Джин Инджелоу - Фея Мопса. Перевод Елены Айзенштейн

Кочергой и палкой дерутся они со свистом».

Сквайр промолвил: «Сражение свирепое, как никогда,

У всех офицеров».

Башенных часов старых звон уха достиг:

Тик, тик, тик.

Проснись, дочка, проснись!

Час проходит,

«Проснись! – шепчет дама – будь быстра,

Закуски гостей ждут с утра,

Скрипач вощит свой смычок».

Дочь сказала: «Жених ждет и ждет,

Чтобы увидеть невесты лик».

Бой новых часов его что прозвенит?

Тик, тик, тик.

Джек посмотрел на горячие коричневые скалы, первые на левом берегу, и потом направо, пока он не слишком устал. Наконец, берег справа стал плоским, и мальчик увидел прекрасный маленький залив, где вода была спокойной и где с краю пропасти росла трава. Он был так обрадован этой перемене, что поспешно закричал: «О, как я желаю, чтобы моя лодка плыла по этому заливу, и пусть бы я здесь высадился».

Пока лодка не изменила своего курса, как если бы кто-то управлял ею, и не устремилась к заливу так быстро, как только могла, он молчал.

«Как странно! – подумал Джек. – Удивительно, лодка точно не собиралась заходить в этот залив. Однако я думаю, мне нужно будет оставить ее теперь одну, и, очень может быть, мне захочется высадиться здесь».

Когда они пришвартовались к берегу, вода была такая мелкая, что можно было видеть крабов и лобстеров, прогуливающихся по дну. Наконец киль лодки наткнулся на гальку, и только Джек начал думать о том, чтобы выпрыгнуть на берег, он увидел приближающихся к нему двух маленьких старых женщин, аккуратно управлявших идущей перед ними белой лошадью.

У лошади были корзины, по одной с каждой стороны, и, когда ноги Джека оказались уже в воде, он все же остановился и заговорил с одной из старых женщин:

– Не будете ли вы так добры, чтобы ответить, это Страна Фей?

– Что он говорит? – спросила одна старушка у другой.

– Я спрашивал про Страну Фей, – объяснил Джек; он подумал, что первая старушка могла быть глухой.

Старушка была одета в очень красивое атласное красное платье и, по крайней мере, не выглядела, как прачка, хотя потом оказалось, что она была одной из них.

– Он говорит, что это Страна Фей? – повторила она.

И другая, которая была в голубом атласном плаще, ответила:

– О, он что-то сказал?

И потом они начали опустошать корзинку с маленькими голубыми, розовыми, алыми блузами, пальто, чулками, и, когда сделали из всего этого две маленькие кучки, они преклонили колени и начали стирать белье в реке, не обращая на него никакого внимания.

Джек уставился на них. Старушки не были намного выше него, не обращали внимания на свою красивую одежду; потом он посмотрел на старую белую лошадь, с очень недовольным видом опустившую голову над приятной чистой водой.

Наконец женщина в голубом сказала:

– Я пойду теперь, я замучилась от моей работы.

– Да, – сказала другая. – Когда придешь домой, выпей чашку чая.

Потом она бросила взгляд на Джека, спокойно сидевшего в лодке, и сказала:

– Можешь ли ты ударить?

– Могу, если захочу, – ответил Джек, немного смущенный этой речью.

И красная, и голубая старушки стали выжимать свои одежды, сложили их снова в корзины, взяли под уздцы старую лошадь и начали осторожно руководить ею.

«У меня есть отличная причина, чтобы высадиться, – подумал Джек. – Я не удивился бы, если бы оказался в Стране Фей. Так как лодка пришла сюда, чтобы порадовать меня, я попрошу ее остановиться здесь, если захочу».

Поэтому он прыгнул на берег и сказал лодке:

– Стой точно, где ты есть, ладно? – и побежал за старыми женщинами, спрашивая их:

– Есть ли какой-то закон, препятствующий моему прибытию в эту страну?

– Тпру, – закричала женщина в красном, и лошадь остановилась, пока старушка в голубом не воскликнула:

– Никаких законов нет, насколько я знаю, но если ты чужеземец, лучше остерегись.

– Почему? – удивился Джек.

– Неужели ты думаешь, – сказала она, – что наша Королева будет заводить иностранцев?

Пока Джек размышлял, что она имела в виду, другая сказала:

– Я не удивлюсь, если он уедет через восемь дней. Но-о-о! – и лошадь пошла.

– Нет, тпру, – сказала другая старушка.

– Нет, но-о-о, я уже сказала тебе, – закричала первая старушка.

На это, к величайшему удивлению Джека, старая лошадь остановилась и проговорила, произнося в нос:

– Вперед, назад, как это может быть одновременно? Мне хочется «но-о-о», и мне также нравится «тпру». Но что делать вашей приятельнице, если вы руководите обе вместе?

– Почему лошадь разговаривает? – воскликнул Джек.

– Это потому что у нее холодная голова, – заметила одна из прачек. Она всегда разговаривает, когда ей холодно и что-то не нравится; что бы вы ни сказали, она не будет довольна. Бони, вперед!

– «Тпру» потом, – сказала лошадь и начала бегать.

– Она снова сказала, – отметил Джек, и лошадь засмеялась над ним, поэтому мальчик был немного встревожен.

– Похоже, твои лошади не говорят? – спросила старушка в голубом.

– Никогда, – ответил Джек. – Они не умеют.

– Ты думаешь, они не могут, – заметила старая лошадь, и, хотя она говорила человеческими словами, это не был голос, подобный человеческому.

Все же Джек почувствовал естественный тон лошади, и звук не возник только из ее носа.

– Когда-нибудь тебе откроется, возможно, – продолжала лошадь, – могут лошади говорить или нет.

– Я узнаю? – спросил Джек очень серьезно.

– Они РАССКАЖУТ тебе, – продолжала белая лошадь. – Я не буду с тобой, когда они поведают тебе, как ты их использовал.

– Вас дурно использовали? – обеспокоенно спросил Джек.

– Да, да, конечно, – вмешалась одна из женщин. – Она пришла сюда, чтобы снова все было хорошо. Это очень благотворная страна для лошадей, не так ли, Бони?

– Да, – ответила лошадь.

– Хорошо, пробегись там, дорогая, – продолжала старушка. – Почему? Ты будешь скоро снова молодой, ты знаешь, молодой, игривой, красивой, у тебя будет настоящий жеребенок, и вы сможете свободно присоединиться к компании на счастливых лугах.

Старая лошадь так утешилась доброй речью, что навострила уши и значительно ускорила темп.

– Лошадь позорно использовали, – заметила старая прачка. Посмотри на нее, какая она худая! Ты можешь увидеть все ее ребра.

– Да, – сказала другая, словно извиняясь перед бедной старой лошадью. – Лошадь становится грустной, когда думает обо всем, что она пережила. Но ей уже намного лучше, чем раньше. В Лондоне ее хозяин всегда носил длинный хлыст, чтобы бить ее, и никогда не говорил с ней вежливо.