Александр Ивченко - Поиграем в ладушки?

Ладушка на цыпочках подошла к окну и тихонько пискнула от счастливого удивленья: за окном лежал пушистый снег! Первый снег в середине сентября – в разгар бабьего лета! Будто прямиком из ее сна – совершенно такой же мягкий и даже теплый на вид.

Ладушка бросила еще один восхищенный взгляд в окно и легким вьюном закружилась по комнате. Она ловко убрала постель, накинула халат, прибрала волосы, украдкой показала зеркалу язык и скользнула к ванной.

– Привет, Тётёля! Там снег выпал! – радостно крикнула она в проем кухонной двери.

– Вот я тебе покажу тётю! У тебя на пятую точку еще и град выпадет! – сердито донеслось в ответ.

– Пжасти! Пжасти, Оля! – промычала Лада уже из ванной, пытаясь перекричать шум воды и одновременно не подавиться зубной пастой.

Тётёля, сидя у кухонного стола, наносила макияж. Ее левый накрашенный глаз глядел на мир из-под кокетливо изогнутых ресниц величаво, с загадочным прищуром. Правый, еще не накрашенный, смотрел заспанно и недовольно.

Лада наливала чай. Тётёля, борясь с яростной зевотой, проворчала:

– Какая, все-таки, гадость – эта ваша семь утра! Чего ты подскочила ни свет, ни заря, Ладушка-Оладушка?! Меня в твоем возрасте бабка Дуся за косу с кровати стащить не могла!

– На работу! – гордо заявила Лада.

– На работу… – усмехнулась Тётёля. – Работа – это где деньги платят. А у тебя не работа, а так – кружок для младшего дошкольного возраста.

– Мне тоже платят! – смутилась Ладушка.

– Угу… Книжками пыльными. Сказки разрешают задарма читать. Ты все в «ладушки» играешь! – Тётёля докрасила правый глаз и наклонилась к небольшому круглому зеркалу, придирчиво разглядывая морщинки на лбу.

– Ну почему… Деньги же мне тоже платят. Только ведь они – не главное! – убежденно сообщила Ладушка, разворачивая конфету.

– Поешь по-человечески! – сердито сказала Тётёля. – Одни конфеты круглыми сутками! Смотри, разнесет как…

Она хотела сказать: «Как меня», но вовремя спохватилась.

– Разнесет как… Ну, как не знаю кого! Будешь сидеть девицей у окошка: ни денег, ни мужика, только задница – на семерых росла, одной досталась!

– А я много могу съесть… – ответила Ладушка, стараясь не показать смущение. – И не толстею, вот! Все люди разные…

– Угу… – в такт кивнула Тётёля, – знаем-знаем! Все люди разные… Одна я одинаковая! Хватит пререкаться. Жуй молча!

Ладушка обиженно засопела, склонилась над большой чайной чашкой и по-мышиному захрустела печеньем. Тётёля была ее родной теткой – младшей маминой сестрой. Когда Лада только родилась, Ольга еще училась в школе, и ее очень забавляло взрослое звание тети. Но с годами носить этот «титул» ей нравилось все меньше и меньше. Теперь, когда свой возраст Тётёля определяла фразой «чуть за тридцать», она вдруг начала требовать, чтобы ее называли просто по имени – Олей. Но робкая и вежливая Лада, с детства привыкнув «тётёлькать», с трудом перестраивалась на новый лад.

Ольга, открыв очередную баночку с каким-то ароматным колдовским снадобьем, втирала его в руки. Запахло цветами и одновременно – кондитерской. Руки Тётёли были белыми и мягкими. Глядя на ее энергичные и точные движения, Ладушка в восхищении замерла с открытым ртом, не дожевав печенье. Меж тем, тетка, не теряя ни секунды, отставила банку с кремом, открыла пузырек с лаком и ловко начала красить ухоженные ногти.

– Какие у тебя красивые руки, Тётёля! – наконец, с тихим восхищением вздохнула Лада. – Совсем как у настоящей Знатной Дамы!

– А ты перестань по деревьям лазить, и у тебя такие же будут! – отрезала Ольга, не прельстившись комплиментом. Ладушка тут же покраснела и спрятала исцарапанные руки под стол.

– Я не лазила по деревьям! – смущенно пояснила она, – я же рассказывала… Это елка в парке… Она особенная. Нижние ветки – как шалаш. С тротуара не видно, а если под них заберешься, можно стоять, не нагибаясь. А птичья кормушка возле самого ствола висит. Никак не подберешься, чтобы не исцарапаться…

– Ну и на кой черт тебе туда подбираться? Если уж так хочется – в другую кормушку накроши. Да хоть на тротуар насыпь – воробьев везде хватает!

– Нет… Она особенная, эта елка – я же говорю. Везде птицы прилетают, поклюют, и улетают. А на этой елке они всегда живут… Они песни поют. Радуются. И утром, и днем, и вечером тоже. Понимаешь? А еще…

– А еще на тебя зеленки не напасешься, – перебила Тётёля. – Девица на выданье, а руки – как у слесаря!

Через некоторое время она взмахнула растопыренными пальцами, просушивая лак.

– Вообще, лучшее средство ухода за руками – делать все руками мужа! – авторитетно заявила Тётёля. – Но это не про нас с тобой, подруга! Мы – женщины одинокие, свободные и трудолюбивые! Все. Чао, крошка! Я на смену. Да и ты топай на свою работу – тебе там еще кота кормить.

– Ка-акого кота? – не поняла Ладушка.

– Который тебе прошлую зарплату наплакал!

Тетка Оля развернулась на каблуках и ушла. Она работала в кондитерском отделе огромного круглосуточного гипермаркета «Плеяда», который в городе почему-то окрестили «Ваксой». Лада тоже не стала задерживаться. Когда она говорила Ольге о том, что поднялась так рано из-за работы, она немного лукавила. В университет ей нужно было к половине девятого – к первой паре. Ее работа (точнее, подработка) в университетской библиотеке закончилась сразу, как только начались занятия. На этом настоял сам Артур Федорович. Но причин не залеживаться в постели у Ладушки было множество.

Во-первых, надо было узнать предсказание Вещего светофора. Во-вторых, никак нельзя опоздать за дирижерский пульт – ведь кто-то же должен командовать парковым оркестром, исполняющим утренний вальс. В-третьих, нужно поздороваться со всеми знакомыми – людьми и животными. В-четвертых, проведать Вкусную елку, накормить птиц и забрать заслуженную конфету (а это лучше делать рано утром, пока еще нет посторонних глаз, бессовестно проникающих в чужие секреты). Наконец, перед занятиями нужно успеть забежать к Артуру Федоровичу, поболтать о том – о сем и угоститься консервированными персиками. Словом, дел было невпроворот. Лада поскорее оделась, положила в сумку с книгами печенье для птиц и выбежала на улицу.

***

Снег под ногами похрустывал, словно хихикал, довольный своей ночной выходкой. Солнце спешно выбрасывало свои лучи на мостовую. Оно будто извинялось за недосмотр и торопилось скорее убрать несвоевременную белизну с зеленых газонов и тротуаров. Снег не противился. Он послушно уходил, подгоняемый солнцем, но внутренне усмехался: ничего, мол, свети-свети! Скоро я вернусь, и тогда посмотрим, кто кого! Удивленные осенние цветы поднимали свои головки, расправляли примятые листья и перешептывались: «Какой ужас! Что это было?!»