Кассия Сенина - Траектория полета совы

Киннам встал и направился туда, куда указал понтифик. Следом подъехал и папа в своем кресле. На столе лежал большой кусок дерева, обитый малиновым бархатом, рядом – изящный серебряный молоточек и несколько коробок с разноцветными гвоздиками.

– Пожалуйста, господин ученый! Какие гвоздики вам больше нравятся? Медные, бронзовые, латунные? С чернью? Извольте выбрать любой и забить в это полено, – весело предложил папа.

Феодор взял небольшой медный гвоздик и несколькими ударами погрузил его в дерево по самую шляпку.

– Получилось? Гвоздик был медный, не так ли? Поверьте, люди до вас выбирали самые разные. А теперь присмотритесь: велика ли разница? Попробуйте хотя бы найти свой.

Киннам усмехнулся: от ударов молотком тонкое медное напыление стерлось и гвоздик его… Но где же, в самом деле, гвоздик? Бархат был весь усеян блестящими шляпками, ничем не отличавшимися одна от другой.

– Да, таков наш мир – сплошная имитация, – серьезно подытожил Киннам. – Но, согласитесь, этот опыт имеет смысл только в том случае, если гвоздики сделаны из одного материала и лишь слегка покрашены в цвета разных металлов.

– Разумеется! – воскликнул папа. – Но разве вы не согласны, что и с разными людьми чаще всего дело обстоит именно так?

– Соглашусь, пожалуй, – ответил Киннам и почему-то вспомнил об Афинаиде.

«Все-таки интересно: мы с ней такие разные, – подумал он, – но не скрывается ли под внешними различиями нечто общее? По крайней мере, нам обоим жизнь задала изрядную трепку, хотя и разного свойства… Да, ведь у нее сегодня доклад! Надо послать свиток ближе к вечеру, узнать, как всё прошло, она так волновалась…»

– Ну, прощайте, господин Киннам, – вдруг произнес папа. – Очень был рад встрече с вами и… Я знаю, у вас хорошая память на образы и разговоры.

Взглянув в лицо Иоанна-Павла, Киннам заметил признаки уже знакомого беспокойства и озабоченности.

– Прощайте, ваше святейшество! Полагаю, вам снова пришло время проверить почту?

Понтифик улыбнулся, кивнул и развел руками, как бы говоря: что поделать, что поделать, это мой долг…

Доклад прошел замечательно: Афинаида прочла его без запинки и весьма живо, слушали ее внимательно и с интересом, а потом задали несколько вопросов, на которые она вполне внятно сумела ответить. Сбегая вниз по главной лестнице буквально как на крыльях, Афинаида ощутила, что никакого отходняка у нее не будет, что жизнь налаживается и может быть очень даже прекрасной… Перед большим зеркалом на втором этаже она невольно остановилась и посмотрела на себя: да, в этой изящной и стильно одетой девушке с блестящими от радости глазами трудно узнать прежнюю Афинаиду. Неудивительно, что Алекс опешил, увидев ее в таком преображенном виде!

Она улыбнулась своему отражению, и тут в сумочке пискнул мобильник – пришло сообщение. Афинаида достала телефон, нажала кнопку, и сердце ее прыгнуло и затрепетало: свиток был от Киннама. «Как Ваши успехи?» – спрашивал великий ритор.

Он помнил, что у нее сегодня доклад, интересовался, как всё прошло! Ей захотелось написать ему длинное сообщение, но она тут же одернула себя: Киннам – человек занятой, нечего утомлять его… И она ответила одной фразой: «Спасибо, все прошло хорошо, и вообще мне понравилось!» Через минуту пришел ответ: «Поздравляю! Я знал, что Вы справитесь :)».

Хотя с утра накрапывал дождь, к вечеру распогодилось, и Афинаида прошла часть дороги до дома пешком, любуясь, как заходящее солнце зажигает малиновым пламенем окна домов. Хотелось пританцовывать на ходу, махать сумкой и напевать… О да, она была очень рада успеху своего доклада. Но не еще ли больше – сообщению от Киннама? Когда-то подобный вопрос вызвал бы у ней приступ изощренного самокопания в попытках выяснить, какого именно греха тут больше – тщеславия или блудных мечтаний, – но теперь она просто шла по улице и радовалась жизни, и ее совсем не тянуло разбираться в этих материях. Она так долго отравляла себе жизнь такими «духовными упражнениями», но нисколько не приблизилась к совершенству, а первый же разговор с великим ритором показал, что она далека от святости даже по критерием этого мира, что уж говорить о том «высокодуховном» мире, в котором она провела десять лет… И довольно, довольно! Она достала мобильник, перечитала последнее сообщение от Киннама, улыбнулась и направилась к остановке автобуса.

Придя домой, она едва успела переодеться и поставить чайник, как запел мобильник. Номер был незнакомый.

– Привет! – сказал в трубке голос Ирины. – Ну что, будем встречаться? Я как раз недалеко от тебя прохожу! Поболтаем?

– О, давай, заходи! У меня даже есть, что отметить! – Афинаида обрадовалась: она вдруг почувствовала, что со старой знакомой приятно увидеться именно сейчас, когда жизнь преподнесла такой очаровательный подарок.

Ирина явилась через четверть часа.

– Хорошо выглядишь! – сказала Афинаида при виде подруги.

Ирина, пожалуй, не смотрелась моложе своих сорока лет, но выглядела и правда очень неплохо: стройная фигурка, темные брюки, вьющиеся короткие волосы. Улыбка вроде бы прежняя, хотя уже усталая у краешков губ. Трудно было сейчас представить эту женщину в мешковатой юбке и сбившейся косынке, которые она так любила десять лет назад. Да и дети больше не висели за ее спиной, не вились вокруг с бесконечными «мам!»

– Садись, садись! – Афинаида хлопотала на кухне, усаживая подругу в покойный уголок, прямо под иконой Богоматери. – У меня, правда, как всегда, нет особых вкусностей, но вот ликер, и… Сейчас, подожди… У меня ведь сегодня был первый в жизни доклад, представляешь? И прошел на ура! Так что…

– Здорово! А я-то, глядя на тебя, уж подумала: ты влюбилась!

Афинаида застыла на секунду перед холодильником и быстро принялась вынимать оттуда яблоки, виноград, корзиночку с остатками клубники. Гостья тем временем расположилась поудобнее и достала сигареты:

– Можно дымить?

Наверное, говорить «угу» не следовало – сигаретный дым хозяйка не переносила, – но ей не хотелось казаться старомодной. Афинаида открыла пошире форточку, разлила по рюмкам ликер и, усевшись напротив гостьи, тряхнула головой:

– Ну, давай за науку!

– Давай-давай. Вижу, у тебя с ней роман!

– Да, что-то в этом роде! Ну, а как ты? Как ты теперь живешь? Расскажи! Я ведь думала, вы так и подвизаетесь в своей «пустыне»!

– Ой, нет, что ты! – Ирина как-то криво усмехнулась и махнула рукой, разгоняя дым.

Задолго до ареста Лежнева она с мужем и детьми перебралась на крохотный и почти необитаемый островок. Отец Андрей не был от этого решения в восторге и пытался отговорить благочестивое семейство – не в последнюю очередь из-за нежелания лишиться верной и бесплатной помощницы. Но Василий остался непреклонен: в городе им с семьей спастись нельзя, детские души необходимо удалить от пламени порока… Он приобрел за бесценок старую хижину в отдаленном углу Кикладского архипелага и поспешил переехать туда. Этот поступок считали безумием многие, но не Афинаида. Она лишь говорила Василию, что жить вдали от цивилизации прекрасно, но все-таки нужны хоть какие-то средства для существования. Лодка с рыболовной сетью, ветрогенератор… может быть, даже маленький культиватор с плугом, если почва пригодна под огород. Василий вроде бы и соглашался, а всё равно отбыл из Афин только с мешком крупы и чемоданом книг, среди которых самым легкомысленным чтением были жития святых. Потом звонил несколько раз, хвастался, что живут они хорошо, «Господь помогает». «Господа» в данном случае зовут тетя Фаина – Иринина мама: она ухитрялась выкраивать драхмы из вдовьей пенсии и посылать «отшельникам» муку, мыло, и еще всякое, без чего нельзя обойтись. Зять не терпел тещу за «безбожие» и посылок предпочитал не замечать. Не замечал он и того, что дети, несмотря на жизнь у моря, растут невеселыми и хилыми…