Эжен Шаветт - Точильщик

– Тот, кто его принес, сказал: «Передайте вашему постояльцу, молодому человеку, приехавшему из Бретани», а так как у меня нет других постояльцев…

– И я действительно из Бретани…

– Так оно вам, – заключил Жаваль.

Кожоль сломал печать.

Письмо было без подписи.

«Сегодня вечером, в десять часов, будьте перед новой калиткой „Люксембурга“».

Пьер колебался.

«Ивону или мне назначено это свидание?» – спрашивал он себя.

Жаваль же подумал, что полиция требует отчета о нем. Пьер колебался недолго.

– Иду, – прошептал он.

Ворота Люксембургского сада, носившие название «Новая калитка», выходили на безлюдную местность. Шестнадцать лет назад западная часть сада была такой же, как и теперь. Весь треугольник, составляющий в настоящее время перекресток между улицами Западной и Вожирар, был отведен под устройство балаганов, кафе и общественных гуляний. Одним словом, он должен был конкурировать со знаменитой ярмаркой Святого Лаврентия, находившейся в том же квартале.

Приступили к работе, очистили место от деревьев, но на этом и остановились. Дорога, впоследствии получившая название улицы Богоматери, не слишком пробуждала охоту строиться. Для приманки было обещано, что все дома, выстроенные возле сада, будут иметь выход в «Люксембург» с правом пользоваться им даже тогда, когда публика туда допускаться не будет. Но подрядчики не хотели заниматься этой улицей. В тысяча семьсот девяносто восьмом году на ней было только два дома со стороны улицы Вожирар.

Остальное место занимал пустырь, покрытый ямами от выкорчеванных деревьев, которые никто и не подумал засыпать.

Можете себе представить, как опасно здесь было ночью, учитывая мошенников, наводнивших город, и полицию, которая занималась только политикой!

Вот появилась какая-то тень.

– Черт побери! Здесь темнее, чем в печи! Ай да местечко! Честное слово, здесь спокойно можно душить людей, – бормотал чей-то голос.

Рассуждая так, Кожоль (а это был именно он) вдруг остановился.

– Может быть, меня специально заманили сюда, чтобы без шума отправить на тот свет? Эти прелестные ямки вполне смогут послужить могилой…

Он усмехнулся и продолжал свой путь.

Ощупал широкий тесак в рукаве.

«С этим можно продержаться довольно долго», – размышлял он.

Привыкший к длительным ночным переходам, Кожоль без особого труда подвигался по пустырю.

«Что же меня ожидает? Опасность или радость? И кому была предназначена записка? Мне или Ивону?»

Часы пробили три четверти десятого.

«Через несколько минут я буду все знать», – успокаивал себя Кожоль.

В это время впереди показалась группа людей. Шестеро шли впереди и несли что-то тяжелое. А четверо шли за ними. Кожоль спрятался за поваленным деревом. Он увидел, что несли что-то в мешке, из которого слышались какие-то сдавленные крики. До ушей графа донеслись тихо сказанные слова:

– Надо будет вынуть кляп, а потом быстренько вставить его обратно. А то его мяуканье разбудит всех вокруг.

Носильщики тотчас положили на землю свою ношу и принялись распутывать веревки, которыми она была связана.

Как только жертва почувствовала относительную свободу, она издала крик, но тут же сильная рука сдавила ей горло.

– Не перестарайся, Жак, эта жизнь стоит не так мало, – произнес тот же голос.

– Не беспокойся, я легонько, – ответил тот, которого назвали Жаком.

– Надо ему заткнуть рот, – произнес третий голос.

– Дайте ему перевести дух, а то еще задохнется.

Кожоль слышал из своего убежища хриплое дыхание жертвы. Он уже хотел броситься на помощь, но благоразумие удержало его.

Несчастная жертва спросила умоляющим голосом:

– Ради бога, куда вы меня несете?

– Скоро сам узнаешь.

– Вы хотите бросить меня в Сену?

– Ну, этого тебе бояться нечего.

– Что вы хотите сделать со мной?

– Всего лишь сменить убежище.

– И я никогда не попаду на свободу?

– Завтра, если ты этого захочешь, будешь свободен.

– Что я должен сделать, ради бога…

– Тебе уже не раз говорили. Расскажи Точильщику то, что он от тебя требует…

– Никогда!

– Это твое последнее слово?

– Никогда, – повторил пленник.

– Кляп! – распорядился первый голос.

– Выслушайте меня, умоляю вас…

– Говори!

– Отпустите меня. Я дам сто тысяч экю!

Кто-то весело рассмеялся.

– Двести тысяч, только освободите…

– Сознайся Точильщику, и завтра будешь свободен.

– Никогда, – повторил пленник.

Кляп был вставлен, несчастный засунут в мешок, и шествие исчезло во мраке.

«Странно, – подумал Кожоль, – я никогда не оставался бесчувственным, если слышал крик о помощи. Но я не почувствовал ни малейшей жалости к этому человеку, который с такой легкостью предлагал сумму в двести тысяч экю…»

Он улыбнулся.

«Черт побери! Этот Точильщик имеет полное право гордиться своими людьми! Подчиненные, которые отказываются от двухсот тысяч экю!.. Неплохо было бы познакомиться с этим парнем!»

Когда граф подошел наконец к калитке, пробило десять часов.

«Кажется, я не опоздал, – подумал Пьер, – теперь бы узнать, кто назначил мне свидание…»

Захрустел песок под чьими-то шагами. На калитку упала тень.

– Хороший признак, – прошептал Кожоль, – женщина. Должно быть, служанка, которую послала ее госпожа. Как же я буду выпутываться из этой истории?

Нежный голосок спросил его:

– Вы прибыли из Бретани?

– Я приехал вчера утром.

– Где вы остановились?

– В гостинице «Страус».

– Хорошо. Подождите.

Ключ взвизгнул в скважине. И пока отпирали калитку, граф лихорадочно соображал: «К кому же относится приглашение? Ко мне или Ивону?»

Он проскользнул в полуотворенную калитку. Ее тотчас же снова заперли.

– Дайте мне руку, – сказала женщина.

Пьер повиновался.

Под густыми деревьями было так темно, что без своего проводника Пьер не смог бы сделать и двух шагов.

«Ручка нежная и тонкая, – рассуждал Кожоль, – служанка из хорошего дома».

Наконец они выбрались из-под деревьев на открытое место, и Пьер отчетливо увидел заднюю стену дворца.

Девушка направилась к двери, которая открылась у нижней ступени маленькой лестницы.

«Потайная лестница, – подумал Кожоль, – но… кого же здесь все-таки ожидают, меня или Ивона?…»

Пройдя шагов двадцать, женщина свернула вправо и прошла еще немного, ведя графа за руку.

– Где-то здесь возле вас должна быть софа, – произнесла она.

Кожоль ощупью нашел софу.

– Садитесь и ждите.

Но Пьер не отпускал руки своей спутницы.

– Неужели вы оставите меня в темноте?

– Тот, кто живет в комнате напротив, мог бы заметить свет.

«Тот! – отметил мысленно Кожоль. – Значит, дама замужем».