Виктор Кириченко - Берегиня. Романтическая повесть

Глупая девчонка! Так и не сумела втолковать ей старая Айго, что шаманы вовсе не рождаются. Их бессмертные души лишь на время вселяются в человеческую плоть! В тот самый миг, когда в теле будущей матери вспыхивает огонёк новой жизни. Вот откуда всё её «ясновидение».

Глупая девчонка! Только кто из нас бывал умнее в пору своей первой любви?..

***

– Так, сэр! Вам на утряску всех дел сорок восемь часов!

– Погоди, Витась! Почему такая спешка? – обалдело уставился на товарища Паганель. Выезд команды на Тянь-Шань был запланирован только через месяц.

– Да потому, что есть шикарный вариант подзаработать! Только надо не прозевать это дело! Не всё же Божукову пенки снимать!

Санька начал соображать. Альпинисты-москвичи, возглавляемые известным высотником Божуковым, давненько подвизались на строительстве высокогорных гидроэлектростанций Киргизии. Но до поры до времени вклиниться в сферу подобного бизнеса сибирякам не удавалось. А зарабатывали божуковские спецотрядовцы очень даже прилично. По слухам…

– Ты чего рот разинул? Есть проблемы на работе? Решим! Билеты заказаны, так что гони паспорт!

– Наташка…

– А чего «Наташка»? Предупреди, объясни. Если согласится – хоть в ЗАГС тащи. Чего, спрашивается, тянул до последнего? Сколько можно девчонке голову морочить?

Паганель не дослушал. Он сгоряча выскочил из Витаськиной квартиры и только потом понял, что суетится зря. Действительно, за столько времени можно было что угодно успеть. А он даже адреса не разузнал. Как же быть? До субботы, когда он надеялся встретиться с Наташкой на Китайке, гораздо больше сорока восьми часов. Так что, если не удастся уломать Витасика…

Витасика уломать Паганелю не удалось. Впрочем, он и не пытался, когда увидел, как завелись остальные ребята. Хлопот было много, а времени мало. Наташка, как ни обидно, потихоньку отошла на второй план…

Очнулся он только в аэропорту, куда они в конце концов примчались, чудом успев завершить груду дел. Оставалось минут десять до посадки, регистрацию закончили – и теперь народ давился в накопителе.

– Сань, тебя зовут! – взяла его за локоть Ленка Безухова. – Кто

это, а? – она кивнула в сторону решётки, отделявшей накопитель от остального аэропортовского пространства.

Санька медленно обернулся, почти наверняка уверенный, что попадает впросак. Ленка ведь запросто могла и подшутить над холостякующим товарищем.

Ленка не шутила. Прижавшись к решётке необычно бледным лицом, его ждала Наташка.

– Сашенька!

– Как ты узнала? – спросил он, напрочь забыв про выпятившихся на сентиментальную сцену пассажиров. И про Ленку, которая не удержалась и мазнула по Наташке любопытным женским взглядом.

Наташка помотала головой. Саньке показалось, что ей трудно говорить – и она собирает силы, чтобы сказать что-то ужасно важное.

– Я люблю тебя!

Наташка опять помотала головой. Она знала это без слов. Было что-то более значимое. Он понял и посмотрел ей в глаза. Неужели?

Она кивнула.

– Адрес! Скажи адрес! Я напишу!

Как некстати заревели турбины готовой к вылету «тушки»! Наташка почти кричала, а Санька так и не смог ничего расслышать, пока устремившиеся к выходу на лётное поле люди не отсекли их друг от друга. Уже с трапа он последний раз помахал рукой и разглядел ответный взмах. А сев в кресло, впервые за всю свою альпинистскую жизнь понял, что больше нигде не сможет лезть на рожон. У него появился страх. Не за себя…

Хуже нет, чем тащиться вторым в связке по такой стене! Ничего не зависит от тебя: ни выбор маршрута, ни темп движения, ни даже общая судьба. Всё решает тот, кто впереди, а твоя доля – торчать на станции и терпеливо ждать, чем кончится его единоборство со скальным отвесом. Выдавать ровно столько верёвки, сколько ему потребуется для свободы движения, но ни сантиметра больше. И ждать… Чего? А чего угодно! Надеяться, что вот сейчас, наконец, сверху долетит долгожданный крик: «Рыба, принимаю!». И бояться другого крика: «Держи!!!». Если только тот, кто сорвётся, успеет крикнуть…

Мало кто знает, как всё это бывает. С одной стороны, потому, что падают люди со стен всё-таки не так уж часто. А с другой стороны, потому, что выжить после срыва повезло немногим. Представить страшно, что значит рывок от тела, пролетевшего хотя бы десять метров в свободном полёте!

А что такое десять метров? Тьфу! Всего-то пять метров выше последнего крюка плюс те же пять метров ниже его, пока не натянется страховочная верёвка. Да ещё сколько-то надо успеть её протравить, обжигая ладони, чтобы смягчить рывок, который запросто может сломать товарищу грудную клетку. Это если выдержат верёвка и крюк… Но какой же идиот будет бить крючья через пять метров? Сквозь них же потом верёвку не продёрнешь!

Вот и Андрюха явно ушёл вверх гораздо дальше, и пока не слышно, чтобы он забил хоть один промежуточный крюк. Да и хрен его так просто забьёшь в трижды долбаный мрамор! По мрамору лучше вообще переть без остановок.

Но что-то не движется наверх верёвка… На тренировках нижний давно бы уже разинул пасть и заорал что-нибудь вроде: «Мужик, ты чего там, гнездо вьёшь?». Да и от тех, кто снизу любуется на всё это мероприятие, замешкавшийся лидер поимел бы полную задницу ехидных комментариев. А стал бы возникать – попросту натянули бы верхнюю страховочную верёвку и сдёрнули бедолагу со скалы. Нефиг, мол, маршрут занимать без толку!

Только здесь не тренировка. И верхней страховки нет. А у тех, кто смотрит на их упражнения снизу, очко, небось, уже вовсю заиграло. Особенно у Нинки. Что-что, а уж её настроение Рыба чувствует, что называется, спинным мозгом. Оно и понятно. Страшное дело на такое со стороны смотреть. Вот когда сам корячишься на скале, страх куда-то

девается. Во всяком случае, не мешает работе. Разве что шея затекает от попыток рассмотреть, что там делает партнёр, да ладони под верхонками взмокают от постоянного напряжённого ожидания.

– Лёша, внимание!

Рыбе показалось, что голос Медведя неузнаваемо изменился. Он ещё раз бросил взгляд на крючья станции, поудобнее перехватил верёвку и затаил дыхание. Сверху раздался стук скального молотка.

Нехороший стук. Крюк у Андрюхи явно не шёл в трещину.

***

– …лезем мы, значит, дюльфером на Шхельду 2 2 Явная бессмыслица, то есть то, чего просто не может быть. …

Шура-Келдыш с тоской отвернулся. Димычевы байки он знал наизусть, тем более что за десяток лет их не прибавилось. Таким, с позволения сказать, юмором только тараканов травить в общаге.

Чёрт возьми, кто бы мог подумать, что когда-нибудь общаговские времена будут с ностальгией вспоминаться! А вот ведь как… Ясное дело, конечно, что не по общежитской койке душа тоскует и даже не по молодости, которая на той койке осталась. Что-то неизмеримо большее утеряно. И никак не поймёшь, что же именно!