Станислав Вторушин - Еще один день

– Однако, – засмеялась мать, – ты, оказывается, растешь, а я этого не замечаю…

Как-то Татьяна задержалась у Вальки Дробышевой и пришла домой за полночь. Переволновавшаяся мать встретила ее словами резкими и несправедливыми. Хотя и говорила Вера Павловна обиняками, Татьяна поняла все как надо и ответила прямо:

– Мама, не надо тратить так много слов. Помнишь, ты сказала, что я расту, а ты этого не замечаешь. Так вот: я уже совсем выросла, мама. И ты должна понять: если я захочу сделать это, я это сделаю до двенадцати. Если не захочу, то не сделаю и после полуночи. Я не хочу. Даю тебе честное слово…

Сейчас, вспоминая тот давний разговор, Татьяна молчала, и Светлана, не дождавшись ответа на свой вопрос, расценила ее молчание как подтверждение догадки.

– Значит, пролетела, – сказала она, многозначительно покачав головой.

– Да нет, – сказала Таня. – Хотя возможность такая была.

…Оформилась Татьяна лет в пятнадцать, может, чуть позже. До этого была ни то ни се. Внимания заслуживали только ноги. Татьяна это знала и знанием своим кокетничала. Иногда, очень старательно привлекая внимание подружек к своим ногам, вроде бы смущенно жаловалась: «Кругом одни коленки, и растут прямо из-под мышек, все время боюсь, что задену за них локтями». Кто-то из подруг молча вздыхал, другие завидовали открыто. Длинные ноги – это ах! Длинные ноги – это ох! А если к ним прилагается смазливое личико, тогда «ах» и «ох» одновременно. Здесь тебе прямой путь в манекенщицы. А манекенщица не для одного девичьего сердца – желание заветное. Единственная ей соперница – киноактриса. Но эта фантазия такая яркая, что смотреть на нее и то больно.

Все девочки их класса влюблялись в киноартистов. То в Юрия Кузнецова, то в Жана Марэ, то в Вячеслава Тихонова. Татьяна влюблялась вместе с классом. Но артисты были иллюзией, любовью кумирной, когда чувством руководит не что-то душепоглощающее, а та роль, которую играет актер. Татьяна из забав коллективной влюбленности вышла раньше своих сверстниц. То ли потому, что была начитаннее, то ли потому, что быстрее взрослела.

Отказалась Таня от игры и сразу потеряла подруг. Тогда она стала искать друзей из мальчишек. Но и здесь ей не посчастливилось. Будь она незаметной или просто смазливой, ей, может быть, такая дружба и удалась. Но Татьяна была красива. Уже одно это обстоятельство бескорыстие юношеской любви исключало. Дело кончалось влюбленностью, как Татьяна про себя иронизировала – «вздохами при луне», и в конечном счете отдалением, а то и ссорой. Одноклассницам, видимо, тоже поднадоело коллекционирование влюбленностей, и в классе стали образовываться парочки. Татьяна определенную фигуру себе не искала, потому что уже пробовала дружить и знала, чем это кончается.

Так все в жизни Татьяны складывалось до тех пор, пока в их девятом «Б» не появился Аркаша Воеводин, узаконенный премьер школьной художественной самодеятельности. Помимо самодеятельности, Аркаша играл в футбол и занимался гимнастикой. Многие девчонки вздыхали о нем, ходили на матчи, в которых играл Аркаша. И хотя они страстно болели за него, ни одну из них он не удостоил своим покровительственным взглядом. Все ждали появления новой пары. И она возникла.

Татьяну много раз приглашал на каток одноклассник Леша Городилов. Она все время отказывалась, но однажды согласилась. Прокатившись с десяток кругов, они сели на скамеечку отдохнуть. С шуршащим шипением, картинно цепляя лед носками своих «бегашей», к ним подкатил Аркаша. Тормозя, намеренно окатил Лешу каскадом ледяной пыли и, потрясая над головой руками, продекламировал:

– А вы кого себе избрали, когда подумаю, кого вы предпочли?..

Татьяна промолчала, подвинувшись на краешек скамейки. Аркаша сел рядом, начал о чем-то говорить. Татьяна думала, что он возьмет ее за руку и увезет от Алексея. Но он укатил один. Таня, для которой партнер неожиданно стал в тягость, пожаловалась, что устала, и пошла, попросив ее не провожать. Алексей, конечно же, понял, почему она сникла, и сказал с усмешкой:

– Не думал, что ты такая… хлипкая.

Татьяна, которой почему-то стало жалко себя, сказала:

– Дурак ты, Лешенька.

Подумала секунду-другую, хотела что-то добавить, но только молча махнула рукой и направилась в раздевалку.

На следующий день все образовалось. Аркаша подошел к ней и развеял ее сумрачность.

– Ты извини, что я тебя вчера не пригласил кататься. У меня…

– А я бы с тобой и не пошла, – перебила его Таня.

Сказала она это так быстро, что самой стало смешно, и она на всякий случай добавила: «Ха-ха».

Аркаша нашелся мгновенно:

– Я так и думал. Ни за что Ростовцева со мной сегодня не поедет. Другое дело – завтра.

Так вот и образовалась в девятом «Б» еще одна пара.

Осенью старшеклассников направили в колхоз убирать урожай. Для проживания школьникам отвели клуб или, как его здесь называли, дворец культуры. Руководителем от школы направили учителя физкультуры Николая Алексеевича Данилина. То ли потому, что у него оказался мягкий характер или в педагогике он был не очень силен, а скорее всего, потому, что школяры почувствовали себя совсем созревшими и к тому же у них был лидер Аркаша Воеводин, который личную зрелость подчеркивал на каждом шагу, начали ребята ходить «наискосяк». Курили в открытую, даже в присутствии Николая Алексеевича, стали баловаться сивухой, благо у здешних хват-хозяек она стоила гроши.

Девчата со своими «мужиками», по просьбе Николая Алексеевича, проводили воспитательную работу, но какую-то вялую и нетребовательную. Какой из них не хотелось видеть в своем ухажере парня покруче…

Татьяна в гулянках ребят тоже особой беды не находила и на Аркашины переборы смотрела сквозь пальцы.

Однажды ребята где-то подзадержались и в клуб не вошли, а ввалились. Колька Павлов после короткого стука в девичью комнату вошел без стеснения. Таня уже собиралась укладываться. Колька подошел и, как ей показалось, криво усмехаясь, сказал, не глядя в глаза:

– Аркаше плохо, он на крыльце. Просит, чтоб ты вышла…

Татьяна наскоро зашпилила волосы, накинула на плечи телогрейку и вышла. Августовская ночь была теплой и таинственной. Бриллиантовые звезды усыпали черное небо. Над краешком невидимого горизонта чуть виднелся красный, раскаленный осколок луны. На его фоне Аркаша сидел черным силуэтом на ступеньке крыльца, чуть ссутулившись. Он даже не оглянулся на скрип двери, словно знал, что кроме Татьяны выйти некому.

– Иди сюда, – тихо позвал он.

Татьяна подошла, села рядом. Он взял ее за руку и предложил:

– Пойдем погуляем.

И они пошли. Догадывалась ли она, что было у Аркаши на уме? Скорее всего, да, но уж очень верила силе своего убеждения, а в свою стойкость – еще больше. И тогда, когда они подошли к речке, верила. И когда Аркаша, надергав из стожка сена, повалился на подстилку и потянул за собой Татьяну, все еще верила. Испугалась только тогда, когда, расстегнув кофточку, он обнажил сначала одну ее грудь, затем другую и стал целовать их взасос своими мокрыми губами. Она, отдергивая его руки, шарившие выше коленок, как ей казалось, убедительно заявила: «Сейчас же прекрати! Я буду кричать!» Но слова эти прозвучали так жалобно и беспомощно, что Аркаша только улыбнулся. Он был опытен, этот змеюка, и когда добрался до трусиков, не стал их стягивать, а дернул, разрывая боковину.