Елизавета Трубникова - Странный город Luella. Пролетая над планетарием. Книга вторая

– Кстати, а какое сегодня число?

– Не знаю. Число как число. Надо думать, подходящее.

– Для чего?

– Для всего. Оно уже всё равно задумано. И не произойти не может. – Он даже не взглянул на меня, выдавая эту фразу так дежурно, так буднично, словно бы мы об обновлении их меню говорили.

– Странно как-то.

– Здесь всё странно. Не удивляйтесь ничему. Адрес вы уже знаете. Ноги сами приведут вас в нужное место.

– Это как?

– А вот так. Запросто.

Вложил в мою ладонь одни только холодные ключи. Никаких записок. Глаза у него при этом засветились самым буквальным образом. Они излучали тепло и голубоватое свечение.

Под гипнозом забрала ключи. Конечно, никаких денег он у меня не взял. Ватными ногами, которые и правда знали дорогу, зашагала по вечерней улице. В незнакомый дом. От чего стало грустно и зябко.

Но ведь не одна же я в целом свете. Попробовала вызвать в памяти образ отца, проявляющего фотографии в ванной. Но ничего. Пустота. Во рту сразу же пересохло. Прибавила шагу.

Надежды не осталось. Было бесприютно в этом чужом мире, где из окон доносились вкусные запахи и вечернее бормотание. Я же шла одна. В темноту и неизвестность.

Почти сдалась отчаянию, как вдруг тепло коснулось меня так близко, что пришлось оглянуться, нет ли кого за спиной. Никого не было рядом. А всё же кто-то был. Тепло накатило с новой силой. Страх начал отступать. Застыла, поражённая этим откровением.

Немного успокоившись, зашагала в сторону дома. Ногами, которым адреса на записках были не нужны.

Нет ничего хуже неизвестности. А особенно когда тоскливо. И я решила позвонить доктору.

– Здравствуйте, это я.

– А это я.

Странный он был, этот доктор.

– Как вы? – Голос абсолютно равнодушный. Наверно, жалеет, что связался со мной.

– Да что-то не очень. Совсем не очень. Честно говоря, мне страшно одной. Даже жутко.

– Угу. Понятно.

– Я говорю – мне плохо!

– Да. Плохо. Мда… Давайте вот что сделаем. Как поступим. Я к вам приду.

– А когда? Когда вы придёте?

– Нет. Наверно, не приду. Сегодня не могу. Нет, всё-таки приду. Сейчас же приду. – Странный доктор. В странном городе. Но всё равно хотелось увидеть его. Больше было некого. Я по-прежнему ничего о себе не помнила. И была на грани истерики.

– Запишете адрес? Если, конечно, ваши ноги уже не знают его.

– При чём тут мои ноги?

– Да это я так. Просто. Так вы пишете?

– Да-да. Сейчас, только ручку найду… Чёрт, как назло… – Послышалась возня. – Говорите, пишу.

Продиктовала адрес. Записала его сразу же, как только подошла к дому. И тут же подумала – может зря продиктовала? А вдруг он выспался, очухался и решил упрятать меня обратно?

– Тогда через час. Ладненько? – Меня мутило, когда он произносил «ладненько».

– Хорошо.

– До скорого.

– До встречи.

Да что это я? Накрутила подозрений. На человека. Он же вытащил меня. Мало ли какие дурацкие слова он произносит. Придётся довериться. Ничего другого всё равно не остаётся. «И не произойти не может» – всплыли вдруг слова «официанта».

Ждала доктора. Он словно стоял рядом. Мы вместе молчали. Глядя в окно. Как две сироты. Два забытых призрака. Представилась его тень рядом с моей. Ностальгия подкатила к сердцу. От неё становилось горько и приятно. Одновременно. С примесью мутной тоски. Она так и сочилась, циркулируя вместо крови в моём, позабывшем прошлое, сердце.

Смотрела в окно. В стекло били крупные дождевые капли. Деревья медленно танцевали. Из стороны в сторону. Сильный ветер гнал облака. Со второго этажа квартиры было видно как по улице, словно большие шашки, перемещались разноцветные зонты. Разных размеров. Цветов.

Я напоминала себе одну из этих шашек. Может даже лучше, если бы я была обыкновенным зонтом. Какие душевные терзания могут быть у зонта? Его место очевидно. Роль проста и понятна. Временное, но такое необходимое прибежище для хозяина в дождливый день, на мокрой улице. С неба льётся вода и зонт на время, из неприметного предмета, пылящегося в чьей-нибудь прихожей, превращается в нечто, имеющее решающее значение. Пусть совсем ненадолго, но он обретает свою собственную значимость.

Я же была неприкаянной. Мне не было места ни там, ни тут. Неизвестно было, где я пылилась до недавних событий. Да и здесь, нахождение моё никому не приносило пользы. Ни мне самой. Ни этому дождливому равнодушному городу. Единственной зацепкой был доктор. Он казался таким же потерянным как и я. Вот почему он притягивал меня. Мы были похожи. В этом тягостном забвении.

Там откуда я пришла, места мне тоже не нашлось. Даже самой простой роли не выпало. Или она осталась несыгранной. Почему, неизвестно. Ядовитая горечь заполняла сердце. Оно чем-то было отравлено. Может от того, что мне всегда было ясно, я – нечто большее, чем зонт в чьей-нибудь прихожей. Может от этих и других подобных размышлений, внутри крепло понимание, что я способна на что-то большее. Но так и не найдя подходящей возможности, не расправив толком крылья, рухнула на порог психиатрической клиники. К ногам доктора. Только он мог помочь. Самой мне было не под силу разобраться что к чему.

Окна были панорамными. Большими. Во всю стену. Это делало здание вокзала напротив, с непривычным круглым куполом, ещё более величественным и таинственным. Почему-то оно гипнотизировало меня. Но ворошить память было бесполезно. Во всяком случае, до прихода доктора.

В какой-то момент послышался лай собак. Совсем рядом. Это было и вовсе удивительно. Потому что во всём подъезде, кроме меня и соседей по этажу, больше никто не жил. Квартиры пустовали, хозяева наведывались редко. Тем лучше. Меньше вопросов. Но точно ни у кого не было собак.

Это я знала, потому что пожилая пара из квартиры напротив, сразу же внесла ясность. Утром соседка, Любовь Дмитриевна, принесла творожник к чаю. Это было мило. Потому что именно тепла, простого человеческого тепла так не хватало. Любовь Дмитриевна упорствовала, называя меня Стешей и я не стала сопротивляться. Похоже у старушки были свои навязчивые идеи. Это было даже удобно. Стеша, так Стеша. Она также пожаловалась, что очень уж неуютно, когда совсем без соседей. А тут, наконец-то, интеллигентная девочка. Почему-то она решила, что я – студентка. Хотя студенткой я себя точно не ощущала. У меня несомненно был жизненный опыт.

Однако собачий лай послышался снова. Странно. Открыла одно из окон. Но там ничего близкого к собачьему лаю. Только разноцветные шашки зонтов и стук дождя. Закрыла. Снова, словно приглушённый немного, но точно – собачий лай! Вроде две собаки. Или три? Нет. Две. Да. Грубый лай и второй, более писклявый, на верхних нотах. Наверное, большая и маленькая. Мда. Лишь бы не галлюцинации. Мало ли. Но не дай бог, конечно.