Алексей Дымов - Дитя Дьявола

– И что было дальше? – Михаэль не сдержался, и поторопил замолчавшего барона.

– А ничего… После трех дней комы Патрик пришел в себя и пошел на поправку. Нашей радости не было предела. Брат встал с постели, стал усиленно, даже слишком, питаться и набираться сил. Вот только… Он изменился. Стал грубым, жестоким. Мало с кем говорил, однажды набросился на служанку с кулаками и чуть её не убил. Повезло, что я был поблизости… в тот раз и мне досталось изрядно, – Генри Гамфри усмехнулся. – После того случая, брата насильно показали нашему лекарю, но он не нашел никаких физических отклонений. То есть Патрик был абсолютно здоров, однако, его поведение резко ухудшилось. Он всё чаще стал бросаться на людей, покусал ему руку, – барон кивнул себе за спину, указывая на старого слугу, – и часто рычал, словно дикий зверь. Я принял решение, изолировать его от общества и запер его в одной из спален. Как ни странно, но в моем присутствие, Патрик вёл себя спокойнее и, мне приходилось лично его кормить, доставляя пищу прямо в комнату. К несчастью, радикальные меры не дали результата. Находясь взаперти, брат стал наносить вред самому себе. Почти все раны, что ты видишь сейчас на его теле, он нанёс себе сам.

– И ты не придумал ничего лучше, чем приковать родного брата? – досказал Михаэль с упрёком.

– Да, – барон честно посмотрел в глаза собеседнику. – Если у тебя есть идеи лучше, я с радостью их выслушаю.

– Да, конечно, есть! – с воодушевлением воскликнул Майер и встал на ноги, положив ладони на стол. Генри терпеливо ждал, наблюдая за журналистом, и тот, через пару минут размышлений, добавил. – Только нужно подумать подольше.

– Ну, подумай, подумай. – Улыбнулся барон, догадываясь, что парень ничего нового сообразить не сможет, так как сам хозяин немало об этом размышлял.

– Ты сказал, что почти все раны он нанёс себе сам, – задумчиво спросил Михаэль, – что значит почти?

– Пойдем, сам посмотришь.

Барон встал со стула и подошел к прикованному брату. Молодой священник как раз прекратил читать, и без возражений уступил место перед пленником. Сам же, как успел заметить краем глаза журналист, отправился наполнять свой кубок вином.

– Наблюдай, – барон взял чашку со святой водой и обмакнул туда кропило. – Иногда, когда Патрик совсем буйствует, и пытается оторвать себе руки, чтобы выбраться из кандалов, приходится успокаивать его святой водой и молитвой.

Договорив, Генри широко взмахнул кропилом и обрызгал брата водой. Там, где капли святой воды соприкоснулись с телом, моментально возникли волдыри, как от ожогов, а пленник неистово закричал от боли.

– Не-ет! Не надо! Помогите!!!

Михаэль испуганно вздрогнул всем телом.

– Вот так, – сказал барон ошарашенному журналисту.

Не доверяя собственным глазам, и, отчасти, словам барона, Михаэль с большой опаской коснулся мизинцем святой воды в чаше. Вопреки опасениям, собственная кожа негативно не отреагировала. Обычная вода, слегка прохладная, но далеко не кислота. Глядя на опыты парня, барон не скрывал улыбки.

– Убедился?

Михаэль Майер не стал отвечать на каверзный вопрос. Получается, барон говорил сущую правду, и что же теперь делать?

– Что же с ним произошло-то? – задумчиво проговорил немец, разглядывая дёргавшегося пленника.

– Одержимость. – Внезапно сказал священник, до этого в разговор не вступавший.

– Что, простите? – Майер повернулся к говорящему.

– Одержимость. – Спокойствию и уверенности священнослужителя стоило позавидовать. – В Патрика вселился дьявол.

– Сам дьявол? – С иронией переспросил журналист.

– Не факт. Возможно, телом несчастного завладели бесы. Или демоны. Но все они – слуги дьявола!

– Демоны значит? – Михаэль полез в карман брюк. – Сейчас узнаем.

Достав монокль, подаренный Кэрри, немец замер, собираясь с мыслями, и настраиваясь на встречу с приспешниками дьявола. Хотя, по правде сказать, он мечтал, чтоб волшебное стекло ничего потустороннего не показало. К сожалению, часто нашим мечтам неданно сбыться…

Приложив монокль к правому глазу, журналист рассмотрел, что в теле измождённого пленника действительно властвовало другое существо, отличное от тех, которые существовали в животных. Михаэль абсолютно не разбирался в иерархии царства дьявола, но совершенно отчетливо понял, что там, во дворе, в телах зверей паразитировали мелкие черти или бесы, как уточняла Керри, а здесь, в теле человека настоящий демон! Это потустороннее чудовище по строению туловища больше напоминало человека, чем упомянутые выше бесы. То есть, демон стоял на двух ногах, имел две руки-лапы, и ростом был со среднестатистического представителя людей. Однако, на этом сходство заканчивалось. Голова демона сильно напоминала волчью: заостренная морда, покрытая шерстью, увенчанная клыками пасть. Лапы, намного длиннее, чем у Патрика руки, с легкостью доставали до колен. Но главное, это взгляд. В глазах демона отчетливо просматривался интеллект. Майер сразу подметил очевидную разницу во взоре демона и глупых бесов. Существо, вселившееся в брата барона, моментально почувствовало, что немец его увидел, и перестало играть роль несчастного пленника.

– Жалкий смертный! – заговорил демон устами Патрика. – Сними с меня оковы и я подарю тебе быструю смерть! Этот мир будет наш, а вы, никчемные, низменные людишки будете нашими рабами, и нашей пищей. Любой сможет впиться в ваши шеи зубами, разрывая слабую плоть. А вы станете благодарить нас за подаренную честь и легкую смерть.

Глаза демона пылали такой ненавистью и злобой, пронизывая Михаэля насквозь, что немец не выдержал и быстро убрал монокль в карман.

Отвернулся.

– Смотри на меня, – не успокаивался Патрик, – когда к тебе, ничтожному куску мяса, обращается представитель высшего разума! Пади ниц, и моли о пощаде. Тогда, возможно, я, либо другие демоны, временно используют твою человеческую оболочку, и ты будешь жить.

Голос, каким говорил Патрик, теперь на человеческий походил мало. Слова вылетали из губ, подвластных демонической сущности, резкими, грубыми, всепроникающими. От них хотелось скрыться, сбежать, закрыть уши… или подчиниться.

Связанная речь Патрика прервалась, когда барон, нисколько не жалея, плеснул всю святую воду, что оставалась в чаше на своего брата. Пленник закричал от боли, а потом завыл, словно от обиды, при этом умудряясь сыпать проклятья в адрес присутствующих здесь людей.

Оскорбления Михаэля мало заботили, он, наконец, пришел в себя, сбрасывая легкое оцепенение в теле и разуме после слов демона. В голове разом возникли несколько вопросов, перемешались и всплывали невпопад. Что сейчас произошло? Правда ли, что слова демона действовали как гипноз, порабощая человека? Или же, виновата зверская усталость, внезапно накатившая на журналиста? Почему брат барона испытывает боль от святой воды? И кому всё-таки больно, демону, который по логике защищен человеческой оболочкой или Патрику, с малолетства привычному к подобной процедуре? И как часто одержимый говорит с людьми в подобном тоне?