Юлия Бекенская - Гавань

Напротив дома – пустошь, а в глубине, где слышно, как море шумит – заброшенный барак красного кирпича. Черные окна, словно пасти, заманивают. Митя там волка видел!

Сам он куда-то запропастился. И вчера не было. А у его мамы не спросишь – она кричит погромче историка. У Митьки мама – прачка, большая и шумная, с красным пятном в половину лица – след от ожога паром. У Таи мамочка не такая – красивая и певунья. А папа умер, давно.

Зато у Митьки отец есть; он пьяница, пропадает в гаванских кабаках. Говорят, руки золотые были когда-то.

Сейчас ни души возле дома. Только кот на крыльце усы намывает.

Митька хитрый. Любит подкрадываться неслышно: идешь домой из гимназии, глядь – а он уже рядом шагает, будто всегда тут был. И сердце зайдется от сладкого ужаса: не увидит ли кто – гимназистку мальчик встречает!..

С Таей они с детства дружат. Митька привык верховодить, на выдумки больно горазд. Но теперь она – гимназистка. И пусть в гимназии тише воды, ниже травы, и глупые девочки дергали ее за косу, зато Мите она может рассказать все, о чем знает. И до лета осталось чуть-чуть, есть секрет под разбитым сердцем, а еще верный друг и огромный мир, о котором чистые гимназистки ни сном, ни духом. Поделом им! Пусть облопаются своим бламанже.

Свист. Треск ломаемых веток.

Хрусть!

Тая только отпрыгнуть успела – и вот он, пожалуйте, Митька, собственной тощей персоной. Стоит, ухмыляется. На щеках – черные полосы сажи.

– Ты откуда свалился?

– Известно, откуда! С неба! – когда Митька смеется, во рту дырка от верхнего зуба видна.

– Если бы с неба, разбился бы всмятку! И сажи на небе не водится!..

Хохочут.

Митька живет и горя не знает. До поздней осени ходит босой, бывает, где хочет, спит, где придется. Иногда в гавани помогает: то конец поймать, то сеть подлатать, а то проводить гуляку из кабака к Благовещенской. Когда монетку дадут, когда подзатыльник – как повезет.

Митька все про всех знает и ей рассказывает: в том домишке старуха живет, графская нянька – если окликнуть, в ответ непременно заругается по-французски. А в квартирантах у нее солдат корноухий. Он добрый – может леденцом угостить. А лицо все время в порезах – им положено бриться да форму носить до самой смерти…

Однажды Митька ей скупщика воровского показывал: с виду дядька как дядька, только глаза бегают. И про хулиганов он все знает. Если, говорит, синий шарф и фуражка на правое ухо – то гайдовцы, а если шарф красный и на левое ухо картуз, то рощинцы. У него знакомцев – полный квартал: нищие и разносчики, чистильщики сапог да воришки. Даже отставной регент-побирушка и тот с ним здоровается. Не жизнь, у Митьки, а сказка: ни тебе гимназии, ни тесных воротничков, ни зубрежки.

У Митьки свои новости, у Таи свои:

– Историк мне кол поставил. Кричал! Злой он теперь, белены объелся. К нему товарищ приезжал, офицер без мундира. Конфетами всех угощал, а я наказанная была, только в конце прибежала. Офицер красивый! С усами! Девочки говорят, хороши конфеты-то были! Чистый зефир. А еще он Данилу Андреевича-то спросил, мол, как поживает ваша знакомая дама сердца?.. Представляешь, оказывается, у историка дама была. Такой нескладный весь, его товарищ смешно называл: Цапель! и прыщики, прыщики же у него, а тут раз – и дама!

– А что, если прыщики, то даму нельзя? – обиделся за мужчин Митька.

– Ты дальше слушай! Девочки смотрят – историк весь побледнел, зашатался, за сердце схватился и говорит: мы расстались, и жизнь моя разбилась навеки! Что ты смеешься, Соня Бузыкина сама видела. Так и сказал: разбилась навеки! И с тех пор сам не свой. Колы ставит! Вот что любовь делает.

– Любовь у него, а кол – тебе, – рассуждает Митька. – Вот бы любови своей колы и ставил. Надо бы посмотреть, что за гусь Цапель-то ваш.

– Да кто же тебя в гимназию пустит? – смеется Тая. – У тебя башмаков нет. Мадам Вагнер как увидит тебя босиком – так от злости и рассыплется по косточкам…

– Ничего, – отвечает Митька, – я помозгую. Чтобы вашему Цапелю неповадно было колами разбрасываться…

– Ой, Мить, не надо! Хуже будет, – пищит Тая.

Но самой приятно, что друг за нее заступается.

– Ладно, – говорит Митька важно, – не боись.

– А еще Цирцелия Францевна сказала, что в гимназии вор завелся! Что у нее книжку украли. А Зойка Фомина все меня в бок толкала – как будто бы это я!

– Дура твоя Зойка! – отрезал Митя. – А что за книжку у Цыцы сперли?

– Да мне почем знать! Справочник какой-то…

– Справочник – полезная вещь, – отозвался Митька. – Помнишь, в субботу ночью в гавани кабак сгорел? Так вот там человека нашли. Мертвого!

– Врешь!

– Вот те крест. Побежали! Сегодня к причалам пойдем. И еще покажу одну вещь…

– Я на покойника смотреть не буду!

– Да увезли уже покойника-то. Не бойся. Другую вещь. Ходу!

И как понесется!

А Тая – за ним.

Бежит по тропинке Тая за Митькой вслед. Солнце выглянет – травы запахнут сладко. Ветер макушку треплет. Овсянка – пыррр! из-под ног.

Стрекочет кузнечик. Вода журчит и хлопает по камням.

Лягушонок ручей перепрыгнул. Смешной!

Вот бы ей лягушонком стать! Не насовсем – на время экзаменов. Было бы чудно: квакай себе и прыгай с камня на камушек. Ни зубрежки, ни хихиканья за спиной.

И никто за косичку не дергает – откуда у лягушонка косички-то?

И духоты никакой – столько вокруг сладкого ветра и солнца! И вода! Много-много воды!

Бежит Тая.

В траве – желтый лютик да толстый шмель. Лопух пахнет горько, метелки травы ветер метет. Над заливом облака кучами, будто пена в прачечной у Митькиной мамы.

Столько интересного в гавани!

Можно забраться на старую иву и сидеть в развилке. Играть, глядя в рябые волны, будто на верхней мачте смотровой пост, и плывет корабль к чужим берегам, а матросы, капитан и Знатная Дама из первого класса – все ждут, когда на горизонте покажется остров сокровищ.

Можно прыгать с разбегу и съезжать по песчаной горе. Заглянуть в ласточкино гнездо, осторожно, чтобы не получить клювом в глаз.

Можно под старой лодкой устроить дом и играть, будто в нем живут муж с женой, да толпа ребятишек, и всех кормить на званом обеде, подавая на тарелках из лопухов то да се.

Можно купаться между причалов, где вода теплая и пахнет тиной. Можно подслушать чаек и узнать вести из дальних стран.

А можно по камушкам прыгать хоть до самого рейда – мелок залив на отмели. И кажется, прыг! – и допрыгаешься до течения Гольфстрим, ляжешь в теплую воду, и понесет тебя к берегам жарким, а под тобой поплывут киты, камбалы и тунцы, морские звезды зашевелят разноцветными пальцами.

Выплывут дельфины, удивятся, спросят: куда путь держите? Ответить не успеешь, подхватят, понесут, и окажешься на необитаемом острове под пальмой с кокосом да ручной обезьянкой…