Мария Шкурцман - Ноилениум

– У меня есть выбор? Говори и отстань уж. Я спешу.

– Ну, слушай, бриллиантовый. Вижу я женщину пожилую. Она над всей твоей судьбой висит будто меч. С ранних лет она была с тобой и жизнью твоей правила. Отец давно тебя покинул. В небо он ушёл и не вернулся. Матерь жива, но где-то далеко нынче. Так?

Саше стало неприятно, будто кто-то залез в душу и вытер об неё ноги. Откуда старуха знает об отце? Василий Петрович Чернецов, красивый статный мужчина, лётчик, служил в военной авиации и однажды на показательном представлении старенький ЯК не выдержал. Отец мог спастись, но предпочёл увести пикирующий самолёт подальше от толпы. Это спасло людей, но погубило отца.

А мать… Мать ещё в начале девяностых, закрутила любовь с музыкантом-испанцем, который приехал в Питер на международный творческий конкурс. Их роман был бурным и счастливым: мама вышла замуж и уехала в Испанию. Саша решил остаться, и ему тогда показалось, что её это ничуть не расстроило, а скорее, наоборот. «Ты уже большой. Решай сам», – всё, что сказала она ему тогда и улетела к любимому кабальеро. Так Саша и остался на попечение бабушки.

Тем временем Каце продолжала:

– Девушка у тебя есть. Хорошая. Любит тебя. Она – твоя судьба, а ты противишься. Напрасно… С ней ты будешь счастлив. Ну что? Права я?

– Возможно.

– Тогда слушай дальше. Женщина та, что прошла через твое детство – недобрая. И хоть нет её давно на этом свете, висит она над тобой как тать. И не только над тобой. Из-за неё кто-то недавно погиб. Дай-ка ещё гляну. Вот! Точно вижу знак. Тоже женщина, но моложе. И ты был знаком с нею, верно?

– Продолжай, – Саше показалось, будто в спину кто-то задышал холодом.

– До тех пор, пока эта тень не уйдет с твоего пути, счастлив ты не будешь. Убрать её трудно, но можно. Я научу. Слушай. Избавься от всего, что связано с ней. Как бы жаль не было – избавься. Что люди будут покупать – продавай. Что не купят – даром отдай. Только так свою жизнь спасёшь. Иначе загубит она и тебя, окаянная. Нет ей покоя. А потом, пятую часть от вырученного в Храм Божий отнеси и молитву сильную о ней закажи. Тогда откроется твой путь, груз с плеч упадёт, замки отворятся, оковы распадутся и будешь ты со своей девушкой счастлив. Двое ребятишек у вас будет. Вот они, смотри, – и старуха ткнула грязным ногтем в две малоприметные линии на Сашиной ладони.

Он брезгливо одёрнул руку и со словами: «Спасибо, достаточно», положил в карман цыганки «пятихатку». Слушать её Чернецов больше не мог.

– Смотри, соколик, твоё счастье – в твоих руках. Послушаешься и Бога благодарить за нашу встречу будешь, – прокаркала вслед старуха.

Саша ударил по газам и машина с визгом сорвалась с места. Прежнего спокойствия как не бывало. Откуда цыганка знала о гибели Розы? О папе и маме? Совпадение? А что, если она действительно обладает даром? Сейчас много об этом пишут. Надо признать, его бабушка всегда была очень требовательным человеком. Но она любила внука и её властность никогда не тяготила. А может быть, он просто не замечал? Ведь не зря почти все обитатели питерского дворика, где они жили, да и соседи – дачники, побаивались Маргариту. Мало кто водил с ней дружбу. Если подумать, то и настоящих друзей у неё не было. Однако когда бабушка хворала, кто-то неизменно присылал ей самые дорогие лекарства, цветы, книги. Кто это был Саша не знал. «Мой тайный воздыхатель», – отшучивалась бабушка, а внук и не пытался выяснить правду.

Из имущества она оставила ему огромную квартиру в Питере, которую Саша теперь сдавал и дачу в посёлке Лисий Хвост. Саша даже не помнил, когда был там в последний раз. И в тот самый момент он ощутил непреодолимое желание вернуться в старый, добротный дом. Ему захотелось увидеть его тёмно-коричневые стены, белые ставни и разросшийся сад, приносящий прохладу в жаркий полдень. Может быть, окунувшись в детские воспоминания он сумеет что-то понять и наконец-то сложить этот паззл.

Бардачок был полон всякого хлама, но к счастью на брелоке с ключами от бабушкиной квартиры, нашёлся и ржавый ключ от дачи. Люда подождет и её мама тоже. Саша свернул на ухабистую дорогу, ведущую в дачный посёлок Лисий Хвост.

Фамильные тайны.

Старый дом с укоризной смотрел на владельца облупившимися окнами. Саша толкнул калитку, пытаясь стряхнуть чувство вины. Нехотя, с жалобным скрипом, она распахнулась и впустила его. Облетевший сад и дорожка устланная листвой привели к крыльцу, как к храму. Только здесь был храм его воспоминаний. Храм его детства.

Он почти видел себя мальчишкой. Видел бабушку, накрывающую стол белоснежной скатертью. Вот она приносит блюдо с пирогами, затем кувшин с киселём и малину в хрустальной розетке. Над лакомством кружат осы, а Сашка бегает вокруг бабушки, едва не снося её с ног.

– Санька, не бегай! Мокрый уже как мышь церковная, – ворчит она. – Угомонись и вымой руки. И когда я научу тебя вести себя, как подобает Чернецову?

– А кто такой Чернецов?

– Ты и твой отец, и дед, и прадед, и прапрадед.

– Им тоже нельзя было бегать?

– Не задавай взрослым детские вопросы.

– Почему?

– Потому что ни один взрослый тебе на них не ответит.

– Почему не ответит? И почему если год бывает круглым, он не может быть квадратным?

– Александер, не порть мне нервы! Не то придется заняться твоим воспитанием. Ты обязан вести себя подобающим образом и точка. Нет в человеке твёрдого принципа – нет и жизненного стержня. У Чернецова такого быть не может, понял?

Сашка насупившись, кивнул. Он понял, что ничего не понял и бубня под нос шёл мыть руки к цинковому рукомойнику…

Что-то тяжёлое и холодное упало на лоб. Саша вздрогнул. Всего лишь капля с яблоневой ветки. Дождя уже не было, но сырость оставшаяся от вчерашней непогоды пробудила от детских грёз. Он наконец-то открыл входную дверь и спёртый воздух дохнул в лицо. Сколько времени не был он здесь? Он и сам не помнил.

Неторопливо отсчитывая шаги Саша миновал тёмное пространство длинного коридора. Затем прошёл в гостиную и поднялся наверх по лестнице. Здесь было ещё мрачнее чем внизу, но на чёрном полу под полуоткрытой дверью детской комнаты плясали странные едва уловимые синеватые блики. По спине пробежал холодок. Казалось, во всём мире остался лишь он и этот дом.

Почти на ватных ногах Саша вошёл в детскую. Всё здесь было по-прежнему. Лишь время оставило неизгладимый след на вещах, которые тонули и растворялись в сыром полумраке. Он осмотрелся, но не нашёл ничего, что могло бы искрить или светиться. Возможно, зрение обмануло его из-за излишнего напряжения и пережитого стресса. Больше в таинственной комнате оставаться не хотелось и обуреваемый суеверными мыслями Саша спустился вниз. Тут ему пришло на ум, что много лет назад бабушка хранила деньги и документы в банках с крупами и неплохо бы проверить: вдруг что-то осталось. Ведь в доме ничего не менялось с тех пор, как не стало Маргариты Вульфовны. Саша практически не пользовался дачей.