Игорь Епифанов - Нефилим

Подозрение, что все это было ловушкой, и что Старгм с его долгими разговорами, вибрациями, лиловыми всполохами – не более чем фантом, призванный отвлечь меня от истинной цели моей командировки, показалось мне не совсем беспочвенным. Своими байками о похищении «яблока», изгнанием, внезапной вспышкой, вогнавшей в ступор ее свидетелей, Старгм мог провоцировать меня на ответную откровенность. Хорошо еще, что я не повелся на его доверительные признания, тем более, что его история, доступ к которой преграждали десятка полтора «паролей», была мне известна благодаря Герцу, взламывавшему любые «замки» и проникавшему сквозь тончайшие квантовые «сита» без каких-либо контактов с запирающими устройствами. Попытки поделиться со мной секретами этого мастерства были безнадежны; наверное, с этим надо было родиться; и потому мне оставалось лишь с почтительным трепетом наблюдать, как на его рабочем мониторе ритмично пульсируют микровспышки и причудливыми зигзагами проскакивают траектории кварков: красных, зеленых, синих. Считалось, что кварки не могут существовать сами по себе, не связанные «глюонными струнами», но Герц, похоже, добился этого эффекта. Правда, перед тем, как посвятить меня в свое достижение, он взял с меня «обет молчания», но это, я думаю, была скорее дань давнему «атавизму» с его забавными обрядами, ритуалами.

Я и раньше замечал за Герцем кое-какие «атавистические» наклонности. Его отчеты о командировках на Территорию – он называл их «вылазками» – были написаны таким изысканным, цветистым слогом, что отрывки из них, положенные на музыку, порой звучали из динамиков в «боксах релаксации». Под них было хорошо пить кофе, вино, курить; описания не возбуждали, а, скорее, слегка волновали воображение, и оно само дорисовывало те детали, что сохранялись в моей памяти от прошлых командировок. Вспоминались причудливые трансформации «тварей», попадавшихся на пути, то, как они корчились под действием направленного пучка медитативной ци, а затем, успокоившись, покорно выполняли мои мысленные приказы.

Но с чешуйчатой тварью, кинувшейся на меня со дна дупла, пришлось-таки повозиться. Я хотел посвятить ночь осмыслению встречи со Старгмом; связать его намеки, недоговоренности с той историей, в которую посвятил меня Герц, буквально прорыв туннель к строго засекреченным источникам. Но стоило мне отключиться, как тварь активизировалась и даже начинала проявлять нечто вроде самостоятельной воли. Я мог, разумеется, избавиться от нее – пусть ползет, куда хочет, – но интуиция намекала мне на ее связь со Старгмом: не случайно же она оказалась именно в этом чертовом дупле! Что если тварь – аватар? Видимость? Призрак, напоследок брошенный в меня Мастером Трансформаций? А в том, что Старгм был Мастером, достигшим высочайших степеней Совершенства, я не сомневался.

Но кто мог обнаружить в нем уязвимую точку? Где было это слабое звено в безупречной, выработанной долгими медитациями, Сети внутренних связей? «Источник» намекал на внешнюю, насильственную Аннигиляцию, но этот процесс всегда начинался с какой-то одной точки на теле приговоренного. Ее отыскание, во избежание осечек, поручалось Особой Коллегии, куда поровну входили как продвинутые Бесстрастные, так и недалекие исполнительные «следаки». Первые разрабатывали программу на основе ряда конкретных показателей: данных сканирования, напряжения энергетического поля со всеми «атавистическими» пиками, – вторые тупо запускали подготовленный процесс и фиксировали его разрушительные этапы.

«Атака» начиналась с висков, где духовная аура – по старинке «нимб», – замыкалась в полукольцо, на концы которого и подавался первый разряд. Обычно он бывал слабым, почти нечувствительным, но достаточным для запуска всего «процесса», начальный этап которого, вероятно в шутку, «следаки» называли «инфантилизацией». У них, у этого «контингента» – не могу подобрать другого определения – было весьма странное чувство юмора. Наблюдая «необратимый распад», больше похожий на «самопоглощение» или «аутолиз», они искренне потешались над последовательным исчезновением фрагментов «объекта» как в статике, так и в динамике. Это было уже не принципиально – «височный разряд» напрочь выключал личную волю «объекта», замещая ее «гравитонной постоянной». Природа этой силы до сих пор остается до конца непознанной, но ее действие проявляется во всем и не прерывается ни на кратчайший миг. Впрочем, последнее уточнение совершенно излишне, ибо слово «миг» в этом контексте тождественно Ничто. Все основание мира, вся так называемая Вселенная держится этой силой, не имеющей, похоже, уже никакой иной, более глубокой, тонкой основы своего существования. Не знаю, ощущает ли, точнее, осознает ли действие этой силы сам «объект» в процессе Аннигиляции; в пользу этого предположения говорят лишь смутные косвенные свидетельства, доверять которым я не склонен.

Герц докопался до тайного протокола, где описывалась Аннигиляция одного из высокопоставленных Белых. Похоже, он пал жертвой каких-то внутренних интриг; процесс был на особом контроле, но секретарь почему-то не внес в «Дело» приговор, зато подробно, в манере спортивного комментатора, зафиксировал все этапы Аннигиляции: вот исчезло левое ухо, правое плечо втянулось в грудную клетку и вслед за ним стала плавно оседать и проваливаться в межреберное пространство голова… В эти мгновения датчики порой засекают импульсы, подобные тем, что возникают при столкновениях кварков при сверхвысоких скоростях и температурах. Но «объект», думаю, это был кто-то из Магистров, стойко безмолвствовал, и это, судя по дальнейшим записям, привело в замешательство даже «следаков», которым, в общем-то, было наплевать на личность сужденного. Они даже устроили тайный тотализатор в процессе экзекуции, где ставки делались на последовательность исчезновения той или иной части тела, и все попытки пресечь этот совершенно варварский «атавизм» оказались тщетными.

…………………………………………………………………………………….

После вспышки похищенного шара и исчезновения приговоренных к изгнанию на Территорию «объектов» А и Е – так они значились в протоколах судебных заседаний – Устроитель впал в некоторую задумчивость. «Следаки», расставленные по всем стеновым башням, отмечали его одинокие прогулки по гребню, без привычного «колпака», без «эскорта теней» – что-то типа взвода из состава Личной Гвардии. Устроитель мерным шагом двигался вдоль раздвоенных зубцов, но иногда замирал и, припав к окулярам инфракрасного бинокля, всматривался в темное молчаливое пространство по ту сторону Рва. Непонятно, что Он там высматривал; Он, кстати, мог вести свои наблюдения и через расставленные по всему периметру видеокамеры, не покидая Кельи – так именовалась его личная жилая капсула – но что-то, похоже, какая-то атавистическая «заноза», душевный «заусенец» не давал Устроителю покоя, поднимая его с уютного просторного ложа, которое все чаще разделяла с ним та, которая…