Алексей Улитин - Люди и НЕлюди. Территория Творчества представляет…

Как же нелепы, смешны и наивны были для меня те искусственные препятствия, которые то и дело вставали у меня в этот раз на пути к поставленной цели! Как мне сказали, чтобы меня не дай Бог никто не назвал этим смешным английским словом «Spy». Так оно и вышло на самом деле. О чем говорить, если даже научная аппаратура была мне пожертвована, а не куплена на свои деньги. Все видели и видят до сих пор во мне незадачливого бородатого русского чудака, нищего как церковная крыса, к тому же выдвигающего научные идеи, идущие вразрез с «ведущими мировыми умами».

Ведущими, к-ха! Вот кто, скажите, кто делает научные выводу на основе поверхностных наблюдений, на основе внешних описаний? О, как же я вас посрамлю, господа! Прости, меня Эрнст Геккель, прости мой учитель, но как говорили древние: «Amicus Plato, sed magis arnica Veritas»! Платон мне друг, но истина – дороже! Я пригвозжу всех вас фактами, результатами своих изысканий!

За прошедший лихорадочный (в прямом смысле этого выражения) для меня год, что я прожил на этом береге, не осталось никаких сомнений. Нет переходных форм от обезьяны к человеку! Все кто есть – homo sapiens, как бы странно они не выглядели. Никаких сомнений в этом быть не может! У меня на руках все доказательства! Только бы выздороветь! Выздороветь и продолжить свои изыскания! И как можно скорее! Глупые меркантильные люди ради презренной наживы могут уничтожить этот уникальный антропологический заповедник! Не позволю! Я сделаю всё, чтобы остановить неразумных! Способ – есть!

К тому же, Богу – Божье, науке – результаты, а пора и кесарю отдавать его кесареву долю. Тем более, что военное министерство все равно потребует от меня СВОЕГО детального отчета, весьма далёкого от чистой науки. Вот через него я действовать и буду! Итак, решено! Превозмогая очередной пароксизм малярии, я сажусь за стол, подвигаю к себе лист бумаги, открываю чернильницу, обмакиваю в черную жидкость кончик пера. Затем, собравшись с мыслями, начинаю писать при свете «летучей мыши» следующие строки.

Морскому министру Краббе Николаю Карловичу.

Проект создания Папуаского Союза под протекторатом Российской империи.

Писан дворянином Миклухо-Маклаем, Николаем Николаевичем, на борту парового клипера «Изумруд».

На какие только жертвы не пойдешь во имя торжества чистой науки…

Одно могу сказать – славная книга! Книга, поневоле заставляющая, прикрыв глаза, вспомнить былое. Книга, в компании которой я коротаю свой долгий путь в далекий, полудикий край, следуя новым курсом своей жизни.

Бережно провожу я своей рукой по обложке и ещё раз перечитываю титул книги: «The Life and Strange Surprizing Adventures of Robinson Crusoe, of York, Mariner». Хорошая жизнь смелого человека. Удивительная ли? Для человека, далёкого от моря, наверное, да. Но не для меня, отдавшего морю долгие годы жизни. Многое я повидал. Моя судьба подобна переменчивой морской погоде, когда попутный бриз сменяется полным штилем, а он в свою очередь внезапно может смениться гибельным штормом. Впрочем, судите сами.

Я – сын богатого и знатного человека, решивший посвятить себя служению науке и морю. Море – это тоже наука, которую я постиг в том числе и ласками знаменитой «кошки-девятихвостки» по спине за нерадивость при обучении. Но я, как и мои товарищи, столь же юные и дерзкие, всё выдержал. А затем вылетел в неизвестность, подобно оперившемуся птенцу из родительского гнезда. Меня ждала далёкая Голландия и постижение морского искусства под руководством знаменитого адмирала Р.

Славное было время! Три года интенсивной практики, сквозь бури и приступы морской болезни, в круговороте встреч с кораблями других держав. Иной раз подобные встречи заканчивались тем, что бросавшие нам вызов гибли от «неизбежных на море случайностей», в виде лихого абордажа или метко выпущенного ядра.

По юности не замечаешь трудностей и риска, а собственная смерть кажется тебе чем-то безмерно далёким. Осознание пришло лишь в тот день, когда я получил первый офицерский патент. В то мгновение, когда я огляделся вокруг и увидел, что стою в числе семнадцати из сорока восьми искателей приключений, отправившихся в далекую Голландию три года назад…

Но я не унывал. Напротив, я подобно орлу, расправившему крылья, рвался в неведомые дали. Суровые походы, славные баталии и взятые на шпагу города манили меня столь же сильно, как манила в свои чертоги наука. К примеру, напишу я очередной трактат на ночной якорной стоянке, поставлю в нем последнюю точку, выйду вновь на палубу и прикажу поднять паруса. Обычное дело! Поэтому некоторые меня за глаза прозывали «доктором», на что я не обижался и продолжал служить пером и шпагой. И всё было хорошо, пока…

Пока я надолго не застрял на берегу. Всё же для обитателя моря, каким я стал, суша – всегда смертельно опасна. Угораздило же меня оказаться не в то время, не в том месте и не в той компании. И, как результат, меня схватили по обвинению в государственной измене и мятеже. Если бы меня судили по закону, я бы смог доказать свою невиновность, но когда бездушный судья, имеет к тебе личные счёты… Приговор был очевиден – смерть! Из высочайшей милости четвертование мне заменили на менее мучительную казнь, но всё же я почувствовал себя обречённым кораблём, попавшим во власть урагана. Это поистине страшное чувство: лететь с гребня волны в пропасть. Ночь, проведённая в камере смертников, была просто ужасна. Я знал, что тех её обитателей, кто побывал в ней днем ранее, уже отправили на эшафот, и, поверьте, не ждал никого, кроме священника и палача.

Мне повезло. Меня в числе прочих отправили бессрочно в далёкий и суровый край, где я в положении раба каторжным трудом должен был искупать свою «вину». Долго длился наш путь, многих мы схоронили и лишь мои познания в медицине позволили выжить остальным. Два года настоящего ада, которые я с трудом выдержал. Пока однажды мои звёзды снова не сошлись вместе так, чтобы я смог вновь оторваться от земли и робко попытаться взлететь ввысь, как и в юные годы. Победа над местными пиратами, возвращение шпаги, милость от высочайшей особы, вновь обретённая любовь… А потом пошли дела, секретные настолько, что я о них умолчу. Упомяну об одном – я вновь стоял на палубе своего корабля и вновь сочетал морские приключения и научные труды, а сейчас…

Сейчас же (ирония судьбы!) я ещё раз еду в тот удивительный край, в котором прошлый раз я был рабом. Но на этот раз уже в качестве губернатора.

Нет, я не Френсис Дрейк. И не иной книжный флибустьер. Русский адмирал Соймонов Фёдор Иванович, честь имею представиться.

Я проснулся, как обычно, в половине одиннадцатого ночи. Моё время вновь пришло! За окнами – 1888 год и меня гонит на улицу Жажда. Жажда, которая стала мой сутью, едва я окончательно осознал себя тем, кто я есть. Но прежде… Прежде надо было подготовиться. Я начинаю!