Юлиана Королёва - Эйдос непокорённый

– Дерьмо баркачье! – слова вырываются быстрее, чем я успеваю подумать. – Ты мог меня убить!

Доверенных учат выживанию в дикой природе, но я не думала, что даже подмастерья так метко швыряют ножи в кромешной тьме. Впрочем, талантами они не хвастаются.

Под тушей расползается тёмное пятно, я отхожу на шаг. В полумраке не видно, кровь это или вода, но я узнаю тонкий, почти незаметный металлический запах. Он вызывает тошноту. Закрываю нос рукавом.

– Не мог. Ты хоть раз видела веренка? – святоша подходит к туше, пинает ногой. – Они опасны, откусывают головы зазевавшимся дикаркам.

– Жаль, что болтливым Безымянным не откусывают языки, – бормочу я вместо благодарности. Некрасиво с моей стороны. – Как ты попал в него в темноте?

– Интуиция, тренировка, – пожимает плечами святоша.

– Ну да, конечно, – я таращусь на уродливое животное.

Безымянный выдёргивает из туши свой огромный нож. Вытирает кровь о кожу веренка, и я отворачиваюсь. Сейчас никак нельзя рухнуть в обморок.

– Не бойся, он уже дохлый, – усмехается мой спутник.

– А я и не боюсь. Тебе не понять, – чувствую, как земля уплывает из-под ног, тошнота усиливается, сознание размывается, меркнет, перед глазами всё плывёт.

Стараюсь дышать глубоко и размеренно, как учил Мастер Гиллад, и постепенно прихожу в себя. Холодная плита у лба и под руками – я даже не помню, как прислонилась к стене, а мне бежать надо, да подальше. Как от него отвязаться? Попробовать договориться? Увы, дипломатия не мой конёк.

Безымянный отбирает у меня фонарик и предлагает идти вместе. Тоннель узкий, иначе тут не получится, а без фонарика я далеко не убегу.

Скорей бы выбраться, глотнуть свежего воздуха, забыть запах крови.

– Эй, я не хотел тебя напугать. Это всего лишь падальщик, – святоша хлопает меня по плечу, пока я прихожу в себя.

– Да уж, спасибо, – я оборачиваюсь, встречаясь с его настороженным взглядом.

Чуть склонившись, он присматривается, будто хочет понять, всё ли в порядке. Я не собираюсь объясняться и рассказывать незнакомцу, что не переношу крови. О слабостях рассказывать нельзя, а страхи есть у всех, может, и у него.

Есть страхи, от которых просто бежишь, а бывают такие, что мешают жить. К примеру, когда теряешь сознание в неудобных местах вроде сортира с регулярностью раз в месяц. Потом приходишь в себя на полу со спущенными штанами и огромной шишкой на лбу или затылке. Тут уж как повезёт. И хорошо, если не успеет прибежать куча гребанных спасительниц, чтобы поржать над тем, где дрыхнет Рыжик, добавить к прозвищу «сортирный», и огрести фингал под глазом или двумя.

За фингал можно получить трёпку от Батьи, а из-за обморока попасть к Мастеру Гилладу. Но это как раз не самое страшное. Он всегда говорил, что страхи можно победить, всего-то надо сталкиваться с ними нарочно, пока не прекратишь бояться.

Я собиралась стать чуточку смелее в подмастерьях у Доверенных, научилась бы метать ножи в опасных тварей, и насмехаться над теми, кто впервые увидел снег. Но выяснилось, что девушек не берут. Тогда Мастер Гиллад предложил другой путь.

Пришлось променять дурацкую идею на нечто материальное и полезное – стать подмастерьем лекаря. Там к виду крови привыкаешь быстро. Святоши частенько устраивают боевые турниры, а о ценности и плюсах лекарской профессии нечего и говорить. Но мелкие поручения вроде «пойди-принеси, а теперь стой и наблюдай» не сильно помогали. Большинства наблюдений я избегала, прячась за учебником, поскольку от вида разбитой губы умудрялась уплыть в мир грёз.

Чтобы этого не случалось, старый лекарь научил меня особому способу дыхания. Так, со временем, меня перестали волновать царапины, и пару раз я даже досмотрела до конца, как он заклеивал разбитые брови и скулы святошам после драк. Все налаживалось. Но однажды моя работа у лекаря закончилась раз и навсегда, благодаря письму в чёрном конверте, которое я нашла в Архиве, куда меня по-прежнему носила основная работа.

– Эй, ты как? – голос Безымянного вырывает меня из воспоминаний.

Он приглядывается, убеждается, что я крепко стою на ногах и не собираюсь рухнуть в обморок, проходит чуть вперёд и тянет меня за рукав. Мы движемся дальше. Минуем очередной тоннель и оказываемся в огромной пещере, где стены и потолок теряются в темноте, и трудно понять, где у неё начало, а где конец. На пути громадный вертикальный монолит. Навскидку метров шесть на десять. Вход в Башню?

Горло сжимается, становится трудно дышать, но не только от страха: воздух вокруг густой и влажный, хотя нет ни единого источника воды. Капли воды на чёрном камне, как ни странно, собираются концентрическими кругами. Слышится далёкий гул, будто где-то шумит сильный поток.

– Давай кое-что проясним, – требую я и останавливаюсь в нескольких шагах от монолита. – Я не вернусь в Аллидион. Лучше останусь здесь.

– Здесь? – удивляется Безымянный, едва сдерживая смех. – Хочешь к веренкам на обед? В качестве закуски?

Он прикладывает к плите руку, стряхивает капли, они на миг повисают в воздухе. Что не так с этим местом? Я подхожу, хочу убедиться, что мне не показалось и ловлю себя на совершенно безумном желании – остаться и что-то искать. Но что? Зачем?

– По-твоему, лучше вернуться и хлебнуть яду? – я смотрю на капли, парящие перед носом. Они завораживают.

– По-моему, лучше скорее свалить отсюда, – только и успевает пробормотать святоша, перед тем как на наши головы обрушивается поток холодной воды.

Монолит исчезает, мой попутчик дёргает меня за руку, и мы проскакиваем в следующий тоннель.

– Хорошо, что балахон не успел промокнуть, – радуюсь я, стараясь удобнее пристроить цепь, которая всё ещё болтается на руке и мешает.

– Да нет, плохо, – Безымянный морщит нос и с усмешкой наблюдает, как я выжимаю косы, чтобы вода не стекала за шиворот. – Помыться тебе бы не мешало.

Ничего себе комплимент! Конечно, мне пришлось сегодня побегать. Но и он цветами не пахнет. Хотя дело вовсе не в нас, в этом месте чувствуется лёгкий душок мертвечины.

– Это твой дохлый веренк воняет, шнод! – только сейчас обращаю внимание, что он прихватил с собой тушу убитой им твари. Зачем? Странный он. – Как выберемся, пойдём разными путями.

– Не побоишься? Или ты хорошо знаешь лес? – он проходит чуть дальше в тоннель, оборачивается.

Теперь в его голосе нет издёвки, скорее так говорят с детьми, когда пытаются донести до них важность ситуации.

– Какое тебе дело? – смотрю на дохлого веренка. Из открытой пасти до самой земли свисает длинный раздвоенный язык и болтается в унисон с конечностями. – Зачем ты его взял? – вздрагиваю: до чего уродливое создание, никогда таких не видела.

– Какое тебе дело? – передразнивает святоша. – Может, я его съем.