Вадим Шильцын - Капканчики. Домыслы и враки вокруг приключений Бениовского

Спрашивается, на кой ляд переводить на нормальный наш язык непотребные звуки старого туземца? Дожил до седых мудей, а даже карандаша не видал! Чего умного он донесёт до нашего сознания? Он там, в своём 18-м веке, конкретно отстал от Европы, не говоря про наш, 21-й век информационного насыщения! Нам, людям будущего, он должен казаться чисто чухломой. Сейчас при помощи цифровых технологий и социальных сетей всякий лох может ощутить себя самым умным.

Плюнуть бы на того дедка смуглявого, да послать его, скотину, в рабство вместе со всем племенем. Этим, в общем-то, и занимались те самые белые цивилизаторы из просвещённых стран Сервантеса, Мольера и Бомарше. Вооружённые мощью огнестрельных мушкетов, они регулярно высаживались на Мадагаскар, шныряли по нему, отлавливали полуголых тех обезьян и увозили, чтобы продать за твёрдую валюту. Так двигался прогресс европейского просвещения, и до сих пор он так движется в отношении всяких там дикарей.

Но вот же незадача! Процесс европейского очеловечивания проходил мимо соплеменников этого самого старого вождя. В чём дело? Скорей всего, старик владел каким-то непонятным колдунством, благодаря которому спасал своих макак от неминучего плена и скотской гибели. Потому и в других племенах к нему относились с уважением, шли за советом, а на крайняк старались не обижать. За то и звали его ампансакабе. Это по значению близко к уважаемому доныне понятию – пахан. Значит, старик достиг вершины!

Отсюда мораль для молодёжи: в какой бы дыре ты ни оказался, хоть на зоне, а хоть и на химии, везде иди вверх! Если тебя все уважают и паханом зовут, значит, ты можешь немного расслабиться, и на некоторое время поверить окружающим людям. В долгую верить нельзя, но мальца можно, пока ничего не просят.

Если все местные дедушку так сильно уважали, то почему бы и нам не узнать, о чём насвистывал туземный авторитет? Не надо кривить харю из-за превосходства цивилизаций, или какого-то там карандаша. Карандаш – не повод забивать на мнение бугра, который отвечает за базар и умеет поставить себя настоящим императором, а не фуфелом.

Не место красит человека. Карте – место! Я видал парня, который понятия не имел про то, как пользоваться пластиковой карточкой, но при этом вскрыл банкоматов больше, чем ты консервных банок. Так что, не выпендривайся, а читай…»

Ампансакабе показывал соплеменникам карандаш и говорил: «Этот странный синий предмет в моей руке – заставляет меня видеть землю, которая далеко на севере. Там почти всё время холодно. Солнце там скупое, и поэтому людям приходится самим быть светлыми, как солнце. Там не найдёшь ночлега на открытом воздухе, потому что замёрзнешь и станешь твёрдым, словно камень. Там даже вода иногда становится камнем, а потому люди привыкли протягивать другим руку помощи.

В той стране жизнь теплится еле-еле, а порой замирает вовсе. Люди радуются ей, как мимолётному счастью. Насыщенность каждого мгновения кажется им драгоценным, но та драгоценность не застывает жёлтым металлом. Драгоценность той северной жизни имеет свойство исчезать. Их золото растворяется в земле, их серебро и алмазы превращаются в воду и утекают сквозь пальцы, а потому люди из той, далёкой страны – не станут ловить нас, чтобы обменять на деньги. Эти люди пришли сюда так же случайно и мимолётно, как всё в их жизни.

Я вглядываюсь в будущее, чтобы разглядеть там результаты их дел, но и в далёкой неизвестности не нахожу внятного ответа. Я вижу там людей, которые совершают нелепые действия и стремительные перемещения.

Хозяин этого синего предмета странным образом связывает людей будущего мира между собой. Они спорят о нём, пытаются вспомнить то, что далеко от них, или чего не было на самом деле. Я вижу необъяснимую картину, как далёкий человек будущего движется с огромной скоростью, но вместе с тем неподвижно сидит в железном сосуде. Он смотрит на плоский лист, но вместе с тем видит на нём обрывок нашего мира. Очень трудно осмыслить такое положение вещей, а тем более – объяснить…»

Сергей убрал в рюкзачок ту книжку, с морем и пальмами на обложке. Почитать не вышло. Слишком насыщенной оказалась жизнь в вагоне. То «Мрачные щи» исполняли ламбаду, то литературный спор меж пассажирами перерос в женское рукоприкладство с последующими криками, хоть и мужскими, но от того не менее бестолковыми. Отхлёстанный журналом баритонистый нахал – долго и беззащитно возмущался. Очевидно, он оказался настолько рыцарски воспитан, чтоб не отвечать обиженной даме встречным рукоприкладством, но не настолько рыцарем, чтобы снести побои молча.

Суета мешала сосредоточиться не только на чтении, но даже и на собственных мыслях. Взять хотя бы синий карандаш. Откуда он взялся в голове? С чего это вдруг ему думалось о карандаше, да так и не додумалось?

Куда бы уместней – не отвлекаться на вспышки побочной реальности, а довести до логического завершения хоть одну мысль. Но для этого всё должно было бы происходить как-то иначе. К примеру, вместо «Мрачных щей» вошёл бы в вагон сказитель с гуслями, и запел бы, перебирая струны:

«Хоть копайся в событиях прежних,

хоть просчитывай звёздный прогноз.

В утешительных добрых надеждах

часто скрыта причина для слёз.

Так, создав небеса и светила,

напоённые светом и тьмой,

в жизнь душа заблужденье впустила,

как условие жизни самой.

Сохраняет история сцены,

от которых мороз по спине.

Люди мрачные лезут на стены,

а другие стоят на стене,

и летят, кувыркаясь бескрыло,

с неприступной они высоты.

Кто-то хочет, чтоб всё это было.

Этот кто-то, представь себе, ты.

Победители пишут страницы,

зачастую изрядно приврав,

и уже никогда не добиться

точных сведений: кто же был прав.

Люди спорят, крича что есть силы,

и слюной переполнены рты.

Кто-то хочет, чтоб всё это было.

Этот кто-то, представь себе, ты.

Можно тешиться разницей взглядов,

можно крикнуть, мол, все дураки,

но вопрос: «А кому это надо?» —

углубляет ущелье тоски.

Не грусти, озираясь уныло.

За спиной догорают мосты.

Кто-то хочет, чтоб всё это было.

Этот кто-то, представь себе, ты.

Спросит Велес с глумливой усмешкой,

заслонясь византийским крестом:

«Угадай-ка: орёл, или решка

перед самым броском – не потом,

не тогда, как уже наступило

уточнение прежней мечты?»

Кто-то хочет, чтоб всё это было.

Этот кто-то, представь себе, ты.

Ты не помнишь, как всё начиналось,

и не знаешь, к чему всё идёт.

Кот в мешке – не такая уж малость.

Он – живой, или дохлый, тот кот?

Обезьяноподобная дева

вдруг прозрела: «О боже, змея!»

Кто-то яблоко сунул ей с древа.