Павел Манштейн - Обман cознания

Не хочу оборачиваться, я прекрасно знаю, что ничего хорошего из этого не выйдет. Взгляд становится всё пристальнее. В затылке образуется жжение, которое только усиливается, сильнее и сильнее заставляя меня обернуться. На правом плече я чувствую ладонь, глаза так и просятся посмотреть в ту сторону. Я всё пристальнее смотрю в кофе. Вот я уже вижу, как маленькие частички молотого кофе начинают двигаться, вода нагревается, скоро кофе будет готов, осталось совсем чуть-чуть. Я уже чувствую запах, который так привык чувствовать по утрам. Ладонь сжимает мне плечо сильнее, чувствую, как пальцы вонзаются в меня. Я смакую запах кофе, пытаюсь почувствовать во рту его горький вкус. Пытаюсь угадать, насколько крепкий кофе меня ждёт, я ведь даже не пытался отмерить стандартные три чайных ложки, а просто добавил две столовых с верхом. Ладонь сжимает моё плечо до боли, и я вскрикиваю. Оборачиваюсь. Картина с мостиком возле реки, холодильник правее неё, стол, на столе бутылка с выдохшимся пивом.

Наливаю крепкий кофе в кружку и добавляю туда три ложки сахара. Я хочу вдохнуть химические испарения заводов, услышать собачий лай, что угодно, только чтобы быть одному в квартире, где я один. Взяв чашку с кофе иду на балкон и распахиваю окна, закурив сигарету. Ядовитый воздух врезается в ноздри, перебивая аромат кофе – я не чувствую спиной пристального взгляда, лай собак заполняет всю улицу, и ничья ладонь не ложится мне на плечо.

Я иду по улице, влажный воздух превращается в изморось, а в спину упирается чей-то взгляд. Словно кто-то невидимый следит за мной из-за угла, пытается вычислить, куда я иду и на какой остановке выйду.

Я уже в третьей проходящей мимо девушке узнаю черты Ники. Достаю сигарету, и уже через несколько секунд ядовитый дым заполняет мои лёгкие. С первыми затяжками я получаю свою дозу облегчения, но это временно, всего лишь на те несколько минут, которые нужны сигарете, чтобы обуглить фильтр.

Я подхожу, над дверью бегущей строкой светятся слова «Социальная аптека». Дверь открывается, и из-за кассы на меня смотрит женщина-фармацевт средних лет. Короткие чёрные крашеные волосы, очки, увеличивающие морщины на веках.

Я протягиваю ей рецепт, не говоря ни слова. Она также молча берёт его, внимательно рассматривает, щурится немного, видимо, очки ей не очень-то помогают, и через минуту уже кладёт передо мной пачку трифтазина на пятьдесят таблеток. Трифтазин – это хороший нейролептик, который оказывает действие ещё и как антидепрессант. Его мне прописал мой лечащий психиатр, чтобы я мог избавиться от галлюцинаций. Дело за малым: спокойно дойти до дома, выпить таблетку и наслаждаться только реальными звуками мира.

Как только я выхожу из аптеки, в затылке появляется уже знакомое навязчивое жжение. Я пытаюсь идти не оборачиваясь. Под ногами текут ручьи от недавно прошедшего дождя, немногочисленные люди спокойно бредут по улице, делая мир не таким пустым. Солнце пробивается сквозь плотные серые облака, которые обещают вот-вот пролиться на землю дождём. Жжение возрастает, а я стараюсь считать красные машины, которые проскакивают время от времени по дороге, что правее меня. Красная тойота проезжает на большой скорости на жёлтый свет светофора. Жжение усиливается, сердце ускоряет темп, удар за ударом оно разгоняется – вот-вот выскочит из груди, раздробив грудную клетку. Каждый удар сердца раскатистым эхом раздаётся в ушах, словно бьют в гонг, на спине проступает липкий пот. Я оборачиваюсь.

Ника смотрит прямо мне в глаза. Длинные чёрные волосы полностью отдаются капризам ветра, который, поигравшись, укладывает пряди почти на то же самое место, откуда подхватил. Голубые, как летнее небо, глаза смотрят на меня по-зимнему холодно из-под сложившихся осуждающим узором бровей. Тонкие бледно розовые губы не произносят ни слова, не шевелятся, они застыли под аккуратным вороньим носом. Она словно ледяное изваяние источает холод, по сравнению с которым осенний ветер – ничто. Я чувствую осуждение, упрёк… Ника. Я помню, как был рад её видеть рядом, чувствовать её запах, видеть её глаза… У неё редкое имя, мне всегда было интересно, что оно значит. Она отвечала, что её имя греческое, оно происходит от Ники, древнегреческой богини победы.

Она всё это рассказывала с по-настоящему тёплой улыбкой, погружаясь в свой рассказ, уподобляясь той самой богине, в честь которой она названа. Но не сейчас. Сейчас я не хочу её видеть. После её смерти всё изменилось. Она стала приходить ко мне и вдавливать взглядом в пустоту, иногда она со мной говорит, и тогда мне хочется лишиться слуха. Ника медленно идёт в мою сторону, шаг за шагом рассекает воздух, сокращая дистанцию. Дрожащими руками я распаковываю пачку таблеток и, не запивая, глотаю одну. Следом за таблеткой идёт сигарета, я пытаюсь смотреть себе под ноги, но её глаза словно приковали к себе мой взгляд. Если я буду стараться её игнорировать, то она исчезнет.

Я знаю, что она не настоящая, её не существует, как и голосов у меня в голове. Это всё плод моего воображения, мои галлюцинации. Но они могут меня убить, они имеют власть надо мной. Между нами остаётся два метра, сердце бьётся в отчаянных попытках сбежать из груди. Рука тушит о тыльную сторону кисти то, что осталось от сигареты. Мне приходится напрячься, чтобы не вскрикнуть. Поймав себя на том, что мне удалось отвести взгляд, я поднимаю глаза. Её здесь больше нет.

Здание, выложенное серым кирпичом, возвышается под грузным серым небом. Это психоневрологический диспансер, в который мне нужно войти. Берёшь ручку двери и тянешь на себя. Всё просто.

Диспансер – это не то место, где лежат больные люди, сюда приходят только на приём к врачу. У них в здании даже стационара нет. Это обычная невысокая пятиэтажка, которая больше походит на старое студенческое общежитие без ремонта. Снаружи серый потрескавшийся кирпич, внутри зелёные стены с отколотой краской.

Когда я пришёл сюда впервые после того, как меня выписали из психиатрической больницы, я сразу ощутил знакомый воздух. Здесь точно так же пахнет медикаментами, у врачей те же холодные гримасы, а на лицах пациентов то же самое отсутствие веры. Я не верил, что я вылечусь, не верю и сейчас, но если я не буду сюда приходить, у меня возникнут проблемы, ведь я состою на учёте.

Я по-прежнему не могу открыть дверь, хотя другим пациентам это удаётся. Закурив, я смотрю на окна. Окна – важный внешний показатель того, кто из врачей сколько зарабатывает. У тех, чья зарплата не очень, старые деревянные окна, а кто-то себе поставил пластиковые. Пластиковых окон здесь довольно мало, я насчитал всего пять. Но это не единственный показатель. Ещё есть те, кто не ставит пластиковые окна, потому что и деревянные не пропускают сквозняк. Главный показатель – это дверь в кабинет. У моего психиатра это старая дверь, обитая выцветшей кожей. Нет, он не плохой врач, просто за платные приёмы он берёт довольно мало, а у таких как я не всегда найдутся деньги на платное лечение. Мало кто возьмёт на хорошую работу человека, который состоит на учёте в психоневрологическом диспансере. Я бы не взял.

Читать дальше