Тихон Стрелков - Призрачная нога

– Так и есть, ― смотритель сунул взятку в карман широких песочных брюк. ― А теперь я хочу свои шестьдесят монет!

Билл побледнел, а Смолл потянулся за луком, который повесил на коричневую колючку Вечной календулы. Ему нужно пару мгновений, Квортин не успеет увернуться.

– Да расслабьтесь, вы, ― хохотнул Квортин, ― нет у меня на вас ни времени, ни настроения. И, Уиткинс, Артуру я все-таки скажу, имей в виду. Обязательно скажу.

Он пошел прочь и вскоре скрылся за густой травой. Смолл цокнул и повернулся к Биллу. Коротышка попятился и поспешно вылез из ямы.

– Чего ты так зыркаешь? ― проскрипел он, пытаясь вернуть своему голосу силу.

– Ты мне должен сто серебряных, ― ответил Смолл.

– Ничего я тебе…

– Слушай, Билл, шляпочник меня расстроил. У меня до сих пор руки чешутся: натянуть тетиву. Ты мне найдешь сотню, найдешь, не сомневаюсь, как докопаем, проверим, что у тебя с собой есть, правда? Иначе я затолкаю тебе вот это черенок в зад, насажу на колючку и буду стрелять. Мишень из тебя небольшая, но ты же знаешь, я не промахнусь.

Билл сглотнул, но, надо отдать ему должное, страха не выказал.

– Будет правильно отдать тебе заработанные монеты, ― кивнул он.

– Конечно! ― Смолл продолжил копать.

***

Солнце, бившее до этого в лоб Смоллу, теперь обжигало его волосатый затылок. Билл сидел на краю ямы, свесив ноги, и махал перед собой листом Вечного терновника, как огромным веером. Смолл предплечьем вытер мокрый лоб и выдохнул:

– Этого должно хватить, ― сказал он. От запаха сырой земли его уже тошнило. ― Тащи носилки!

Билл заколебался, словно по привычке захотел перекинуть работенку на Смолла, но потом все же неохотно затрусил к носилкам. Смолл перевел взгляд с толстого, как две бочки, колючего стебля Вечного цветка на ровную стенку ямы спереди и закрыл глаза, слыша, как бухает сердце в груди. Подбираясь к корням так близко, он всегда вспоминал рассказы матери о покинувших мир могильщиках и шептал сам себе, что ни за что не станет следующим.

– Снова молитвы читаешь? ― Билл приволок носилки и уложил их на краю ямы.

– Какой от них толк? ― Смолл заметил, что тело старухи съехало в сторону. ― Не мог аккуратнее тащить?

– Трупу нет дела до аккуратности.

– Мы наверняка этого не знаем, ― Смолл пожал широкими плечами. ― Как ее звали?

– Тебе какое дело? Старуха и за морем старуха. Когда я предлагал тебе работу, что говорил? Меньше вопросов, больше дела. Было такое?

– Было, ― согласился он. ― Но и ты говорил, что платят тебе семьдесят. Было такое?

Билл скрестил жилистые загорелые руки.

– Теренина Словер, ― сказал он. ― Больше ни слова.

Смолл кивнул, присел на колено и приложил палец к соленым губам, а ухо ― к сырой земле. Жужжание жучка, кружащего по яме, мешало сосредоточиться. Смолл зажал второе ухо и перестал дышать. Билл притих, и он услышал этот противный слабый звук, который ни с чем не перепутает. Словно маленькие языки извивались во рту. У него по спине побежали мурашки.

Он глянул на Билла: тот сдернул материю с тела Теренины. Смолл увидел бледное брыластое лицо старухи и светло-розовый след на ее водянистой шее.

– Что это? ― прошептал Смолл, ему стало дурно. ― Билл, что это? Как она умерла?

– Забудь, твое дело хоронить!

– Это ты ее задушил?

– Никто ее не душил, ― прошипел Билл. ― Мы договорились – без вопросов!

– Как она умерла? ― повторил Смолл и поднял лопату.

– Повесилась она, вот что. Доволен?

Смолл опустил лопату. Он не тот, кто должен ее судить, каждый волен жить ― как сумеет, и умереть ― как захочет. Смолл мягко взял Теренину Словер на руки и опустил в яму, уложив у своих ног. Билл подал ему квадратную дощечку, размером с небольшое окошко, и мачете. Мачете Смолл воткнул в землю, чтобы быстро вытащить, если потребуется, а дощечку прислонил к ноге.

«Теренина Словер, ты покинула мир в поисках лучшей жизни, и ты ее найдешь, ― проговорил Смолл про себя. ― Твоя смерть не напрасна, ― сейчас ему сложно было даже мысленно произносить эти слова, ― твое тело на долгие годы продлит жизнь Вечному цветку, который сберегает жизни других людей. Прощай!».

Смолл изо всех сил ударил лопатой, пробив насквозь стенку ямы спереди. Быстро дернул черенок назад и саданул острием еще раз и еще, вырезав в земле отверстие, в которое сам бы он не пролез. Билл распахнул рубаху, загородил собой прямые лучи солнца, и Смолл отскочил назад, выхватив из почвы мечете.

Из отверстия в стенке ямы выглянул маленький, напоминающий червячка, корешок и повилял туда-сюда кончиком, словно убеждаясь, что опасного солнца нет, после чего двинулся прямо к ногам старухи, за ним поползли дюжина корешков ― один толще другого. Самый крупный не уступал в толщине ширине мачете. Смолл не шевелился, сердце у него сотрясало грудную клетку. Корни, добравшись до старухи, резво принялись, как жгуты, обвиваться вокруг ее костлявого тела. Смолл знал, если подождать, они буквально разорвут Теренину на части, а потому подал сигнал Биллу.

Билл отошел в сторонку, и лучик солнца полоснул правую посиневшую руку женщины. Корешки тотчас потащили добычу в отверстие. Не двинулся в беспроглядную темень только самый крупный корень, он незаметно для Смолла прополз под старухой и сейчас стремительно приближался к нему. Парень бесшумно отскочил вправо, и в тот же миг корень Вечной календулы стрелой метнулся в него. Смолл реагировал инстинктивно ― выставил перед собой дощечку, как щит. Корень пробил дощечку и наверняка продырявил бы голову Смоллу, если бы он не ухитрился увернуться.

– Руби! ― закричал Билл.

Смолл ударил мачете. Страшный визг обрушился на поляну. Кончик корня упал на землю, из обрубленной части хлынула фиолетовая кровь. Билл больше не преграждал путь солнцу. Оставшиеся корешки с визгом неслись обратно в отверстие, к нему же, скользя по земле, полз и самый крупный ― раненый.

Смолл дождался, пока останется в яме один, и бросился дощечкой закрывать отверстие. Билл сверху сыпал землю, а он работал лопатой. Его била крупная дрожь. Сегодня он мог умереть по-настоящему. Впервые за время работы могильщиком Смолл видел, чтобы корень проигнорировал труп. Он боялся, что это мерзкое создание вернется, вновь пробьет деревянную заплатку, попытается убить его, и потому работал даже усерднее обычного.

Когда дощечка полностью скрылась под землей, Смолл немного успокоился.

– Я охотиться пойду, ― сказал он Биллу, борясь с дрожью в голосе. ― Дальше закапывай сам.

Билл, к удивлению Смолла, не стал спорить. Коротышка вытащил из рюкзака мешочек и бросил ему, со словами:

– Тут восемьдесят. Оставшиеся семьдесят получишь на днях.

В Туманной Долине не было математических академий, но Смолл считал неплохо. Билл зачем-то накидывал ему десять монет. Смолл пожал плечами ― ему же хуже ― схватил рюкзак, прицепил к нему зонт и с луком в руке зашагал прочь.