Галина Яцковская - Последняя ведьма Гарца

Плотник же поднес ей охапку свежего клевера, на ветерке подсушенного, за то, что смелым копытом самому черту отпор дала.

Понравилось?» – спросила довольная Гризельда. – «Правда, смешно?»

«Очень!»

Очередной собачий бред, подумала я. Весь этот фольклор про чертей с чернилами, ангелочков на веточках и благонравных коров можно насочинять только с офигенного бодуна, да и то непонятно, как и зачем такое приходит в головы. Мой практичный, расчетливый, московский мозг хотел привычной нормы: после ноября, будьте добры, декабрь, а в конце переулка кафе, а не Индия, а уж если вы работаете чертом и ведете мониторинг грехов, то вот вам планшет, а не корова! Меня не устраивал беспорядочный мир, в который вовлекла меня Гризельда. Мир, где ноябрь сменялся непосредственно июнем, а Индия накатывала из переулка немецкого городка, где принцессы общались с рудокопами не на благотворительных акциях, а просто случайно встретившись у реки, где черти роняли из авосек деревни и записывали грехи на коровах, где антикварные веники требовали ежегодной профилактики… И тут меня осенило:

«Гризельда! А давай улетим отсюда на метле!»

«Она одноместная», – нахмурилась Гризельда.

Страшное подозрение возникло тут же, вдруг, сразу, как змейка Лилли перед чашкой кофе. Гризельда завезла меня сюда не случайно, а совершенно намеренно. Она решила оставить меня здесь навсегда, бросить одну в этой стране священных коров и диких обезьян, в стране брахманов, нищих и программистов, о которой я не имею ни малейшего представления. Но зачем? Она хочет продать меня в рабство. На хлопковую плантацию! Нет, это не здесь. То ли в Узбекистане, то ли в Америке, там еще был дядя Том. Тогда в бордель. Я даже не знаю, отменено ли в Индии рабство, есть ли тут вообще бордели, да у меня и визы нет, впрочем в борделе или на плантациях виза не нужна. Голова работала с точностью навигатора, и истина раскрывалась передо мной все более страшно. Гризельда промышляет торговлей живым товаром, она поставляет в азиатские притоны женщин из Восточной Европы. Все, что я с ней пережила, это только наркотический трип. Ее сообщница, маленькая филиппинка в аэропорту, подлила мне в сок дури, другая сообщница, румяная украинка, сыпанула таблеток в кофе, а когда я курила в аэропорту, третий сообщник, старик-араб, добавил дурмана своей ароматной сигареткой, дальше пошло внушение, ох восточные люди с их черными глазами, они мастера на этот счет, и у меня начались слуховые галлюцинации. Я стала безвольной мягкой игрушкой в руках этой банды. Нет! Все началось еще раньше! Пухлый сосед в самолете, это с ним я пила отраву из бутылки Хеннесси, но, конечно, там был совсем не коньяк. Пухлый сосед! Этот трусливый тюфяк, вот ужас-то! Они ведут меня с самой Москвы. Что делать? Убить Гризельду прямо сейчас. До сих пор я еще никогда не убивала людей, но другие же это делают, значит, ничего особенно сложного в этом деле нет. Более того, убивать друг друга одно из любимых занятий человечества, сколько оно себя помнит, именно из убийств состоят все сколько-то заметные исторические события. Ну хорошо, а что дальше? Как отсюда выбираться?

«Да…» – удивленно произнесла Гризельда. – «Разве ты сама не хотела бы здесь остаться?»

Вот оно! Я была права!

«Так ты бросишь меня здесь одну?»

«Увидеть Тадж Махал, погрузиться в очищающие воды священного Ганга…»

«Нет! Мне вполне хватает душа!»

«Успокоить душу в ашраме…» – продолжала плести сети Гризельда.

«Что еще за душа в ашане?»

Мой голос звенел гневом и ужасом.

«В ашраме. Десять дней ты молча сидишь в позе лотоса, и каждый день у тебя что-нибудь болит, каждый день что-то иное…»

«Ты с ума сошла? Кому это может нравиться?»

«Но по прошествии десяти дней твои мысли очищаются, и ты понимаешь, куда идешь.»

«Я не играю в эти игры с очищением и просветлением! Я хочу есть! И лотосам предпочитаю бифштексы!»

«В самом деле пора обедать!» – как будто вспомнила Гризельда. Она достала с заднего сиденья мою последнюю надежду и, позвякивая браслетами, развязала все двадцать шнурочков на темно-красном чехле.

Путаясь в сари, мы вылезли через люк на крышу. Метла завелась не сразу. Она вздрагивала и сразу глохла, потому что Гризельда никак не могла сосредоточиться на заклинаниях, непрерывно отбрасывая обратно летящие в нас кокосы. Наконец хлипкое транспортное средство затарахтело и из прутьев посыпался сноп искр, за которым последовал выхлоп едкого черного дыма. Обезьяны бросились врассыпную, а коровы дружно подняли головы и посмотрели на нас с таким благоговением, как будто священными коровами были мы, а не они.

«Садись!» – крикнула Гризельда и первой оседлала метлу.

«Как? За что держаться?»

Метла действительно оказалась одноместной.

«За меня! Быстрее, они могут вернуться с подкреплением!»

Я криво-косо прыгнула на метлу и вцепилась двумя руками в тонкий шелк на спине Гризельды. Метла, покачиваясь и кренясь в разные стороны, тяжело приподнялась над крышей.

«Стой! Чемодан!» – проорала я сквозь тарахтенье и клубы дыма, которым нас окутал антиквариат.

«Оставим здесь! Будет перевес! И багажника нет!» – отвечала едва различимая в чаду Гризельда.

«Нет! Там золото!»

«Шишки, Лиза, опомнись! Шишки и желуди!»

«Золото!»

Гризельда сказала магическое слово «шайсе» и метла со стуком упала на крышу авто. Я прыгнула в люк за моим сокровищем, пыхтя и матерясь, еле протолкнулась с ним обратно, попутно зацепившись за какую-то железку, которая разодрала мне юбку сари и расцарапала ногу. Мы снова стартовали, но теперь я могла схватиться за Гризельду только одной рукой, потому что в другой крепко держала ручку чемодана. Очень скоро я поняла, что в полете на метле нет ничего романтического. Этот способ передвижения не напрасно был отвергнут человечеством и стал уделом лишь сумасбродных старух-извращенок. Перегруженное чудо техники десятого века летело сначала тяжело и низко, тарахтя при этом, как внебрачное дитя мотоцикла и вертолета и оставляя за собой дымный хвост. Мы пролетели над пестрым базаром, над бедной деревушкой и речкой, у которой женщины полоскали белье на камнях, и везде люди изумленно смотрели нам вслед, запрокидывая головы, и что-то кричали. Стайка босоногих детей бежала за нами вприпрыжку до края деревни и, насколько я поняла по ужимкам, выпрашивала чемодан, но затем отстала, потому что метла взмыла вверх, набирая скорость. Мне было ужасно неудобно сидеть. Вдобавок, держась одной рукой, я могла в любой момент свалиться на вираже или выронить чемодан, а когда я примерно прикинула расстояние от Индии до Германии и поняла, что лететь вот так вразвалочку нам придется около года, мне стало совсем нехорошо. Я посылала бессильные проклятья великой Агнес из Ильзенбурга, которая смастерила этот тихоход. Если уж ты, гениальная, изобрела в своем лапотном десятом веке нечто вроде реактивного двигателя, то почему было не довести дело до ума, не приделать крылья, комфортабельную кабину, да по крайней мере не предусмотреть хотя бы очистку выхлопов и глушитель. Так нет, она, видите ли, занималась дизайном прутиков и резьбой по древку! Я старалась не смотреть вниз, но все же замечала краем глаза какие то поля с крошками людей, плоские скопления домиков, торчащие из зелени крыши и купола храмов, и еще реки и дороги, которые выглядели сверху одинаковыми блестящими лентами, только по дорогам текли, тесня друг друга, караваны прямоугольников, а реки были почти пусты. Дул ровный встречный ветер. Очень скоро я продрогла до костей, и у меня онемели руки, мертвой хваткой вцепившиеся в Гризельду и чемодан. Обрядить нас в легкие сари было полной глупостью, сейчас нам пригодились бы тулупы, ушанки и валенки, но в европейские головы такие вещи не приходят в принципе, что и было в свое время успешно доказано разгромом немцев под Москвой. На горизонте показалась голубая дымка, которая все росла по мере нашего приближения, загораживая небо, и вот из дымки проступили горы и встали мощной неодолимой стеной. Сейчас мы треснемся о камни и наконец-то все кончится, вяло подумала я обледеневшими мозгами. Но наша метелка заложила крутой вираж, пронеслась вдоль скал, вильнула в узкое ущелье и поплыла, со скрипом болтаясь между острых скал. Мы опять потянулись вверх, медленно поползли над ледником, снег слепил глаза, и стало трудно дышать. Постепенно я впала в забытье, потеряла все чувства и исчезла, пока не очнулась от резкого броска в сторону и крика Гризельды: