Станислав Вторушин - Еще один день

– Шуткуете? – усмехнулся Галайба. – Выкручиваемся за счет переработок. Було б жилье, люди б приихалы.

Об этом Остудину говорили и буровики: будет жилье, будут работники. Не те, временные, готовые, как перекати-поле, немедленно сорваться с одного места и перебраться на другое, а люди семейные, обстоятельные, которые приедут сюда не за запахом тайги и не за туманами. Трудиться приедут, открывать новые месторождения. И соответственно труду зарабатывать.

Когда Остудин вернулся в свой кабинет, первым делом спросил у Машеньки, нет ли срочных радиограмм с буровых или из объединения. Ему почему-то казалось, что Батурин обязательно должен был позвонить. Что ни говори, а ведь у Остудина сегодня первый рабочий день. Здесь, в поселке, ему приткнуться не к кому. А Батурин, прощаясь, сказал, что не забудет про нового начальника Таежной экспедиции… Узнав, что ни звонков, ни радиограмм не было, Остудин подумал даже с некоторым удовлетворением: «Ну и черт с ним, без него обойдемся».

Проходя мимо кабинета главного геолога, на всякий случай толкнул рукой дверь. Еланцев сидел за небольшим двухтумбовым столом, листал не то книгу, не то рабочий журнал. Поднял на Остудина глаза, немного суховато спросил:

– Ты по делу или по пути?

– Хочу кое-что прояснить, – сказал Остудин, переступая порог. – Сейчас был у Базарова. И вот что бросилось в глаза. Буровых станков у нас вроде бы не так уж мало, а работать нечем.

Остудин огляделся. Кабинет Еланцева был тесным. Развешанные по стенам геологические карты с начерченными на них контурами структур, перспективных на нефть и газ, как бы сближали и без того узкое пространство и создавали впечатление еще большей тесноты. Остудину в какой-то миг показалось, что, пробираясь к столу, он плечами раздвигает стены. Он обвел рукой кабинет и спросил не без иронии:

– А поменьше себе ничего выбрать не мог? Ты же все-таки главный геолог.

– Я этот кабинет из-за тепла выбрал. Зимой здесь очень уж уютно.

Стол, за которым сидел Еланцев, застилало толстое, прозрачное стекло. Под ним, чуть сдвинутый в сторону, лежал большой лист белой бумаги с напечатанными на машинке телефонами областного геологического объединения и Таежной экспедиции. А в верхнем левом углу – фотография красивой светловолосой женщины. Остудин вспомнил разговор с Красновым и подумал: «Та или жена?» Заметив любопытствующий взгляд Остудина, Еланцев положил на фотографию книгу и заговорил, не давая Роману Ивановичу времени на посторонний вопрос:

– Видишь ли, в чем дело. Теоретически буровых станков нам хватает. Когда работали на Юбилейном, не было никаких проблем. Пробурил скважину, перетащил станок на полкилометра выше-ниже и принимайся за следующую. Каждая скважина давала нефть. Тут тебе план и по проходке, и по приросту запасов. А что теперь? – Еланцев открыл стол, достал сигареты, закурил. Сизое облачко повисло, растворяясь, посреди комнаты. Затем взял с подоконника маленькую указку и подошел к карте района. – Взгляни сюда. Одну скважину мы бурим на Моховой площади, вторую – на Оленьей. Расстояние между ними – пятьдесят километров. С Моховой нам надо перетащить станок на Трехбугорную. Всего-то тридцать верст. А на этих верстах четыре реки, пятикилометровое болото. Я уж не считаю ручьи и мочажины. У вас в Поволжье как? Погрузил станок на трейлер и двинулся в путь. А тут надо ждать января. Именно к этому времени болота и реки промерзают. От Оленьей до Белоярской двадцать километров, пройти их можно часа за три-четыре. А ты плюсани сюда еще пол-лета, осень… в общем, до января. Выходит, шесть месяцев с лишним техника стоит без движения. Заколдованный круг. Все условия для нормальной работы вроде есть, а без Деда Мороза ни шагу.

– Где же выход? – Остудин смотрел на карту и мысленно представлял версты, которые нарисовал Еланцев.

– Надо пересмотреть нормы. – Еланцев снова затянулся сигаретой. – Сибирь не Поволжье и даже не пески Каракумов. Хотя, понимаю, там тоже несладко. Но самая высокая эффективность нефтеразведочных работ у нас. Сюда прежде всего и надо вкладывать деньги. Кстати, на скважине Р-1 на Моховой сегодня начало расти давление.

– Что же мне сразу не сообщили? – резко спросил Остудин и почувствовал, как кровь бросилась в голову. – Кто там бурит?

– Вохминцев. Человек опытный. – Еланцев подошел к столу, погасил в пепельнице сигарету и поднял глаза на Остудина. – За него можно быть спокойным.

– Я никаких сообщений от него не получал, – заметил Остудин.

– Очевидно, было небольшое проявление газа. Сейчас все вошло в норму. Вот и молчит.

– Ты меня не разыгрываешь? – все еще не веря сказанному, спросил Остудин. – Не успел я появиться в экспедиции, и сразу – проявление газа.

– Именно, – кивнул Еланцев. – Проявление газа означает, что мы наткнулись на месторождение.

Главный геолог произнес это со странным спокойствием, а у Остудина судорожно бухнуло сердце. Сотни прекрасных геологов сносили тысячи пар сапог, лазая по тайге и болотам в поисках нефти и газа. Им приходилось под жуткое гудение гнуса спать у костра, мерзнуть на буровых, не щадить ни себя, ни тех, кто работал рядом с ними. И все напрасно. Казалось, что нефть рядом. Стоит пробурить еще одну скважину, еще несколько метров, и над землей с реактивным свистом забьет фонтан, которого геолог ждал всю свою жизнь. Но бурили последнюю скважину, последние метры, а нефти не было. А тут! «Неужели счастье улыбнулось в первые же дни?» – промелькнула у Остудина робкая мысль.

Еланцев то ли намеренно, то ли случайно сдвинул книгу, и Остудин снова увидел фотографию женщины. Она смотрела на него холодно и открыто.

– Жена, – тихо сказал Еланцев, перехватив взгляд Остудина.

– Вы разведены?

Еланцев уперся в Остудина колючим взглядом. Его удивило, что нового начальника успели уже посвятить в чужие семейные дела. Он хотел узнать – кто? И вдруг по наитию, а может, высчитав, не спросил, а заявил утвердительно:

– Краснов постарался опередить всех?

– Я в чужие семейные дела не лезу, – сказал Остудин, отвернувшись. – Да сейчас, по-моему, ни у тебя, ни у меня нет особого желания говорить о них.

Еланцев согласно кивнул.

Остудин снова посмотрел на карту, в левом верхнем углу которой черным контуром была обведена Моховая площадь, и сказал:

– Нам с тобой надо будет слетать к Вохминцеву.

– Я хоть завтра, – ответил Еланцев.

– Завтра я не смогу. Надо кое с чем разобраться здесь. А вот через пару дней обязательно слетаем. Надеюсь, там ничего до этого времени не случится?

– Думаю, что нет, – сказал Еланцев и опустил глаза, остановившись взглядом на фотографии.

Остудин вышел. Мысль о семейных делах Еланцева сразу ушла на второй план. Покоя душе не давала скважина на Моховой. «Неужели все-таки получим нефть?» – думал он, ворочаясь ночью на кровати. Сон не шел. В середине ночи он встал, шлепая босыми ногами, прошел к столу, на котором лежали сигареты, на ощупь нашел их, закурил. Но, сделав несколько затяжек, погасил сигарету и снова лег.