должны нас мотивировать.

Мистер Кармайкл выглядел так, будто страдал непроходящей сенной лихорадкой. Вечно подавленный, с постоянно влажными глазами – в них, должно быть, скапливались невыплаканные слезы от работы школьным учителем, – он был мужчиной средних лет в толстых очках, отличавшимся склонностью к подчеркнуто затянутым монологам. Кроме того, речь его была такой монотонной, что порой от скуки хотелось заснуть и не проснуться. Тот день не стал исключением: вот уже двадцать шесть минут учитель меланхолично повествовал о становлении американской поэзии пятидесятых годов. В такие моменты я бы, пожалуй, отдала любую конечность, лишь бы обрести способность перематывать время.

Отсчитывая буквально каждую минуту до окончания урока, я, стараясь не зевать слишком уж откровенно, принялась искать, чем бы развлечь себя на оставшееся время. Аудитория мистера Кармайкла была занята кто чем, но точно не поэзией: одни тоскливо рисовали закорючки на полях тетрадей, другие, подперев голову рукой, задумчиво озирались по сторонам, как и я. Через две парты от меня, тщательно перебирая каждую бусинку на плетеном браслете, сидела Натали – моя коллега по газетной редакции. Встретившись взглядом, мы одновременно закатили глаза. Натали и я никогда не были в особенно близких отношениях, так, просто хорошие приятели, но общие трудности, как известно, сближают людей.

Глядя на Натали, я вспомнила о предстоящем выпуске «Пайнуорд Хай Дайджест», который должен был выйти уже во вторник. Джастин Хилл, пропустивший вчерашнее собрание, сославшись на мигрень, так и не прислал материалы. Тихонько вырвав из тетради листок бумаги, я нацарапала на нем три слова крупными буквами:

«ДЖАСТИН. СОБАКИ. СРОЧНО».

Немного поразмыслив, добавила приписку:

«P.S. как себя чувствуешь?».

Мистер Кармайкл, казалось, уже и сам был готов заснуть – его речь с каждой минутой становилась все тише и монотоннее. Если современная действительность и не высосала из человека жизненные силы, то это точно сделала государственная школа.

Удостоверившись, что учитель не заметит, я одним ловким движением перебросила записку Джастину, сидевшему по диагонали от меня. Парень, казалось, сперва вообще не заметил листка – так сильно он задумался, но потом вздрогнул и рассеянно развернул клочок бумаги. Испуганно взглянув на меня, он сделал пару закорючек карандашом и перебросил записку назад.

«прости. закончу к понедельнику. уже получше, спасибо, что спросила».

Я подняла большой палец в знак одобрения, и Джастин смущенно улыбнулся, разведя руками. Выглядел он, откровенно говоря, не очень. Темные круги под глазами сильно выделялись на болезненном лице. Пожалуй, не стоило наседать на парня – он ведь тоже заслужил немного отдыха. В конце концов, собаки из приюта не конкуренты главной звезде выпуска.

Если честно, о Джастине я знала не так уж и много. По сути, только то, что его родители были очень религиозны. Этот факт и то, что парень частенько приходил в школу в синяках, уже служили достаточным поводом, чтобы сделать его объектом для насмешек среди избранного сообщества болванов-качков «Пайнуорд Хай». Не то чтобы Джастину доставалось больше остальных, но проблем, очевидно, хватало и дома, а тут еще и школа. Все это подкреплялось его природной застенчивостью и ожидаемо выработавшейся в таких тягостных условиях замкнутостью. Тем не менее, на доброе отношение к себе он старался отвечать взаимностью и вообще производил впечатление тихого, но смышленого парня.

Резкий звонок, громовым раскатом раздавшийся в ушах дремлющей аудитории, едва не заставил меня подпрыгнуть на месте. Сон как рукой сняло. Быстро сложив тетради и остальные вещи в сумку, я хотела было сказать Джастину, чтобы он не беспокоился о статье, но, обернувшись, увидела, что его уже и след простыл. Ничего удивительного, мне и самой не терпелось поскорее сбежать оттуда.