Ваган Арутюнов - Сирена. Роман

Но как бы там ни было каждый сам делает свой выбор. Джонатан, Исаак, мистер Самюэль и миссис Айрис сидели за столом на веранде. Приятный ветерок играл с салфетками на столе, обдавая собравшихся свежими запахами моря, травы и цветов, запахами уходящего навсегда детства. За столом шла общая оживленная беседа. Казалось, все хотели наговориться впрок. Взрослые не могли нарадоваться уму и красоте молодых парней.

Вдруг Джонатан замолчал и замер, будто увидев что-то вдали. Исаак попытался шутками вывести друга из этого состояния, но скоро понял, что с товарищем творится что-то неладное. Тут как будто и теплое летнее солнце потеряло силу, и возникший непонятно откуда холодный ветер обдал сидящих за столом так, что миссис Айрис, обхватив плечи ладонями, подумывала, не накинуть ли на плечи плед.

– Я вспомнил, какой мне приснился ночью странный сон, – встревоженно объяснил Джонатан.

– Сон? – переспросил мистер Самюэль. По выражению его лица было видно, что он не считает сон достаточной причиной для тревоги, однако он удержался от комментариев, потому что миссис Айрис была взволнована.

– Расскажи, расскажи, Джонатан, – умоляющим голосом обратилась бабушка к внуку, словно тот был маленьким мальчиком, которому в ладошку впилась заноза, а он сжал от боли кулачок и не хочет его разжать: боится, что извлечение занозы вызовет не меньшую боль.

– Мне снилось, будто меня и Исаака застигла буря, когда мы плыли на яхте мистера Самюэля. Нас занесло в какое-то странное место: скалы, а на них отель удивительной формы. Я сейчас не могу вспомнить подробностей, но помню, что внутри он выглядел полузаброшенным. То есть там были и постояльцы, и мебель, и служащие, но в общем людей очень мало и ощущение ветхости… Помню, мы улеглись вечером спать, и в двери вдруг начали стучать, да так сильно, что мы перепугались, вскочили с кроватей и попытались соорудить из них баррикаду. Но дверь все равно не выдержала, в гостиницу ворвались волки, и нам пришлось отбиваться от них…

Наступила тишина. Первым прервал ее Исаак:

– Не зря я говорил тебе вчера, что не стоит так увлекаться перчеными чипсами. Отсюда и твой сон.

Но его шутка не произвела желаемого эффекта. Миссис Айрис подошла к внуку и обняла за голову.

– Мой мальчик, все будет хорошо, это всего лишь сон.

Но ни у кого из сидящих за столом уже не было полной уверенности в том, что это всего лишь сон, даже у бравого Самюэля Мартина появилось недоброе предчувствие.

Обед закончился почти без разговоров. Ребята вынесли на тротуар перед домом гору сумок, которую чудом поглотил багажник подъехавшего такси. Внуки обняли стариков и, хлопнув одновременно с двух сторон дверями, унеслись в будущее, оставив позади безвозвратно прошедшее детство. Исаак оглянулся разок, и ему показалось, что его дед обнял за плечи миссис Бишоп. Он улыбался, несясь навстречу новой взрослой жизни, Джонатан же оставался молчалив, словно не вернулся еще в реальный мир после ночного миража.

– Когда трещина прошла между льдиной и континентом, поначалу она была тонкой, почти незаметной, затем стала расширяться все больше и больше, достигая в некоторых местах нескольких сотен футов, так что ее стало видно даже из космоса. Лишь небольшой участок в несколько миль соединял ее с континентом. Тогда все забили тревогу, и вот внешнее течение оторвало ее от материка, старая связь, века, а может, и миллионы лет скреплявшая с ним ледник размером с Британию, не удержала его, и за считанные секунды гигантский айсберг оказался в море.

– Почему именно эта ассоциация, мистер Мартин, пришла вам в голову по поводу случившегося?

– Не знаю, может быть, м-м-м… Я видел это по телевизору, когда пил кофе в то утро. Наверно, это последнее, что врезалось в мою память, пока я…

– Пока вы – что?..

Исаак не ответил.

– Пока вы оставались нормальным человеком?

– Может быть… Не знаю…

– Но кто вам сказал, что вы перестали им быть?

– Нет, я не говорю, что… А может, я, как тот айсберг, который оторвался от своей прошлой жизни как совокупности целей, воспоминаний…

– Расскажите еще раз о событиях того дня.

– Я дежурил на пересечении Пятьдесят восьмой улицы и Восьмой авеню. Напарник отлучился выпить кофе. Смена шла к концу, никаких происшествий не случилось. Настроение было хорошим. Но тут запросил помощь другой патруль, неподалеку от Бродвея. Я, не дожидаясь напарника, выдвинулся туда, чтобы отсечь преступника от Центрального парка, там дети и много людей, понимаете? Дальше все происходило стремительно. Несколько нарядов с разных сторон прижали его к площади, я оказался как раз у него на пути и попытался остановить, но он оттолкнул меня, и я упал. Затем я несколько раз предупредил его, что буду стрелять, если он не остановится, но он не остановился. Я не знал, какое преступление он совершил, и выстрелил. Он упал. Потом я узнал, что это был мелкий карманник, укравший бумажник с парой долларов. Звали его Карл Слим. Понимаете, этот девятнадцатилетний парнишка по возрасту мог быть моим сыном.

– Но вы предупредили его?

– Да.

– Вы действовали по уставу?

– Да, конечно.

– Все обвинения с вас сняты?

– Да, да, я все знаю, но…

– Что тогда вас беспокоит? Он мог оказаться опасным преступником? Мог представлять угрозу для окружающих? Общество для того и содержит институт насилия, чтобы ограждать законопослушных граждан от преступников.

– Да, конечно.

– Ведь если кто-то бросается под поезд, машиниста в этом не винят, так же как и локомотив не убирают с рельсов. Есть законы, и…

– Я всё понимаю и много раз это слышал, но парень все равно мертв.

– Демократическое общество создается по принципу добровольного свободного объединения личностей, действующих в интересах государства, и государство в свою очередь заботится о каждом своем гражданине и защищает его свободу и имущество от тех, кто посягает на общее благосостояние. Ведь посягательство на одного из граждан есть посягательство на всех. Для этого государство делегирует право на насилие специальным учреждениям, чтобы они ограждали его от нарушителей. Так что если и приходится в результате пострадать нарушителю, то вина на нем, а не на том, кто защитил общество от агрессии. В таких случаях закон становится стержнем, богом общества и посягательство на закон равносильно святотатству, ибо нарушающий один закон не уважает весь свод законов, иначе говоря, посягает на законность как таковую. Значит, на вас нет никакой вины, более того: общество благодарит вас за то, что вы его защитили.

– И все же я чувствую себя убийцей…

Исаак посмотрел на часы, встал и протянул руку психологу.