Лина Луисаф - Рыбка в клетке

Я бы солгала, если б сказала, что ни на одно мгновенье, ни на самый краткий миг у меня не возникло идеи взять ежедневник и выставить его собственным призом, но уже секунду спустя я с презрением отмела эту затею, как недостойную и пустую. Зачем тогда вообще участвовать в “Золотой Рыбке”? Зачем было тратить столько часов на поиски, дорогу, участие, если можно было с самого начала купить любую безделушку и выставить ее своим призом? Никто не станет проверять, никто не возразит – кроме собственной совести. Если я сжульничаю, само участие в “Золотой Рыбке” станет бессмысленным. Она направлена на то, чтобы участники развивались, совершенствовались, меняли свою жизнь; это их и моя цель, ради этого мы готовы бежать за солнцем и искать конец радуги, и обход правил, искажение самой сути, самого смысла существования приложения – преступление против надежд, которые мы возлагаем на “Золотую Рыбку”. Я все силы бросила на этот конкурс, и я буду за него биться, какой б бесполезной тратой времени он мне не казался.

Я программирую себя на эту мысль, когда прохожу под аркой из воздушных шариков, прокручиваю ее, когда слушаю вступление, повторяю ее как мантру, пока ведущая рекламирует бренд и переходит, наконец, к желанной части. Мне нужен этот приз, мне нужна эта победа.

Я ввязываюсь – иного слова не подобрать – в первый же конкурс. Я заставляю себя не думать о проигрыше, не думать о провале, потому что они означали бы крах всему. Если не выиграю, потеряю еще больше драгоценного времени, и ушедших часов уже не наверстать. Увы, в нашем измерении время движется лишь в одном направлении, вспять его не повернуть, один и тот же момент не пережить дважды, и, к сожалению, я оказалась настолько глупа, что не осознавала этого раньше. За моей спиной – прорва пустых, бесполезных, безрезультативных минут, часов, дней, недель, месяцев, не скрашенные ни пищей для ума, ни физической работой для тела; и сейчас, когда я, наконец, это вижу, меня тошнит от собственной никчемности. Я не могу так больше продолжать, не имею права сводить на нет подаренную мне жизнь.

Толстый парень передо мной – у него светлое, улыбчивое лицо, и мой взгляд проходит мимо него, как нож сквозь масло, не завязнув и не залипнув, – изображает робота, ковано двигаясь под Селен Дион. Танец тростника достается мальчику под песню «Я – домовой». Он не знает, как танцевать танец тростника, он не знает даже, что такое тростник, поэтому это же самое задание достается следующему человеку – худощавому мужчине в ковбойской шляпе. Мужчина с энтузиазмом, хотя и немного нескладно колышется на воображаемом ветру – но это движения аэромэна, а не тростника. Выглядит натужно, и я отворачиваюсь. Я должна изобразить балерину под звуки тяжелого рока. Первое мое стремление – отказаться, послать весь мир к черту и отправить Старику пару-другую страниц отборного крепкого мата, – гордость еще не окончательно покинула душу, – но я сдерживаюсь. Мне нужна эта победа.

Мои руки растут из положенного места, пальцы неплохо справляются с тонкой работой. Я могу нарисовать приличный портрет; если потренируюсь, могу справиться с пейзажем. Мне нравится работать с деталями, в чем бы они не проявлялись – прожилки на рисованных листьях или рюши на игрушечных платьицах. Могу что-то сшить – одежду, несложную, но вполне пригодную для ношения, аксессуары, куклы. Куклы – особенно. Могу украсить или изменить что-то уже готовое – подрубить края брюк или украсить кружевом сумку. Я знаю, с которой стороны взяться за спицы, я связала себе свитер, когда училась в школе. Могу собрать какую-нибудь мелочь наподобие браслета или изготовить подвеску для цепочки. Могу крючком выложить салфетку. Пусть усидчивость не мой конек, и последнему сделанному мной изделию больше пяти лет, при должном усердии я могу продолжить в том же направлении.

Но вот чего я не могу – это танцевать или петь. Легкость, с которой мне даются поделки, прямо пропорциональна силе моего эстрадного таланта. Из меня нулевой артист, и это так же верно, как и то, что небо голубое, а брошенный камень падает на землю. Но если голосом я научилась управлять на уровне ораторского искусства, заставить его попадать в такт или принудить тело двигаться под музыку уже не могу. Это вне моей власти. И потому следующие три минуты войдут в историю торговли и мою как День Великой Скорби по Балету. Я сделала все, чтобы он умер.

Стоит ли говорить, что такого позора я никогда не испытывала? Пожалуй, нет.

Второй конкурс чуть менее подвижный – “Море волнуется”. Правила те же, только есть пара коммерческих новинок: каждый участник выбирает себе побрякушку по вкусу, и при слове «замри» должен застыть как в рекламе.

Я заняла второе место. А вот для участия в третьем конкурсе меня не отобрали. Ведущая с извиняющейся улыбкой сказала, что меня слишком много, и неплохо бы дать шанс попробовать свои силы и остальным. И нет, меня это не задело. Только понадобилось срочно позвонить, а в магазине так плохо ловила сеть, что пришлось выйти.

По дороге я ни о чем не думаю. Мне тепло и уютно, движение вперед мягко вдавливает мое тело в податливую плоть сиденья, уютно и по-домашнему колышется на ветру синяя занавеска с золотыми кисточками, покачивается на лобовом стекле зеленый амулет «Алла сакласын», справа, будто защищая меня от всего мира, уверенно и спокойно сидит мужчина лет пятидесяти. Я в коконе, в скорлупке, и сейчас мне нужно отсидеться, чтобы найти в себе силы двигаться дальше.

Я проезжаю свою остановку. Выйти – значит признать поражение, продумывать другие планы и претворять их в жизнь, и снова делать что-то новое и непривычное. Я пока не готова. Я протратила много времени, но дайте мне еще немного, чтобы прийти в себя. Еще немного иллюзии защищенности и покоя прежде, чем выйти и снова бороться за не меньшие иллюзии. Еще немного старого, ничем не разбавленного, привычного и изученного до деталей мирка, который не тронет и не обидит, потому что некому трогать и обижать. Еще немного побыть с головой, спрятанной в песок, потому что поднять ее значит увидеть что-то новое, куда-то двигаться и опять ошибаться, и натыкаться на косые взгляды и слышать смешки и шепотки, потому что неуклюжесть и неопытность написаны на лице и читаются в каждом шаге. Я вытащила голову ненадолго, получила по носу, и хочу обратно. Знаю, что нужно терпеть, что поставила целью поменять свою жизнь, но это так страшно.

За окном – город, которого я не знаю. Я никогда не была в этой его части раньше, это далеко от моего района, да и пора возвращаться. Мне не хочется выходить, но еще меньше хочется оказаться одной в неизвестном месте, поэтому на первой же остановке я схожу.