Серафима Вишняк - Дом, который… Повесть

– Не вздумай! – Строго говорит бабушка, – ишь, чего удумала… Не вздумай езжать одна! – Тяжело, с расстановками, произносит она. – Собирайся давай, поехали вместе.

– Неееет… там тетя Аааля… – хнычет Надя.

– Ну и что, что тетя Аля? Съест она тебя, что ли?

Съесть, конечно, не съест. Тетя Аля относится к ней вполне дружелюбно и, пусть по-своему, но все-таки любит. Никогда не забывает о ней, когда возвращается из-за границы.

Как-то она привезла ей из Германии невиданное лакомство – жвачку «Турбо». Было это года четыре назад, Надя тогда еще в садик ходила.

Она тогда долго обнюхивала маленькую, пахнущую бананом и клубникой пластинку, завернутую в гладкий блестящий фантик. Наконец, с превеликим трепетом развернув фантик, она отгрызла от белой пластинки кусочек. Вкус был так себе, настоящие банан и клубника вкуснее. Но это же жвачка! Настоящая! И она не кончается, как конфета… Предложив половинку маме, Надя засунула оставшуюся половину в рот.

Жвачка не закончилась – закончился ее вкус. Жевать ее стало неинтересно. А немногим позже, несколько дней спустя, замусоленная жвачка превратилась во что-то серое, мерзкое, липкое, с ярким привкусом слюны. Но зато остался фантик… и настоящее сокровище – вкладыш с машиной. Надя хранит его, и он, даже сильно потрепанный временем, до сих пор пахнет бананом и клубникой…

Тетя Аля похожа на небольшую кошечку. У нее даже голос кошачий. Она не смеется, а фыркает. У нее мелкие ровные зубки, прищуренные серые глаза, а в лице есть что-то неуловимо-хищное.

Наде тяжко находиться рядом с теткой даже тогда, когда та в хорошем настроении. Почему-то ей кажется, что хорошее теткино настроение вот-вот закончится, а потом последует взрыв. Такое уже было, и не раз. Тетя Аля умеет, не повышая голоса, надавить на болевые точки, из-за чего бабушка плачет, а мама всерьез сердится, но умеет разбушеваться так, что становится по-настоящему страшно. Обычно буря настигает не маму, бабушку или Надю, а Юльку. Порой ей сильно достается из-за сущих пустяков.

Когда мама с тетей Алей ругаются, в устах последней часто звучит «Подумай о ребенке!». Как будто мама о ней не думает…

– Не поеду…

– Ну, как знаешь, – бабушка обреченно машет на нее рукой, идет в коридор, обувается, затем вдруг останавливается в дверях и вполголоса добавляет, – если что, звони.

***

Бабушка уехала, и Наде стало тоскливо. Она идет на кухню, где вкусно пахнет жареным мясом.

– Раз ты осталась, сбегай в магазин и купи хлеба – просит мама.

– Хлеба и все?

– Да.

– А потом можно погулять?

– Да. Только недалеко. И с Томкой.

– Ну маааам… Ну давай, я его выгуляю и заведу. А потом сама, а?

– Ну ладно…

Подозрительно сговорчива она сегодня. Надя собирается в магазин и слышит, как тренькает телефон. Мама не подбегает – подлетает к нему и хватает трубку:

– Да… – выдержав паузу и рассмеявшись на чью-то шутку, она говорит дальше. Голос ее как-то странно меняется, – давай… жду… Уже все готово. Инструменты же не забудь!

Надя так и застывает с кроссовкой в руках, ее сердце мучительно сжимается. Так она и знала…

Счастливая мама появляется в прихожей и грациозно проплывает мимо Нади на кухню.

– Что, он придет, да? – сердито спрашивает девочка, сверля взглядом мамину спину.

– Да, я пригласила дядю Рината, – взволнованно отвечает мама.

– Зачем?

– В прихожей розетка сгорела.

Надя, морщась, выдыхает:

– Он придет, сделает, и уйдет?

– Да. Кстати… – мама улыбается, – знаешь, даже хорошо, что ты не поехала в Аксай. Завтра мы с тобой на барахолку пойдем. Я в Детском мире видела штанцы на тебя, но там дорого, а Симонова говорит, что на барахолке дешевле.

– Какие штанцы? – У Нади невольно загораются глаза.

– Ну, такие… красивые…

– Джинсы?!.. – Ахает она.

– Кажется, да.

– Ой, как классно!

– Давай, беги в магазин уже.

И Надя убегает. Может быть, все будет не так плохо, как ей кажется?

4.

Он вскоре появляется. Вслед за мамой, Надя тоже называет его Ринатиком, хотя мама всегда строго поправляет ее и требует, чтобы она называла его дядей Ринатом.

Но Надин язык попросту не поворачивается выдавить это фальшивое «дядя». Ринатик, и все.

Надя знает его давно. Кажется, она еще в садик ходила, когда он появился у них дома. Стоит сказать, что, будучи маленькой, она сильно страдала, видя, как других детей из садика забирают и мамы, и папы. Ее папа жил далеко, в России, но его для нее все равно, что не было. Когда мама спрашивала, «хочешь, чтобы у нас был папа?», она всегда отвечала «да». И однажды рядом с ее красивой мамой появился гипотетический «папа». Большой и добрый. Надя хорошо помнит, как однажды он взял их с мамой за руки и повел на барахолку. У нее в руках было маленькое синее игрушечное ведерко. По мере следования по барахолке, к ведерку опускалась большая добрая рука и клала туда всякие вкусности – жвачки, шоколадки, конфетки… Вскоре ведерко было наполнено до краев. Надя часть съела, часть поделила с мамой, а часть раздала в садике.

Но Надя любила его вовсе не за вкусности. Он был добрый, рядом с ним было хорошо и спокойно. И так продолжалось долго. А потом в Надин маленький мирок ворвался он, Ринатик. Когда он появился, тот, другой, исчез и не появлялся больше никогда.

Сперва на Надин вопрос о том, куда девался тот «папа», мама давала смутные, неясные, вязкие, как тесто для оладушек, ответы. Он уехал, но приедет. Не сейчас, а попозже. У него там работа, дела…

И только потом Надя стала что-то понимать. Сперва смутно, а потом, с каждым разом, с каждым годом все четче и яснее. Маме не нужно было ничего говорить – Надя все видела сама. Ответ был в ее сияющих глазах, в ее голосе, когда она случайно роняла в разговоре имя Ринатика, в ее движениях, когда она ждала его, в ее запахе.

Ответ был и в нем тоже. В его ботинках, аккуратно поставленных рядом с мамиными туфлями, в сиротливо лежащем у двери прихожей пакете с инструментами, в его смехе, в его белых зубах, в его улыбающемся смуглом лице.

Ответ был во всем. В бутылке водки, в беспорядке лежащих на столе хлебных корочках, в смятых тарелках с оставшимся на них мясом. В отсутствии бабушки. В разбросанных тапочках, в расставленных в беспорядке стульях, в задвинутых занавесках. В закрытой двери и приглушенно-морковном свете, который царил там. В странных горловых звуках, которые как бы нехотя выпускала комната.

Шоколадно-конфетные улыбки, когда оба смотрели на Надю, какой-то игрушечный тон, которым они обращались друг к другу, смешные, напряженно-неестественные позы обоих, когда Надя наблюдала за ними – все было обман, обман. Настоящее творилось за дверью в бабушкину комнату. Однажды Надя набралась смелости и, движимая мучительно-болезненным любопытством, заглянула туда.