Роберт Стивенсон - Похищенный, или Приключения Дэвида Бэлфура (сборник)

– Шон все испортил, черт его возьми, – кричал Райэч.

– Он уже поплатился за это, – заявил капитан.

Голоса стихли до неясного ропота. Теперь почти все время говорил кто-то один, наверное, капитан, который излагал свой план действий, а прочие что-то коротко отвечали ему – видимо, получали приказания. Я понял, что Алан прав: враги снова двинутся на нас, – и сообщил об этом шотландцу.

– Враги ведут себя вполне предсказуемо, – отозвался Алан. – Если мы не всыплем им сейчас хорошего перцу и не припугнем раз и навсегда, то ни тебе, ни мне не заснуть нынешней ночью. Только помни: на этот раз они проявят настойчивость.

Пистолеты я зарядил, и мне оставалось только прислушиваться и выжидать. Пока продолжалось нападение, я действовал, а не размышлял о своих страхах, теперь же, когда все утихло, навязчивые мысли одна мрачнее другой начали угнетать меня. Мне повсюду чудились острые окровавленные клинки и холодная, смертельно жалящая сталь, и, когда я уловил тяжелые шаги и шуршание одежды о стенки каюты и понял, что враги в потемках занимают позиции и сию минуту обрушатся на нас в последнем страшном натиске, я чуть не разрыдался.

Все это происходило на той стороне, где держал оборону Стюарт, и я уже думал, что мое участие в сражении окончилось, как вдруг я заметил, что кто-то осторожно и беззвучно старается пролезть в каюту через люк прямо надо мной. Раздался свисток, послуживший сигналом к атаке. Кучка матросов с кортиками набросилась на дверь. В тот же миг по стеклу люка ударили, оно разбилось, вниз полетели стеклянные брызги и кто-то, спрыгнув из отверстия, очутился на полу каюты. Не успел враг встать на ноги, как я приставил дуло к его спине и хотел застрелить, но когда я дотронулся до живого человеческого тела, то дрогнул, мужество покинуло меня, и я не мог ни спустить курок, ни убежать.

Прыгая, неизвестный выронил кортик, но, почувствовав прикосновение пистолета, быстро обернулся и попытался схватить меня за горло, осыпая проклятиями. Я встрепенулся и взял себя в руки, или страх сделал меня решительным, но в результате я совладал с ситуацией, вскрикнул и прострелил врага насквозь, он рухнул на пол с отвратительным диким стоном. Из люка уже торчали ноги другого матроса, и, пользуясь тем, что я отвлекся, этот тип изловчился и изо всей силы пнул меня по голове. Я стерпел боль, быстро увернулся, схватил второй пистолет и выпалил ему в бедро. Он соскользнул вниз и, как чурбан, повалился на тело своего товарища. Я не промахнулся, хотя прицеливаться было некогда, – я просто-напросто выстрелил в упор. На долю секунды я замер над трупами, разглядывая их, но крик Алана о помощи вывел меня из опасного оцепенения.

До сих пор Стюарт оборонял дверь, но, пока он сражался с другими матросами, один из них поднырнул под шпагу и схватил шотландца за туловище. Левой рукой Алан нанес ему несколько ударов кинжалом, но злодей вцепился во врага намертво, как пиявка. Еще один неприятель ворвался в каюту и занес над Стюартом кортик. В проеме двери показалось множество свирепых вооруженных матросов. Я решил, что нам конец, и, схватив с полу кортик, ринулся на агрессоров с фланга. Но моя помощь уже не требовалась: Алан заколол и отшвырнул от себя «пиявку», немного отступил назад для разбега и с ревом бросился в гущу атакующих, как разъяренный лев. Матросы отхлынули от храброго колосса, как вода, повернулись, второпях расталкивая друг друга, протиснулись в дверь и ринулись по палубе. Настигаемые разящим клинком шотландца, они вопили и падали один на другого. Шпага в руках Алана сверкала, как алмаз, мелькая среди удиравших с поля битвы врагов, и каждый ее удар сопровождался истошными воплями смертельно раненных. Я еще не верил, что мы одержали победу, а мой наставник знай себе гнал противников вдоль палубы, как собака загоняет овец в хлев. Опытный воин не стал затягивать преследование, потому что был не только храбр, но и благоразумен, однако матросы продолжали бежать и кричать, словно Стюарт все еще мчался за ними. Спотыкаясь, падая, карабкаясь на четвереньках, оставшиеся в живых матросы кое-как сползли к себе в каюту и задраили люк.

Капитанская каюта напоминала бойню: тут валялись несколько трупов, а на пороге матрос мучился в предсмертной агонии. Мы с Аланом торжествовали, тем более что чудом избежали ранений. Мистер Стюарт подошел ко мне, раскрыв объятия:

– Иди сюда, брат! – Он сердечно обнял и крепко расцеловал меня в обе щеки. – Дэвид, – растрогался он, – я действительно полюбил тебя, как брата. Признайся, – воскликнул он точно в экстазе, – разве я не славный боец?

Он обернулся к поверженным врагам, проткнул каждое тело насквозь шпагой и, орудуя ногами, выпихнул за дверь. При этом он насвистывал и что-то напевал сквозь зубы, словно пытаясь припомнить какой-то мотив или сочинить новый. На щеках у него играл румянец, глаза блестели, как у ребенка при виде новой игрушки. Он уселся на стол со шпагой в руке и опять тихонько пропел; мотив, который он искал, становился все яснее, и наконец Алан громко запел песню на гэльском [15] Гэльский язык (гаэльский, шотландский, эрский) – язык шотландских гэлов, распространенный на северо-западе Шотландии, на Гебридских островах, а также в канадской провинции Новая Шотландия; относится к кельтским языкам (гойдельская группа), по происхождению – диалект ирландского языка (отделился от ирландского в ХI – ХIII веках). языке. Привожу ее тут в стихах, хотя я не все запомнил, – песня была длиннее. Он говорил, что частенько певал ее, и мало-помалу она сделалась популярной. Я и впоследствии слышал ее много раз, но не все слова понимал по-гэльски. Мне объяснили, что это песня о чудесном оружии Алана Брека.

Эта песня, которую Алан Стюарт сложил в минуту нашей победы, и слова, и музыку, не совсем справедлива по отношению ко мне, ведь я тоже сражался бок о бок с ним. Мы убили мистера Шона и еще пятерых, из них две жертвы – те матросы, что пролезли через люк, – пали от моей руки. Многих мы тяжело ранили, четверо отделались средними и легкими ранениями – среди них один человек на моем счету. Выходит, я участвовал в этой схватке отнюдь не в качестве зрителя и имел право потребовать себе место в стихах Алана. Но поэтам, как говорил мне один умный человек, приходится думать не только о смыслах, но и о рифмах, я понимал Алана и не обижался. Да и на что? В разговоре шотландец очень хвалил меня за боевой дух, чего мне вполне достаточно.