Галина Яцковская - Последняя ведьма Гарца

Она отвела руку и полюбовалась метлой издали.

«Прекрасная вещь, настоящий двенадцатый век, работа Агнес из Ильзенбурга. О, Агнес была замечательным мастером. Посмотри, с каким вкусом подобраны прутики, какая тонкая резьба на древке! Теперь таких уже никто не делает… В Хексенштубе одни китайские подделки для японских туристов стоят, на них далеко не улетишь, разве что за хлебом или поболтаться вечерком над сараем. Мы завезем ее по дороге в Ильзенбург, отдадим на профилактику, хорошо?»

Я посмотрела на шедевр пылеподнимания с легким раздражением. Веник как веник, и больше ничего.

«Да у тебя ведь и прав нет», – продолжала уговаривать меня Гризельда. Можно было подумать, что я прямо рву у нее метелку из рук и других видов транспорта не признаю.

«Нужны права на управление летательным аппаратом типа Безен. В Германии с этим очень строго. Так что даже не уговаривай! И не обижайся, милая Лиза, ладно?»

Я не обижалась. Но заметила про себя, что я уже почти всерьез выслушиваю всю эту хрень о техосмотре пыльного веника и его зашкаливающей антикварной ценности, согласна принимать тупые царапины на палке за тонкую резьбу и пучок торчащих в разные стороны прутьев за изыск дизайнера.

«Тогда что же мы стоим? Пора грузить вещи!»

Заросли шиповника расступились и за ними обнаружилась дорожка, на которой стоял ослик, запряженный в повозку. Вероятно, тот самый, который ходил по кругу и качал воду для здешней нечисти. Я разозлилась.

«Фрау Вильдфрухт! Мы поедем на осле? Просто Узбекистан какой-то! Когда же мы попадем в Ганновер?»

«Этого никто не может знать, милая Лиза. Смотря как ляжет дорога.»

Гризельда бережно уложила метлу в темно-красный замшевый чехол, заботливо завязала на чехле двадцать шнурочков и уложила свое сокровище в тележку. После этого мы закинули туда чемодан с мерзкими шишками, перетаскали из сарая несколько увесистых ящиков, наполненных разноцветными бутылками, баночками и флакончиками, и наконец, пыхтя, приволокли вдвоем огромную бутыль зеленого стекла с мутной жидкостью.

Самогоном торгует, старая карга, каким-нибудь гнусным шнапсом на гребаном ранункеле с хартхоем, прошипела я про себя.

«Мы только заедем в метельную мастерскую и сдадим товар в аптеку», – приговаривала между тем Гризельда. – «Потом я покажу тебе Ильзенбург, перекусим где-нибудь в хорошем месте, а уж потом отправимся дальше, куда глаза глядят.»

«В Ганновер!»

Вместо ответа Гризельда кивнула на бутыль.

«Приворотное зелье! Самый ходовой товар! Хочешь глоточек?»

«И кого тут привораживать? Если только буфет! Или шиповник с ирокезом!»

«Набегут, как миленькие, не волнуйся!»

Я отказалась от пойла, но решила отлить себе потихоньку бутылочку, когда буду исчезать. Попробую на ком-нибудь. Не помрет, так влюбится.

Мы залезли на козлы.

«Закрой за нами», – попросила Гризельда свой буйный шиповник, и ослик тронулся с места. Удивительное дело: дорожка перед нами была довольно ровной, с легким уклоном, а позади она тут же превращалась в узкую отвесную тропу из неустойчивых камней, по которой я карабкалась… Когда это было? В ноябре или в марте? А, неважно. Тропа быстро зарастала шиповником и аккуратные ирокезы мгновенно превращались в нечесаные колючие лохмы. Через некоторое время вымощенная камнем дорожка, по которой мы жестоко тряслись в своей повозке, возглавляемые задумчивым осликом, вошла в лес. Мы катили теперь по проселочной дороге, которая серпантином вела вниз по склону горы. Движения по дороге не было никакого, ни один опель не обогнал нас, ни один хотя бы жалкий мопед не протарахтел навстречу. Мы были одни в лесу, и мне стало тревожно. Куда она везет меня и что за химия плещется во всех этих склянках, которые позвякивают за моей спиной. Растворит в серной кислоте, и следа не останется, особенно если смешать с соляной и получить таким образом царскую водку. Конечно, я знаю айкидо и меня так просто не возьмешь, но ведь и у Гризельды есть какие-то свои боевые штучки. Не придушить ли мне ее первой, пока не поздно.

«Вы русские такие запуганные, такие нервные!» – рассмеялась Гризельда. – «Кто это вас так?»

«История и современность», – мрачно отозвалась я. Уж не говорила ли я вслух про кислоту и придушение?

«А вот я расскажу тебе историю, милая Лиза. За хорошим разговором и путь недолог!»

Я предпочла бы, чтобы она помолчала, но сказать «заткнись, наконец, со своими историями» у меня сразу не вышло, а потом стало поздно, потому что Гризельда уже завелась.

«Знаешь, почему Ильзенбург называется Ильзенбург?»

«Нет, Гризельда. С чего бы мне это знать?».

Мне не было никакого дела до сонной дыры, в которую мы направлялись в заботе о венике и с запасом приворотного зелья, которого хватило бы на дивизию ромео и джульет. Валяй, Гризельда, шпарь про свой Пизденбург!

«Ну так вот.

Лет этак за полтораста до Рождества Христова жил да был один король. Звали его Ильзан. Или Ильзунг. А может быть даже Ильзенг, Ильзум, Ильзор или Ильзунгенций. Примерно так. Точно это сказать сейчас не представляется никакой возможности, потому что сочинением летописей в диких горах никто себя в то время не утруждал да и спросить уже не у кого. Но точно известно, что король жил. Очень полюбил он здешние места. Нравились ему и форели в чистых ручьях, и лани с оленями, весело скачущие в горных лесах, и жирные кабанчики, и устремленные в небо утесы. Поэтому объявил он наши горы своим королевством, построил себе вполне приличный замок и стал в нем жить в свое удовольствие. Однажды подумал Ильзунг, Ильзан, Ильзор и так далее, что хорошо бы ему свои владения как-то назвать. И вот, после удачной охоты позвал он своих рыцарей на пир и стал спрашивать совета. Как назвать прекрасную долину, быструю речку, что вприпрыжку бежит по камням, скалу, на которой стоит замок да и сам замок тоже? Долго думали рыцари. Только вчистую умяв фаршированных салом, гусиной печенкой и орехами фазанов, кабанье жаркое прямо с вертела, выпив до последней капли все выставленное королем вино и убедившись, что винный погреб замка охраняется трезвой и оттого свирепой стражей, они с ясными головами открыли высокий совет. Слово взял славный рыцарь Бертхольд фон Трюфлинген и от имени всего собрания предложил: назвать речку Мокрой, скалу Каменной, замок Королевским, а долину еще не придумали как. Нахмурился король. Не понравились ему их названия. С Мокрой речкой и Каменной скалой в историю не войдешь, вон их сколько, мокрых да каменных. А в историю хотелось бы. Рыцари же поняли, что добавки из винных погребов им сегодня не дождаться, потихоньку откланялись, взгромоздились на коней и отправились восвояси, пугая зайцев безымянной долины зычным пением о своих бессмертных подвигах. Король же Ильзунг и так далее затворился в своих покоях и только еще собрался глубоко задуматься, как уже все и придумал. Вот что значит королевская голова! И назвал он прекрасную долину Ильзенталь, утес Ильзенштайн, замок Ильзенбург, а речку просто Ильзе. Разогнавшись как следует, он и дочку Ильзе назвал. Тут предание сомневается. То ли он сначала назвал Ильзе речку, а потом дочку, то ли наоборот, сначала дочку, потом речку. Но обеих зовут Ильзе до сих пор, это наука подтверждает. Теперь о дочке. Когда девочка Ильзе подросла, она решила стать феей. Добрый король-отец сказал: «Пожалуйста! Будь хоть феей, хоть ведьмой, ты мне все равно любимая доченька Ильзе фон Ильзенбург ауф Ильзенштайн цу Ильзенталь! И вообще солнышко!» Выучилась Ильзе на фею и полюбила перед рассветом купаться в чистой и прозрачной воде речки Ильзе. Счастлив тот, кто сподобится увидеть купание принцессы. Того счастливца пригласит Ильзе войти вслед за ней через невидимые ворота в скалу Ильзенштайн и покажет свой великолепный подземный дворец. Там колонны из прозрачного горного хрусталя, стены из самородного золота, на полах мозаика из рубинов и изумрудов, а светильники сияют гранатами. Попотчует Ильзе гостя на славу и отпустит, щедро одарив на прощанье. Да… Это хорошо… Дело только в том, что никто и никогда так и не сумел вовремя подоспеть к купанию принцессы, потому как своевольной фее нет указа и не нанялась она нам купаться по расписанию!»