Георгий Свиридов - Джэксон остается в России

– Но у меня… вы же знаете, – Сидней запнулся.

– Конечно, я знал, что у тебя нет ни цента! – Норисон прошелся по гостиной походкой победителя. – Но я знал и другое, знал, что они будут! Будут! Я поверил в тебя. И открыл тебе неограниченный кредит. Не жалел долларов для твоего совершенства. Это был риск, это был страшный риск. В случае краха, неудачи я мог бы разориться, вылететь в трубу. Ты понимаешь? Но я верил, верил, несмотря ни на что! И вчера, наконец, убедился в своей правоте. Ты оправдал доверие!

Джэксон попытался улыбнуться. Конечно, шеф прав. Все успехи достигнуты благодаря его стараниям, благодаря его деньгам.

– Я благодарен вам, мистер Норисон, – сказал Сидней, – за все, за все…

– Я горжусь тобой, мальчик, и благодарности не требую. Таков уж наш долг, любителей спорта.

– Что же тогда мне делать?

– Сначала мы займемся немного бухгалтерией, – Норисон расстегнул свою объемистую папку и вытащил плотную пачку листов. – Скучной бухгалтерией. Надеюсь, ты еще не забыл четырех действий арифметики?

– А потом? – Сидней беспокоился не о прошлом, а о будущем.

– Потом? – Норисон скроил улыбку и покровительственно хлопнул по плечу. – Потом будем продолжать начатое дело. Мы с тобой компаньоны одной фирмы. Оба работаем. Ты на ринге, я за рингом. Ты побеждаешь, я организую матчи. Как видишь, наша фирма весьма доходное предприятие.

– Давайте счета, – как можно спокойнее сказал Джэксон.

– Вот это деловой вопрос! Вопрос настоящего взрослого американца. Правильно, Сид, деньги любят счет! – Норисон протянул пачку бумаг. – Ознакомься. Пусть тебя не пугают цифры! Я все сразу не требую, будешь возмещать по возможности, по частям. Мы оба христиане и должны помогать друг другу. Мне не нужно процентов. Только возмещение расходов! Я стараюсь во имя славы Соединенных Штатов. Бокс – это моя слабость, я хочу, чтобы американские боксеры были самыми сильными в мире. Ради этой высокой цели я готов пожертвовать собой.

Сидней взял пачку бумаг и уселся в кресло. Стал читать. Это были счета, вернее, копии счетов. «Предусмотрителен, – подумал боксер, – такой не доверяет сам себе».

Джэксон смотрел на цифры, перелистывал страницы и удивлялся своей расточительности. Как он раньше об этом не подумал? Счета были аккуратно перепечатаны, и каждая цифра воскрешала в его памяти прожитые дни, радости, печали, успехи. Джэксон как бы смотрел сам на себя глазами финансиста, оценивал свои поступки и действия, видел оправданные и неоправданные затраты и расходы.

Норисона нельзя было упрекнуть в неточности. В счетах было все: плата за квартиру и расходы на поездки по стране, заработная плата тренеру и гонорар спортивным журналистам, счет чикагского шофера такси и счета фешенебельных гостиниц, расходы, связанные с пребыванием на ферме, и ежемесячные ассигнования матери, содержание спарринг-партнеров и подарки соответствующим должностным лицам, принявшим участие в организации матча с Таунсендом, оплата тайных агентов, разыскавших Иллая после первомайской демонстрации, и крупные взятки полицейским чинам, личные карманные деньги боксера и рождественские подарки.

Приложила руку и Рита. Теперь Сидней понял, откуда она черпала доллары на свои изысканные наряды и туалеты. Жизнь последних лет день за днем, месяц за месяцем встала перед ним длинными списками счетов, превратилась в цифры. Оказывается, все имело цену. Каждый шаг, каждое движение.

Джэксон терпеливо дочитал до конца. Затаив дыхание, перевернул последнюю страницу. Он ждал последнего удара – итоговой цифры. Так подсудимый читает последний раздел приговора. Итоговая сумма выражалась шестизначной цифрой. Он смотрел не сумму и видел не арифметические знаки, не цифры и ноли, а цепи. Тяжелые цепи, которые опутали его.

– Я сразу не в силах погасить весь долг, мистер Норисон.

– Что ты, Сидди! Ведь я и не настаиваю, – поспешил заверить антрепренер. – Будешь погашать постепенно. От каждого матча. Теперь у тебя есть имя и повсюду открыт кредит.

– Вот получите, – Сидней достал чековую книжку и выписал свой первый чек. – Я хочу скорее рассчитаться.

Норисон ушел и унес с собой четыре пятых его состояния. Джэксон утешал себя мыслью, что все еще впереди. По существу состоялся только один настоящий поединок. Если так дальше пойдет, он скоро возвратит Норисону долг и станет свободным. Тогда все деньги будут его.

Уходя, Норисон предупредил:

– Тебя приглашает верховный глава Христианского союза молодежи. Они там готовятся тебя чествовать. Заеду за тобой в шесть вечера. Будь готов.

– Постараюсь, – ответил Джэксон. – Меня ждут дома, и надо навестить Максуэлла.

– Передай ему привет. Пусть поправляется старина. А за тобой я заеду прямо домой. Договорились?

Дома был праздник. У подъезда ждала толпа. Едва он вышел из машины, как его подхватили на руки и понесли. Повсюду раздавались крики «ура!» Соседи, знакомые, рабочие химического завода, мастера из мастерской Олт-Гайтмана, товарищи по школе – в общем, все, кто знал и не знал его, но жил поблизости, собрались у его дома, заполнили лестничные пролеты, набились в квартиру. К нему тянулись десятки рук, со всех сторон летели приветствия и поздравления.

Сидней не ожидал такого приема. Он и не предполагал, что слава так шумна. Смущенный и гордый, он не знал, как себя вести. Наконец он протиснулся к своим. Он увидел миссис Джэксон.

– Мама!

Перед миссис Джэксон расступились. Она была в праздничной синей кофте и шерстяной юбке. Глаза ее улыбались, и вся она, казалось, светилась радостью и тревогой. Сидней подошел к ней:

– Здравствуй, мама.

– Здравствуй, мой мальчик, – ответила миссис Джэксон и обняла сына.

Она уткнулась ему в грудь, и он впервые почувствовал, какая она худенькая и слабая. Маленькие плечи женщины дрогнули. Сидней нагнулся и поцеловал ее в щеки.

– Не плачь, мама.

– Я от радости, мой мальчик…

Потом она провела ладонью по его волосам, погладила и спросила:

– Как ты себя чувствуешь?

– Отлично, мама.

– Тебе было там… не больно?

Он улыбнулся и отрицательно замотал головой.

– Честное слово? – допытывалась мать.

– Честное слово!

В словах сына звучала такая уверенность, он сам был так полон счастья, что она поверила. И вздохнула:

– Как жаль, что отец тебя не видит. Луи всегда гордился своими сыновьями, – она вытерла слезу. – Дай бог тебе счастья, мой мальчик! Трудная у тебя профессия, ох, трудная…

– Поздравляю тебя, братишка, – Иллай крепко обнял Сида. – Все рабочие завода гордятся тобой. Ты молодец!

Сидней давно ждал этой минуты. Наконец-то Иллай признал его правоту, правильность выбранного им жиз-ненного пути! И не только признал, он еще и восхищается, гордится им. Вот что значит стать чемпионом!