Виталий Турченков - Сегрегация. Книга первая. В пяти частях

– Не знаете?

– Не знаю. Надо, наверное, демона найти. Не подскажите ли случайно, где?

– А где вы его в последний раз видели?

– В городе.

– В городе?

– Да. В городе, – нерадостно констатировал этот факт, я. – Вот же ж… Это теперь опять туда тащится. А где там его искать?

– Да, а где там его искать? – продолжал на странный манер, реагировать на мои слова павиан.

– А может, есть всё-таки другой способ?

– Может и есть… другой.

– А кто может знать точно?

– Мудрейшая. Она может точно… наверное, знать.

– И где она?

– Кто? Мудрейшая?

– Да, она самая.

– Так, наверное мудрствует там… себе, в своём шалаше.

– Дорогу покажите?

– К ней?

– Да. Пожалуйста. Отведите меня к ней.

– Почему бы и нет, – почёсывая свой подбородок, подумал вслух мой несносный знакомый, широким жестом когтистой лапы приглашая меня следовать за ним.

Двадцати (примерно) минутное хождение среди деревьев, тумана и странных существ с весьма сомнительными, как всегда действиями, привило нас к большому, сложенному из увядших веток, шалашу. У входа этого странного сооружения, поджав ноги в позе лотоса восседала весьма древняя старуха, по виду глубоко погружённая в (без сомнения) важные размышления.

Одета она была, как и предстало местным жителям, в лохмотья, в волосах держала перо крупной птицы, в руках длинную индейскую трубку. Трубка дымила и как могла, поддерживала общий антураж таинственности данной картины.

– О, мудрейшая! – громко сообщил ей о нашем прибытии павиан. – К вам вопрос! О, мудрейшая!

Видимо не ожидавший от нас подобного звукового эффекта, сидевший на ближайшей ветки большой чёрный ворон, тут же испуганно захлопал крыльями.

– Что вы орёте? – устало открыв глаза, простонала старуха. – Грибного отвара, всё равно больше не дам.

– Да гадость несусветная, этот ваш отвар, – обиженно отреагировал на это предположение мой друг. – Им только мутировавших паразитов травить.

– Ой-ой-ой. Скажите, пожалуйста! Вы же эти паразиты и есть.

– Мы?

– Вы!

– Это дремучий шовинизм.

– Простите, пожалуйста, – поспешил вмешаться в уходящий куда-то в сторону разговор я. – Мне бы просто узнать… Я не местный…

– Не местный он, – подтвердил мою идентификацию павиан.

– Сама вижу, что не местный. Не местный он… Это знаете ли ещё не повод на мой отвар поклёп возводить.

– Так не кто и не возводит, – успокоил её я. – Мне бы только узнать…

– Не возводит? – вслух засомневалась старуха и протянула мне стоящую у костра ржавую банку. – Тогда пей!

Весьма не эстетичный на вид сосуд, наполненный какой-то мутной жидкостью (с весьма специфичным запахом), грозился вызвать у меня приступ вполне закономерной тошноты. Но делать было нечего и я выпил.

Приступ не заставил себя долго ждать.

– Я же говорил что гадость, – сочувственно глядя на меня, подтвердил своё ранее высказанное утверждение павиан.

– Это голос твой, гадость, – зло ответила старуха. – Отвар, он… на то и отвар, чтобы реакцию подобную вызывать. Сей час, вот, у него сознание отчистится… и мудрость леса ему явится.

– Желудок у него точно очистился, – недоверчиво пробурчал обладатель скрипучего голоса, дружески похлопывая мне по плечу.

– Нет-нет, мне действительно полегчало, – во избежание не нужной конфронтации со старухой, с трудом произнёс я. – Мне бы только спросить…

– Ну вот, – торжественно возвестила мудрейшая. – Мудрость леса в нём вопиет!

– Сильно вопиет? – пристально глядя мне прямо в глаза, недоверчиво поинтересовался павиан.

– Мне бы узнать только, – глядя на хозяйку шалаша, настаивал на своём я.

– Знание, вещь полезная, – раскуривая свою затухшую трубку, задумчиво произнесла она. – Спрашивай и мудрость леса тебе отвечать станет.

Собравши все свои силы и мысли в одно целое и усевшись напротив неё, прямо на еловые ветки, я рассказал ей обо всём, что со мной приключилось в тот злополучный раз. Про демона, город, ударе по уху и про повторение этой ситуации, только уже без виновника прошлого происшествия.

– Да, и по уху я его уже бил. Не помогло, – участливо резюмировал весь вышеприведённый рассказ, мой обезьяноподобный друг.

– Граблями махать дело не хитрое, – открывши глаза, раздражительно бросила ему на это старуха. – Тут дело серьёзное. Тут здешнее мироустройство понимать надо.

– Так вы объясните, – настойчиво попросил её я. – Мне ведь очень надо.

– Так уж и очень?

– Конечно очень! Жутковато тут у вас… если честно. Мне бы домой.

– Он на Масленичной пятнадцать обитает, – интенсивно кивая своей большой головой, зачем-то добавил павиан. – Там к такому не привыкшие.

Ну, тогда слушай! – вновь закрыв свои красноватые глаза, торжественно провозгласила мудрейшая. – О начале времён сказывать тебе буду.

В те дни, когда лишь светлая точка мерцала во тьме окружающей её пустоты и разум Обращённого, ещё лишь силился понять происходящее, явилась сущность созидания и начала в нём быть.

Никто не знает дня, в который Обращённый вознамерился творить, да только был он и была в нём некая суть. Суть же дальнейшего происходящего, есть исполнение намерения и пребывание его в нём. Ибо так было положено начало ему.

И положено было ему что полагалось, и началось для него то, что окрестили впоследствии началом. Ибо в том вся суть.

Первыми, появились Древние и названы были так по древности летоисчислению их.

Вторыми, появились Случайные и тут же стали негодовать об имени вновь приобретённом, но по истечению срока короткого, смирились.

Третьими, появились Мудрые, и мудрость их была в том, что никого не дожидаясь, они сами себе имя выбрали.

Четвёртыми, были явленны Последние и сильно досадовали о том.

Последними же, явились Нежданные, отчего стали тут же прибывать в больших спорах с Последними.

Спор же великий, от них возникший, и на других явленных перекинувшись, в большую беду всю суть намерения, опрокинуть грозился. И был день, когда назначен был совет всех явленных. Совет великий, из лучших представителей наделов, выборный. И было решение большинства о том, чтобы во имя мирного сосуществования, упразднить все имена и сроки их явления. Да только сильно воспротивились тому Мудрые (уж больно имя им это нравилось). И был опять спор о том великий.

Три дня и три ночи было отведено Мудрым, дабы предоставить совету доводы и соображения свои. Но те, дождавшись ночи, лишь слова обидные, мужам зрелым неприличествующие, на стене (откуда мир явлен был) начертав, в свой надел, им по праву явления вверенный, удалились.

И была война великая, где сошлись на поле обширном все наделы явленные. И сказали явленные, что быть теперь битве страшной. Да только немного постояв там, разойтись были вынуждены, так как Мудрые, на занятность большую сославшись на войну, не явились.