Екатерина Кострова - За тихой гаванью залива Плежэ

– Вы можете войти, – сказал он, выходя из кабинета генерал-губернатора.

Виктория нерешительно встала и медленно зашагала на встречу своим страхам. Она вошла в кабинет. Это было небольшое помещение, отделанное в строгом английском стиле, стены были однотонные темно-зелёного оттенка, с бардовой окантовкой, вся мебель кожаная тёмного цвета идеально гармонировала с общей фактурой кабинета. Генерал-губернатор сидел за большим письменным столом, покрытым темным лаком. Виктория посмотрела на него и будто увидела своего отца в старости. У него была такая же короткая причёска, только волосы все посидели, те же золотисто-зелёные глаза, небольшие и очень добрые, густые брови, также поседевшие, но некогда черные, тонкие губы и впалые щёки. Губернатор встал из-за стола и тоже внимательно посмотрел на Викторию. Так они разглядывали друг друга около минуты. Первым заговорил губернатор.

– Мы знакомы? – голос у него был в точь как у отца Виктории, по щёкам у неё покатились слезы. – Что с Вами? Хотите воды?

Он налил в стакан воды и протянул ей. Виктория осушила его полностью. От переживаний у неё пересохло в горле.

– Простите меня ради Бога, но Вы так похожи на моего отца, будто смотрю на него… – проговорила она.

– Вы мне тоже напомнили одного человека. Хотя, о чем это я… Последний раз, когда я видел его, он был совсем мальчишкой…

– Вы говорите о Ричарде? О Вашем сыне, Ричарде?

Губернатор побледнел.

– Вам что-нибудь о нём известно? Он жив? Жив? Говорите же!

Виктория опустила голову.

– Я не могу утверждать, но послушайте, пожалуйста, мою историю.

Девушка поведала губернатору все о себе и своём отце, а также то, что ей стало известно от бабушки. Она старалась говорить чётко и с расстановкой, только сухие факты, не желая ничего приукрашивать или наполнять свою речь излишними гиперболами, либо дополнять каким-либо своими предположениями, так ей казалось, её рассказ будет выглядеть более правдоподобным и искренним. Губернатор внимательно её слушал и с каждым словом он становился все белее и белее, в конце рассказа, он опустился в кресло и взялся за сердце. Виктория испугалась и подбежала к нему, расстегнула верхние пуговицы его сюртука и дала выпить воды. Губернатору стало несколько легче. Когда она склонилась над ним, у неё из-под рубахи выпал медальон и губернатор тут же заметил его, он взял монету в свои руки и внимательно изучал её.

– Откуда это у Вас? – спросил он.

– Этот медальон мне отдал отец перед самой смертью. Мне было десять. А и вот ещё…

Девушка достала из-за пояса свёрток из полимерного материала и достала из него карточку с изображением мужчины.

– Это мой отец. – сказала она.

Губернатор вгляделся в пожелтевшую от старости и влаги карточку и улыбнулся.

– Ричард. Конечно это он, я узнал его. Сколько ему здесь? Должно быть не более тридцати? – слеза, будто бы тайком пробежала по его сморщенной от старости коже. – Так значит, Вы моя внучка.

Джеймс сказал это утвердительно, что заставило Викторию улыбнуться, он ей поверил, признал её, у неё есть дедушка, родной человек, пусть она его впервые увидела, но чувствовала что-то родное в нём.

– Могу я обнять тебя? – робко спросил Джеймс, вставая на ноги.

Виктория сама обняла его, сильно сжала его шею и поцеловала в щеку. Радости и счастья её не было предела. Джеймс и Виктория проговорили более двух часов на совершенно разные темы, он желал узнать все о своём сыне, чем последний занимался, как рос, и Виктория с удовольствием рассказывала ему обо всём. Джеймс то и дело улыбался, ему было неимоверно приятно слышать о том, что его единственный сын при жизни был уважаемым человеком, отважным и честным. Джеймс расспрашивал Викторию и о том, как она жила. Девушка рассказала всё, через, что ей пришлось пройти за последние месяцы, а также о том, что опасается коммодора, последний преисполнен ненавистью и желанием отомстить. Произнеся фамилию Маурисио Торо и рассказывая о намерениях коммодора, она заметила, что лицо дедушки изменилось. Оно стало настороженным, несколько озадаченным, но также от её внимания не ушёл и огонь презрения, который буквально горел в глазах деда. Джеймс не был лично знаком с Рикардо, но понимал, что движет этим молодым человеком. Некогда Джеймсу во имя процветания своей страны, пришлось пойти на некоторые ухищрения, и руководствоваться низменными чувствами, став подобно простому каперу, а не офицеру морского флота. Вместе с тем, Джеймс сполна поплатился за те деяния, совершенные им когда-то. Он потерял сына, которого всеми силами пытался отыскать долгих тридцать восемь лет, а последние восемь лет, как оказалось, он искал мёртвого человека. Виктория до конца не понимала, что терзает душу её деда, но и заговорить с ним об этом не пыталась. Однако Джеймс сам заговорил с ней о своих терзаниях.

– Тебе нет нужды бояться коммодора, Виктория. Я позабочусь о тебе. Но если, как ты говоришь, коммодор преисполнен желанием отомстить, то моим часам недолго осталось ходить. Но я не ропщу на свою судьбу. Наконец я смогу спокойно умереть, зная, что мой сын прожил достойную жизнь, и я нашёл, пусть не его, но частичку его – тебя, моя дорогая внучка.

– Нет, Вы не должны так говорить! Вся моя жизнь была окружена по сути не родными мне людьми. Вы не должны говорить о смерти. Не должны!

Джеймс улыбнулся и с нежностью посмотрел на милое личико Виктории. Оно было ещё совсем юным, детские черты проглядывались через каждую его частичку и так напоминали ему о Ричарде, который навсегда так и остался в его памяти десятилетним мальчуганом.

Проговорив с Викторией почти до самого обеда, Джеймс, точно опомнился, осмотрев одеяния своей внучки и, вспомнив о том, что она провела в плавании долгое время и должно быть совсем обессилена и к тому же голодна, засуетился, позвал адъютанта и велел ему срочно подготовить экипаж.

– Прости меня, старого болвана! – возмутился он сам на себя. – Ты должно быть устала, я тотчас же отвезу тебя домой. – он сделал небольшую паузу, потом продолжил: – Моя жена, твоя бабушка, её также звали Виктория, долго не могла родить мне второго ребёнка, но двадцать семь лет назад Бог все же услышал наши молитвы и послал девочку – Марианну, но почти сразу после родов прибрал жену к себе. С тех пор мы и живём с Марианной вдвоём. Теперь нас будет трое. Ты будешь жить в нашем доме и станешь членом нашей семьи. Однако прошу тебя, не распространяться о своём испанском происхождении. С нынешней политической ситуацией в мире будет лучше, если ты забудешь о том, что некогда была подданной Испанского королевства. Об этом, прошу тебя, не говори и моей дочери. Она девушка светская, много проводит времени на званых вечерах и боюсь, что женский «длинный язык» не позволит ей держать его за зубами. – с этими словами Джеймс улыбнулся.