Александр Берлин - Судьбой приказано спастись

Кузьма же притащил гитару и стал перебирать струны, извлекая только одному ему известную мелодию. Он занимался этим все время, пока его друг засыпал, и Святославу показалось, что маленький музыкант подбирал именно те ноты, которые действовали на медвежонка успокаивающе.

Когда мелодия закончилась, Святослав после небольшой паузы пребывания под впечатлением звуков гитарных струн медленно начал напевать песню, которую любил с детства. Песни, которые он часто напевал, были разными. Но все они, и лирические мелодии, и ритмичные, и даже детские песни помогали ему и в минуты одиночества, и в минуты радости. И вот теперь, стоя рядом с Кузьмой и лежащим Кисой, он напевал свою любимую «Я люблю тебя жизнь». Спустя некоторое время он, к своей радости, уловил, что звук от гитары стал ложиться на его мелодию, отчего он на секунду даже прервал пение, дивясь его способности улавливать мелодию на ходу. Ему с трудом верилось, что такой совсем ещё маленький ребёнок умудряется дёргать струну в такт песни с первого раза. И очень обрадовало то, что в такую трудную минуту они, наперекор всему, смогли найти общую радость жизни в песне. Как оказалось, творческие души отца и сына слышали и понимали друг друга – а это огромное счастье. Рядом с ними и маленький зверь, к которому, в нашем понимании, нельзя применять выражение «творческая душа», по-своему реагировал на мелодию и испытывал, может быть, какое-то особое, присущее только животным, чувство блаженства. Святослав не раз замечал, что игру Кузьмы на гитаре Киса слушал с интересом и даже качал в такт музыке головой…

Жизнь и быт обитателей пещеры налаживались не только их совместными усилиями, но и природными особенностями пещеры. В первые дни многое приходилось делать наугад, опытным путем. Когда после очередного «блуждания» по пещере Кузьма пришёл поцарапанный так, что вся почти одежда на нём была в многочисленных пятнах крови, то Святослав просто надел на него свежую куртку, а испачканную бросил на глину, решив, что постирает её потом. И вспомнил о ней только через несколько дней, когда затеял очередную стирку. Очистив куртку от засохшей глины, Святослав при свете фонарика начал искать на материи пятна, обдумывая, как удалить следы крови. Но, к своему удивлению, обнаружил, что никаких следов не осталось. Он соскрёб глину с рукава, где, он прекрасно помнил, кровь точно была. Однако рукав был чист! Вывод мог быть только один – глина обладает не только целебными свойствами, но и является прекрасным моющим средством. Удалить без следа застарелые кровавые пятна с материи даже не всякому стиральному порошку под силу. Это случайное открытие существенно облегчило процесс стирки, который стал теперь занимать уже не так много времени, как поначалу.

Выстиранное бельё Святослав обычно просушивал, развесив его на небольших ветках деревьев, установленных в естественные отверстия шероховатых стен пещеры. Высушенную же потом одежду, сложенную в стопки, он размещал на настиле из веток на полу и накрывал их далее также ветками и большими листьями, что натаскал снаружи, чтобы закрыть вещи от пыли или иногда сыпавшегося сверху песка.

Хозяин пещеры, Никита-Уво, в первые, самые трудные дни, мало чем мог помочь новым обитателям своего дома. Он был очень слаб и постоянно спал. А когда просыпался – глядел на лежащую рядом маму. Святослав был рад, что он вовремя ему объяснил, почему он маму положил в углубление и так укутал. Никита постоянно просил много пить, но совсем мало ел. Сначала Святослав беспокоился, что, возможно, «снежному человеку» не подходит новая для него пища – каша из концентратов и консервы. Но потом он вспомнил, как ведут себя в больнице люди, отходящие от наркоза после операции. Ему не раз довелось видеть это своими глазами – первое, что они просят, это воды. Пьют и снова засыпают. Аппетит приходит позже, а сначала таких больных приходится уговаривать съесть хотя бы ложку бульона. Воспоминание несколько успокоило Святослава – с Никитой была похожая ситуация, только процесс затянулся на более долгое время.

За состоянием хозяина пещеры внимательно следил Кузьма. Даже во время игр с медвежонком он всегда помнил о Никите и находил минутку, чтобы сбегать в грот, где спал Никита. Если мог, то сам давал ему попить; если видел, что тот проголодался, звал папу.

Между мальчиком и «снежным человеком» установилась какая-то удивительная связь. Кузьма буквально чувствовал, когда он нужен Никите, и откликался на его незримый зов. И Уво относился к малышу по-особенному. Когда он проснулся в первый раз и увидел рядом с собой мальчика, то протянул руку и хрипло, но тихо, почти шёпотом сказал:

– Ны–кы-таа…

Кузьма ничуть не испугался. В его детской голове сохранились воспоминания о спасшем их от волков громадном человеке. Поэтому он не отстранился от протянутой волосатой руки, а наоборот, погладил её и сказал:

– Никита, тебя зовут Никита. Я знаю, папа говорил, что тебя зовут Никита. А я – Кузьма. Понимаешь? Кузь-ма, – и похлопал себя ладошкой по груди.

– Кусс-ма-а, – медленно повторил Уво, – Кусс-ма-а…

С тех пор, с самого первого их такого необычного знакомства, он всегда узнавал мальчика, гладил его и произносил «Кусс-ма». Как ни старался Кузьма его поправить, ничего не получалось, Никита упорно называл его Куссмой. Наконец, Святослав прервал эти бесплодные попытки «поправки произношения».

– Он так тебя сам назвал, – объяснил он сыну, – ты для него навсегда Куссма, даже если он научится правильно говорить.

…Сам же Уво-Никита в эти долгие дни выздоровления воспринимал действительность как сквозь дымку. Так бывает, например, когда смотришь на мир из-под воды – звуков почти нет, контуры расплывчаты. И в то же время прекрасно осознаешь, что происходит там, за этой плёнкой.

Главное, Никита понимал – всё идет правильно. Он выполнил наказ матери, спас этих людей, и у него даже остались силы и дальше помогать им. Свою болезнь он воспринимал как явление временное. Во-первых, раньше он всегда выздоравливал, и почему сейчас должно быть по-другому? Во-вторых, он чувствовал двойную поддержку – когда засыпал, его качали целебные волны матери-Земли, когда просыпался – его окружали тепло и забота новых обитателей пещеры. И Никита не сомневался, что выздоровеет и станет им помогать. Он по-прежнему считал это своей обязанностью – долгом, который дал ему силы подняться из небытия.

Жизнь в пещере, между тем, шла своим чередом, обретала черты налаженности и распорядка. К радости Святослава, его маленький сын старался, и главное – мог оказать ему существенную помощь. Он не путался под ногами, пытаясь просто копировать действия взрослых, как это часто делают маленькие дети, создавая тем самым суету и беспорядок.