Лина Луисаф - Рыбка в клетке

– Вырывайтесь!

Крик превращается в хрип, люди внутри не слышат, пытаюсь крикнуть громче, бьюсь ладонями о стекло – просыпаюсь от боли.

Автобус подъезжает к моей остановке. Не успев полностью проснуться и уж тем более удивиться, я спешу на выход. Водитель пытается меня обсчитать: я чувствую, как подушечек моих пальцев касаются две монетки, но по какой-то нелепой прихоти они скользят, и одна остается в руках водителя. Он уже не молод, ему за сорок, у него приятное лицо интеллигента – и я с каким-то сторонним интересом наблюдателя, которого это не касается, позволяю себя обдурить. Ни он, ни я не делаем попытки это исправить, и оттого происходящее воспринимается бредовым продолжением сна. Пять минут спустя я уже не могу сказать, существовал ли этот человек наяву или попросту мне приснился.

Позже, уже в квартире, когда пытаюсь восстановить ясность разума и возвести четкую границу между увиденным и придуманным, вновь раздается телефонный звонок. Это стандартная мелодия вызова, я слышала ее тысячи раз и услышу – даст бог – миллионы. Но именно сегодня и именно сейчас мне чудится в ней что-то особенное, что-то зовущее. Это все тот же номер. Кто бы ни был на другом конце – определенно намерен добиться моего внимания, и не могу сказать, что я так уж против.

– Слушаю.

– Привет. Это я.

Голос знакомый. Измененный временем и искаженный расстоянием, но все равно знакомый. Сегодня просто день прошлого.

Какая картинка первой вспыхивает в вашем мозгу, когда кто-то произносит слово “школа”? У меня – кабинет географии. Ни хирургически стерильный кабинет русского языка и литературы с портретами бессмертных писателей и поэтов, выкатывающих со стен свои глаза; ни кабинет физики с кранами, опускающимися жалюзи и проектором; ни кабинет химии, составленный из разномастных парт и собранных по всей школе стульев; а именно кабинет географии, где проходили самые яркие уроки. Чистая доска – писали на ней крайне редко, – большие карты России и мира, заставленный красочными журналами и энциклопедиями шкаф. Смешливое лицо учителя. Проказливые мины одноклассников.

Среди них одно – “не-близкий-друг-но-и-не-просто-вместе-учимся”. Смешной, скуластый, кареглазый. Тонкий и гибкий как молодое деревце. Неуклюжий пока как медвежонок, но обещающий набраться сил. Открытый, теплый, дружелюбный, такой, что одинаково ровно общается со всеми – дикость там, где класс, взрослея, перестает быть единым целым и раскалывается по гендерному признаку. С оттопыренными ушами и инстинктами джентльмена. Невысокий на фоне вытянувшихся одноклассников. Немногим обладающий, но готовый поделиться тем, что есть. Сияющий ровным светом и остающийся верным своему слову тогда, когда достигнув взрывного возраста, перенимаем взрослые привычки и правила выживания. Носящий прошлогодний свитер опрятно и аккуратно. Снимающий кошек с деревьев. Готовый подстраховать, но не умеющий и не любящий врать. Не шибко спортивный, но всегда легкий на подъем. Рыцарь с портфелем. Тот, кто умеет мечтать и делиться мечтами – яркими, далекими, манящими. Тот, кто обыденность мог превратить в событие. Один из тех, кто растет без отца и уходит после девятого класса, потому что есть еще младший брат и на мамину заплату не прожить. Один из тех, в кого тайно, вопреки общепринятым стандартам, – не признаются в этом даже под страхом смерти – влюблены все девчонки класса.

– Пашка.

Губы сами собой раздвигаются в улыбке. Я не каждому человеку так радуюсь: искренне, без натуги.

– Узнала?

– Еще бы.

– Я звонил днем несколько раз – не дозвонился.

– Да, я не могла ответить. Как твои дела?

– У меня? Хорошо. Как сама? Что нового?

Тетради не хватит, чтоб описать. Еще в субботу двух минут было бы много, а сейчас и двух часов недостаточно.

– Нового? Все. Я очень рада, что ты позвонил.

Это просто невероятное, немыслимое, невозможное совпадение. Именно на поворотном пункте, на развилке двух дорог я сталкиваюсь с человеком, чей образ жизни является тем образцом, к которому я стремлюсь, которого хочу достичь. Что это? Знак? Подарок судьбы? Бонус от “Золотой Рыбки”?

– Может, встретимся?

Встретиться? Да. Да. Да, да, да.

– Давай. Сегодня?

– В семь устроит?

– В самый раз.

Мы договариваемся встретиться в ресторане, и я кладу трубку. Усталость после насыщенного дня присутствует, но отошла на задворки тела, обещая напомнить о себе перед сном. По-хорошему, мне бы отдохнуть. Раньше я бы так и сделала, но сегодня я разбила скорлупку, теперь мне и сотни дел нипочем. Теперь буду двигаться до тех пор, пока не устанет дух.

Тем более, мне есть куда и зачем двигаться. Я обнаруживаю, что стою перед открытой дверцей шкафа, уже несколько минут придирчиво выбирая наряд. Мне необходимо, просто жизненно важно встретиться с кем-то из прошлого и показать, что я нем не осталась, что я уже не так зануда и серая мышь, которая живет по книжкам и учебникам и тайком от родителей играет в компьютерные игры. Когда ребенок делает свои первые шаги, рядом должен быть кто-то, кто бы его поддержал и похвалил. Так и я. Мне нужно, чтобы кто-то, знавший меня прежнюю, отметил, какой огромный шаг я свершила сегодня и как сильно это меня изменило. Пусть этот первый шаг и запоздал, но я его сделала, и я хочу признания моего усилия, ведь столького труда мне стоило выбраться из своего кокона, в котором осталось так много людей, не находящих в себе сил последовать за мной. Я это сделала, и я хочу признания, и умом я понимаю, как это глупо, но не могу перестать этого желать. Конечно, я ни слова не скажу ни о своем прорыве, ни о “Золотой Рыбке”, ни о своей миссии, – это неподходящая тема для обсуждения у старых друзей. Это тема, не подходящая вообще ни для какого обсуждения, – и я буду об этом молчать и говорить о пустяках. Так принято в обществе, когда встречаются два старых приятеля, не видевших друг друга много лет. Но осознание того, что я смогла, я переступила, останется. Да, я чертовски хочу признания, чертовски хочу рассказать Пашке, какая я сильная и теперь живая. Он бы тут же понял, о чем речь. Он бы удивился, поразился, оценил бы, как это было трудно – и похвалил бы. Мне не терпится услышать эти слова, я готова набрать его номер и перенести встречу на сейчас или даже тут же рассказать ему это по телефону – но я этого не сделаю. Потому что этот момент триумфа должен быть пережит лично и остаться в пределах собственного сознания. Как смельчаки, преодолевающие свой страх в одиночку, я должна пережить этот момент сама. Это мое право и моя обязанность.

Накатывает смех. Готова биться об заклад, Пашка даже не догадывается, какую масштабную битву я организовала сразу после его звонка. Эдакую локальную войну со своими генералами, потерями и захватами. Не берусь сказать только, кто победил – сама не имею понятия.