Виктор Кириченко - Берегиня. Романтическая повесть

Махание молотком далось ему непросто. Это вообще был цирковой номер, когда он сначала нащупывал на поясе крюк подлиннее, потом выщёлкивал его из карабина, потом осторожно, зацепившись обоими локтями за неровности скалы, пытался вколотить его в широкую трещину, заполненную какой-то стекловидной пакостью. Замаха, конечно же, не было, да и делать резкие движения он опасался – настолько паршиво стоял. А толку от всей этой мороки не было почти никакого: крюк проткнул мягкую пробку в устье трещины и болтался в ней, как дерьмо в проруби. Только и всего, что под рукой появилась более-менее устойчивая точка. Тут бы «морковку»…

Андрюха скрипнул зубами от злости. Брать ледовый крюк именно для такой ситуации они с Рыбой планировали железно. Надо же было Келдышу выскочить со своими непрошеными советами. Умный шибко! Да будь у него всё в порядке с ногой, и крюка никакого не потребовалось бы. Чего ради?

Вышел в темпе с правой ноги, не глядя хлопнул ладонью по шероховатой скале – держит! Пошёл сходу загружать левую ногу, и уже тянулся другой рукой к отличной зацепке, которую тоже надо было, не задерживаясь, оставить для освобождающейся правой ноги… И чуть не заорал. Где-то в голеностопе, не залеченном позорными коновалами, выплеснулась такая боль, что в глазах потемнело. Мало-мало не отключился, тогда бы точно, хана! Рыбе его не удержать нипочём, хоть и лучший он во всём Келдышевом шалмане. Станция-то на честном слове сделана, страховка по-саянски: «Иди, я тебя вижу!»… Вот когда Андрюху прошиб холодный пот.

Что такое падение, он знал не понаслышке – на всю жизнь запомнив остановившееся время, удары о выступы скалы, режущую боль в руках, пытавшихся хоть за что-то зацепиться. И бесполезно струящуюся вслед страховочную верёвку… Брошенную испугавшимся сопляком верёвку Медведь не простил липовой инструкторше Галке, Гришку же простил и даже разрешил вернуться в секцию. А с этой… Правильно она сделала, что смотала манатки: им бы тут было тесно…

Медведь вновь перетёк телом с ноги на ногу. На что-то всё равно надо решаться – долго так не провисишь! Он попробовал загрузить руки: держат… И крюк не совсем уж бесполезно забит: хоть чуть-чуть, а поможет начать движение. Но решиться грузить левую ногу он пока не мог…

Чего они затихли там, внизу? Сначала ржали над чем-то, может, и над ним, а сейчас как воды в рот набрали. Любуются, мать их за ногу… Дорого дал бы Медведь за то, чтобы ни одна душа не видела его в момент сомнения и страха. Именно страха, если не косить перед самим собой. Только некоторые от такого страха под койку лезут и глаза жмурят, а он здесь, чтобы клин клином выбить. И Рыбу вперёд не пустил, хоть и знал, что Лёшке это элементарное зеркало проскочить – как в сортир сходить.

Пройти здесь он должен сам, иначе к чему всё прочее? Зачем тогда соваться в экспедицию, куда наконец-то его пригласили красноярские пижоны? Какой смысл варить бесконечные трубы в галереях плотины, копать землю на опостылевшей даче, даже бегать на Борус с келдышевскими «непугаными идиотами», если не под силу окажется главная мечта в жизни – ступить на вершину если не Эвереста, то хотя бы пика Победы?..

– Андрей! – Медведь сначала даже не понял, откуда донёсся голос Келдыша. Потом сообразил, что Шурка забежал наверх по тропинке:

– Прими перила! Не дури!

Андрюху затрясло. За кого его принимает этот непрошеный благодетель? Он сцепил зубы и начал, наконец, многократно обдуманное движение: рука, левая нога… Боли не оказалось! Дальше правая, опять левая… Держит! Пошёл!!!

Приняв Рыбу на верхней станции, принципиально устроенной им в полуметре от загнанного в шпур металлического анкера, Медведь даже не глянул в сторону Келдыша, сматывавшего свои бесполезные перила. Собрал в бухту связочную верёвку, покидал в рюкзачок молоток, крючья и карабины, и стараясь не прихрамывать, пошёл по тропинке вниз.

Можно, можно собираться в экспедицию! Обузой он там не будет.

– Санечка, а ты мою шапочку не подобрал? – спросила Ленка, деловито вычёсывая снег из своей роскошной золотистой гривы. – А?

Санька почему-то не сумел ничего ответить. Рот вроде бы открывался, а звук не шёл.

– Ты чего, Санечка? – Ленка удивлённо уставилась на него. – Язык проглотил?

Он наконец-то всё понял: дурной сон кончился! Всё на своём месте! Ленка нашлась! Какая она всё-таки красивая!..

Звук по-прежнему не шёл, но губам-то растянуться от уха до уха ничто не помешало. Хорошо-то как!.. Ленка живая!

На Ленку Санька мог глядеть часами. Настолько оглушительна была красота, роднившая её со знаменитой тёзкой из «Войны и мира»! Хотя как ещё подходить к таким категоричным понятиям… Червонец, весьма и весьма подкованный в столь трепетном вопросе, однажды то ли в шутку, то ли всерьёз развил целую теорию о взрывной силе женского обаяния. Одних представительниц прекрасного пола он сравнивал с фугасными снарядами, в клочья размётывающими выбранную цель, других, составляющих по его мнению подавляющее большинство, – со снарядами осколочного действия с широчайшим радиусом поражения. Что же касается Ленкиной красоты, то она ассоциировалась у Червонца с кумулятивным снарядом, прожигающим любую броню.

Любую или не любую – это ещё как сказать… Был момент, когда Паганелю померещилось, что решающий залп готовится именно в его сторону. Нет, действительно померещилось. И осталась от тех иллюзий только одна, жутко смешная теперь фотокарточка…

А вот слоновью шкуру своего Пьера – Петрухи Безухова – Ленка прожгла разве что не навылет. И вообще, у близких друзей было очень серьёзное подозрение, что за десять лет Безуховы так и не выбрались из затянувшегося медового месяца. Ничем иным, по мнению многих, невозможно было объяснить неукоснительное участие Ленки в самых головоломных восхождениях мужа. Как и многозначительные взгляды, которыми эти два психа обмениваются в не предназначенных для этого местах и ситуациях… Но какое дело остальному миру до дыры в Петрухиной шкуре? Тем более если от влюблённой женщины на весь этот мир веет простым и добрым человеческим теплом, начисто лишённым паскудного осколочно-фугасного эффекта?

Саньку, кстати, в своё время именно такая постановка вопроса очень быстро привела в чувство…

***

– Молодой человек, кольцо! Вам куда?

Кто-то тронул Саньку за плечо и осторожно пошевелил. Он вздрогнул и открыл глаза.

– Лен?!.

– Кольцо! – вежливо, но настойчиво повторила женщина-кондуктор. – Вам здесь выходить?

Паганель кивнул, поднялся, прошёл к передней двери и спустился на перрон.

– С наступающим! – крикнула ему вслед женщина.

Он обернулся и опять кивнул. С шипением закрылись двери. Ледяной ветер, вывернувшись из-за отъезжавшего автобуса, хлестанул позёмкой в лицо. Санька зажмурился.