Иван Тимощук - Со смертью о жизни

Вот, закончился конкурс, Абилардо стал «Предводителем», и Смерть аплодировала ему вместе с толпой, разбавляя звук хлопающих ладоней, стуком костей. Боже, как это было странно…

Я заметил, как мы с Вадиком идем к зеркалу, а это означало, что у нас уже состоялся разговор на тему моих опасений. Смерть последовала за нами и с интересом наблюдала за тем, как Вадя кричит «Я- Смерть! Я – Тьма!». Теперь был черед Антона.

– Я – Смерть! – неуверенно произнес Антон.

Отражение никак не изменилось, как и в тот раз, когда я сам стоял перед этим зеркалом. Зато Смерть внимательно посмотрела на Антона и шумно втянула воздух… Эм… Носом? На ее лице появилось удивление, которое, через пару секунд, сменилось добродушной улыбкой. Я никогда не мог подумать, что, абсолютно не меняющееся внешне, лицо может выражать такие яркие эмоции.

Следующий тридцать – сорок минут никак не отличались от того, что было в реальности, за исключением нового эпатажного гостя, который гулял среди посетителей, изучал меню бара и разглядывал людей. Во время второго конкурса, Смерть искренне смеялась своим ледяным смехом, наблюдая за «бесовскими танцами» двух девиц и Абилардо, а на Наташу она смотрела равнодушно, и даже, слегка сочувственно.

Конец конкурса, аплодисменты (Смерть оживленно хлопала в ладоши),бокал эля, диалог с Наташей, этот взгляд, тянущиеся друг к другу губы… Смерть тактично отвернулась. Надо же какая приличная. А вот и Абилардо со своей провокацией.

Конфликт только начал зарождаться, и я заметил, как голубое сияние окутало Антона. Я не знаю что это было, аура, биополе, или какая-то энергия, но выглядело это очень эффектно.

– Ну, значит, потом поговорите, – сказал Абилардо, заставляя Антона встать.

Сияние сменилось настоящим огнем. Энергия или что бы там ни было, окутывала тело Антона голубым пожаром. Это напоминало какие-то японские мультики, где главный герой начинал светиться, или у него загорались руки, и потом он начинал громить всех направо и налево. Вот только это не мультики, а реальность. Ну, как реальность? Сон… Еще одна странная деталь была в том, что рука, которую Антон положил на солнечное сплетение противника, была костяной. Точь-в-точь как у Смерти.

– Что с тобой? – испуганно произнес Абилардо, вызвав улыбку у Смерти.

Толчок. Триумфальный полет жеребца, грохот падающих стульев, удар об стену. Красиво. Эта сцена достойна высокобюджетных американских фильмов. Вот «герой кино», принимает сидячее положение и озирается по сторонам. Его окружили ни то Духи, ни то Тени. Это были какие-то существа, словно приведения. В них была легкость и прозрачность, в то же время телесность. Словно какая-то темная энергия приняла форму людей. У них не было лиц, волос и каких-то половых признаков. Словно манекены, но не из пластика, а чего-то темного и невесомого. Тени начали хватать Абилардо за руки, но он вырывался и вопил:

– Что вам надо?! Кто вы?! Не трогайте меня! – обороняясь еще с минуту, он выкрикнул – Вы, что, их не видите?! Бегите! Бегите!

Как и в реальности, после этих слов Абилардо убежала из бара. Тени остались стоять на месте, повернув в его сторону отсутствующие лица. Лишь убедившись, что жеребец скрылся, они просто растаяли в воздухе черным дымом.

– Неужели это все было на самом деле? – спросил я сам себя.

– Ну, ты же сам все видел, – сказала Смерть.

– Я понимаю, просто вчера ничего подобного не было. Абилардо просто махал руками и убежал, а сейчас я вижу как… – я осекся.

Рядом со мной стояла Смерть и выжидательно на меня смотрела. У нее был красивый, но холодный голос. Когда она говорила, ее рот не открывался. Казалось, что ответы приходят сразу в мою голову, даже не касаясь моих ушей.

– Ты… Вы… – запинаясь, начал я.

– Можно на «ты» – Смерть была невозмутима.

– Ты. Ты говоришь со мной? – у меня от неожиданности спутались все мысли.

– С тобой – подтвердила она.

– И ты Смерть?

– В твоем понимании – да.

– В моем понимании? – удивился я.

– В этом мире у меня много имен – Четвертый Всадник, На Коне Бледном, Морана, Санта Муэртэ, Азраил, Угрюмый Жнец, Кали, Смерть, и еще великое множество других. Зови меня как угодно, суть от этого не поменяется.

– Так, стоп. Мы находимся во сне, и ты один из его персонажей… – сказал я, и неуверенно добавил. – Мы же во сне?

– А это тебе решать, — ответила Смерть.

— Мне решать? – не понял я. – Подожди, я знаю, что сплю. Все происходящее вокруг, уже было. Это не может быть реальность.

– Это может быть другая плоскость. Подумаешь об этом по пробуждению. Сейчас это не имеет значения.

– Так я все-таки сплю! – подытожил я.

– Спишь. Но сон это или нет – решать тебе. Мы еще поговорим об этом.

— Поговорим? Почему ты хочешь говорить именно со мной? – я хотел спросить о другом, но путаница в мыслях породила именно такой вопрос. Надеюсь, Смерть поняла о чем я.

– Ты сам позвал меня по имени. Ты назвал себя моим именем. И я дам тебе возможность… А сейчас – подъем!

Картинка вокруг меня закрутилась. Я успел увидеть как Антон и Вадик ведут маму, обиженное лицо Наташи, Тетю Галю наливающую пиво в охлажденную кружку. Увидел Смерть, что таяла в воздухе, но не сводила с меня глаз (в ее случае глазниц). А потом все краски закрутились, словно в детском калейдоскопе, засасывая меня куда-то в центр этого пестрого водоворота. Я проваливался все глубже и глубже, уже не понимая, стою я, сижу или лежу, не понимая где верх, а где низ. И когда я приблизился максимально близко к центральной точке этого буйства красок, я открыл глаза.

Пробуждения могут быть разными. Можно проснуться от надрывающегося будильника, которых хочется задушить, от первых лучей солнца, которые просочились через плотно задернутые занавески. Можно проснуться от поцелуя любимого человека и невольно растянуться в улыбке, а можно от кошмара, в холодном потому и тяжело дыша.

Мое пробуждение ближе всего было к последнему варианту, хоть вовсе и не кошмар мне снился. Я сидел на кровати и приходил в себя от реалистичности сна, и когда мне это почти удалось, в голове прозвучал знакомый голос:

– Скоро я приду к тебе, и мы договорим.

Очевидно, последствия сна…

Часы на телефоне показывали семь утра. Я встал и нервно прошелся по комнате. Сон оставил после себя неприятный осадок того, что теперь все будет по-другому. Жаль, что было не понятно, что именно «все» и как по-другому. Я набросил на себя халат и вышел на балкон покурить. Благо в квартире было два балкона. Один в гостиной, где сейчас распластавшись на диване и, наверняка, похрапывая, спит Вадя, а второй в моей комнате.

Глубоко затянувшись, странно, первая сигарета за день даже не пьянила (наверное, потому, что последняя была не так давно), я начал разглядывать улицу. Настоящая зима. Да, я знаю, что сегодня первое ноября и, по сути, это осень, но это Зима. Именно так, с большой буквы. Термометр, аккуратно прикрученный за окном, показывал двадцать семь градусов мороза. Редкие люди, которым в воскресенье нужно было на работу, шли, опустив головы, стараясь сильнее закутаться в пуховики да дубленки. Какая-то женщина вышла гулять с собакой, и даже собака была в пуховике, который, судя по всему, ее не спасал. Она пробежала метров пять по сугробам, очень быстро сделала свои собачьи дела, и поджимая лапки побежала в сторону хозяйки. Женщина всплеснула руками и торопливо увела своего четвероного друга домой. Попробуйте рассказать европейцам или американцам о сибирской осени, и у них отвиснет челюсть. А если это рассказать жителю, например, африки, то он однозначно сойдет с ума.