Кассия Сенина - Траектория полета совы

– Но ведь я же не виноват? – восклицал инок испуганно, заискивающе заглядывая в лицо астиномам. – Я и глазом моргнуть не успел, как ваши ребята прибежали. Я же не знал, не выполнил послушания, глупая моя голова…

Старца по кличке Всебед, по окончательном выяснении его личности, отправили в Дечанский монастырь – ближайший к месту его рождения.

– Там, по крайней мере, уж точно никому не будут нужны твои духовные советы! – сердито напутствовал его отец Феодор.

Кто действительно поразил всех расследовавших дело, так это Екатерина – свечница храма и по совместительству староста одной из двадцаток. Эта была рыхлая немолодая дама с выпуклым лбом, бегающими глазками и сердитой складкой вокруг губ.

– Скажите, – спросил ее следователь, – вот вы скребком расцарапали астиному всё лицо. Вы полагаете, это нормально, по-христиански?

– Ой, я не знаю, ничего не могу сказать, – бойко ответила женщина, – нас так благословил духовник.

– А вы не хотите встретиться с раненым астиномом?

– Ой, нет, что вы, что вы! – Екатерина замахала руками. – Я не хочу, я не знаю, я… не могу!

– Но вы не видите в своем поступке ничего ненормального?

– Знаете, отец Андрей наш говорит, что в церкви нормальных вообще нет.

– Это в каком же смысле?

– Не знаю. Он говорит, что все мы немножко психи, у каждого своя болезнь. Ну, и в том еще смысле, что мы все должны быть юродивыми Бога ради, должны отказаться от умствований.

– А вы уверены, что в данном случае отказываетесь от умствований именно ради Бога? Не ради отца Андрея, который, так или иначе, виновен в гибели двух человек?

– Не знаю. Не он же их убил! И потом, вы сами ничего про нашего отца не знаете, а он великий человек, на самом деле!

– Я, возможно, и не знаю, – следователь начал сердиться, – но вижу, что вы до сих пор находитесь у него в полном рабстве и рабской зависимости.

– Да-да, это очень хорошо! – с жаром заговорила женщина. – Он ведь мой духовник! Он и сам говорил, что священник должен быть вместо Христа на земле, что так мы показываем Богу, что мы Его рабы! Так и надо! И еще он говорил, что, если ты по-настоящему предан Богу, то от этого рабства уже никогда не освободишься, никогда! Кто бы тебя ни пытался освободить, ты всё равно останешься рабом Божиим, об этом и апостол писал: «Если и можешь стать свободным, больше поработи себя!» Это… это, знаете, как гигиена тела. Если ты в рабстве у Бога, то к тебе никакая духовная зараза не пристанет, никакая прелесть, никакой бес! А иначе, чуть только выйдешь на ложную свободу, тут и конец тебе! Тут и погибель!

– Да, странные вы люди и странный человек ваш отец Андрей. Непонятный… – задумчиво пробормотал следователь.

– А как же можно понять человека? – бойко отозвалась Екатерина. – Только одним способом: молитесь за него. Молитесь, Господь-то вам всё про него и откроет, так старцы учили!

Однажды вечером Сергий Стратигопулос и несколько молодых архонтов астиномии, сидя в региональном отделении в компании большой бутыли рицины, обсуждали всё происшедшее. Кто-то зачитывал вслух избранные места из одной Лежневской брошюрки, остальные весело смеялись.

– Вот послушайте: «У христианина нет своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже особого имени. Всё в нем поглощено единым исключительным интересом, единою мыслию, единою страстию – Богом. Он разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром, со всеми законами и приличиями этого мира. Он презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него то, что способствует торжеству православия. Безнравственно и преступно всё, что мешает этому. Все чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нем единою холодною страстию православного дела, которая ежеминутно должна соединяться с трезвым расчетом».

– Стойте-стойте, – воскликнул Стратигопулос, быстро допив бокал, – это что-то ужасно знакомое! Это похоже на Бакунинский «Катехизис революционера»! Да-да, мне весьма запомнилось это: «Нравственно для него то, что способствует торжеству…» – только там не православие и не Бог, а… революция или что-то в этом роде. Надо дома посмотреть!

– Откуда ты это знаешь?! – в один голос воскликнули астиномы.

– Да так… изучал немного историю русской революции…

– Так что же, получается, русские ортодоксы берут идеи у тех же коммунистов, которые их гонят? – удивленно спросил молоденький комит.

– Не совсем. – Сергий вздохнул. – Скорее уж, революционеры там питались православными идеями, переделывая их на свой лад. Так-то!

– Ну, так вот что я вам скажу, – подал голос чернявый кентарх, – смотрю я на всё это и думаю, что если у нас такое православие, то не податься ли мне в ислам?

– Это будет больно, – заметил архонтик восточной наружности, и все захохотали. – А если серьезно, – продолжал он, – то совсем не обязательно, что тебе там всё понравится. Вот в Персии сейчас улемы… Впрочем, я стараюсь особо не вникать в богословские тонкости, а то такое выползет – сам рад не будешь!

– Эти русские катакомбники, во всяком случае, странные люди и опасные, – подытожил кто-то.

– Собственно говоря, что мы о них знаем? – возразил Сергий. – Практически ничего. Еще был ли Лежнев катакомбником? А если и был, то нам известна только его версия, прошу не забывать.

– Но ведь он принес их писания, их опыт?

– Только часть опыта! В любом случае, там столько всякого… Говорят, они иногда выходят на площади, хулят богоборную власть и попадают под расстрел, – не мог же он сюда этот опыт принести?

– Да уж, у нас если и можно кому с точки зрения Бога предъявить претензии, то уж не ко власти, а к… – Чернявый надул щеки и притворился что поглаживает огромную бороду. Все опять расхохотались.

– Погодите, погодите, – воскликнул чтец, – а вот как вам нравится это?

– Отец Феодор сказал, что это из Григория Богослова, – меланхолично заметил Сергий.

– Да ну? – удивился комит. – И все-таки странно, что они раньше всю эту писанину не просматривали!

– Ты уверен? А это видел? – Турок, порывшись в куче брошюрок, извлек одну – «Путь духовного делания. Сочинение старца Акакия Московского» – и раскрыл первую страницу. Там красовалась митрополичья печать и резолюция «Одобряю» с размашистой подписью владыки Дионисия…

Афинаида ходила на допросы лишь около трех недель: как только она решилась поехать в реабилитационный центр и сообщила об этом Стратигопулосу, тот сразу же при ней позвонил куда-то, договорился, и девятнадцатого декабря она села в самолет, который доставил ее на Закинф – именно там находился центр.