Владилен Елеонский - Проклятие Баскервилей. Первоначальная рукопись сэра Артура Конан Дойла

– Она была на своём обычном месте, сэр, висела под окнами на скобах.

Холмс спустился вниз.

– Этот двор запирается?

– Нет, сэр, здесь нет ничего ценного, запираются лишь задние двери отеля, поэтому любой при желании может войти сюда через узкую невысокую арку, видите, она там.

– Я могу побеседовать с плотником?

– Боюсь, что нет, сэр, он сейчас дома и очень плохо себя чувствует.

– Ага, как видно, лекарство заканчивается, что ж, ждите, скоро приползёт. Как только появится, отправьте его ко мне, вот вам моя визитная карточка.

– Да, сэр!

– Я заметил, что номер 1Б не запирается.

– Там нет никаких вещей, сэр, а плотник проводит ремонт.

– А в день кончины сэра Чарльза номер 1Б был заперт?

– Нет, сэр.

Мы с Холмсом переставили лестницу к окну номера 1Б, мой друг вновь взобрался по её ступеням и принялся тщательно исследовать оконную раму. Осмотр невооружённым глазом, как видно, опять не удовлетворил его. Взяв в руки лупу, он принялся осматривать каждый дюйм на дереве, особенно в тех местах, где краска облезла.

Вдруг раздался победный возглас, по всей видимости, удалось обнаружить нечто интересное. Достав из кармана пинцет, Холмс один за другим подцепил парочку каких-то микроскопических предметов, бережно вложил их в чистые конверты, аккуратно опустил створку окна и спустился вниз.

– Скажите, уважаемый, а ваш плотник носит чёрную шерстяную накидку и тёмную фетровую шляпу?

– Никогда таких вещей на нём не видел, сэр. Какая там шляпа! Он зимой и летом, в дождь и сушь, подставляет свою багровую лысину небу.

– Могу я вас попросить, если потребуется, мы пришлём бумагу из полиции, чтобы плотник пока ничего не трогал в номере 1Б, в особенности раму и старую защелку на ней?

– Конечно, сэр, я предупрежу плотника, когда он появится, а письменную просьбу полиции направьте хозяину отеля.

Холмс хотел опустить лестницу, однако в этот момент стремительная, как пружина, четвероногая тень сбила его с ног. Чёрная собака, как я машинально уловил, – огромный дог, – жадно урча, застучала лапами по перекладинам, и в следующий миг длинный розовый язык принялся усердно слизывать краску с оконного стекла. Я помог моему другу подняться, мы вместе подняли глаза, и, не сговариваясь, громко расхохотались. Портье просветлел лицом. В первое мгновение после столь бесцеремонного появления пса он, кажется, подумал, что мы возмутимся.

Холмс указал тростью на зверя.

– Чья эта милая собачонка?

– О, сэр, это собака владельца нашего отеля, она невероятно огромная, однако совершенно безобидная, иногда убегает из комнаты хозяина и, как угорелая, носится по двору. Снут, пошёл вон отсюда!

Пёс, поджав уши, послушно сполз задом вниз на несколько перекладин, затем спрыгнул на землю и принялся скакать вокруг нас, норовя лизнуть прямо в лицо.

Обратно мы шли пешком. Холмс выглядел печальным и задумчивым.

– Надпись сделана губной помадой, Ватсон.

– В самом деле? Как вы догадались? Снут подсказал? Он, как видно, обожает сладкое. Милый пёсик!

– По запаху и внешнему виду засохших соскобов я могу определить тридцать семь видов женской губной помады. Эта – французская, и я, кажется, знаю магазин, который продаёт её в Лондоне.

– Хм, наверняка, надпись помадой сделала женщина, и она знает легенду о собаке. Кто она, – друг, враг или просто глупышка, решившая пошутить? Шутка, надо сказать, оказалась весьма неудачной! Нет, каково, а? Она писала буквы зеркально, чтобы он сразу и без проблем прочитал её послание, находясь внутри.

– Прогуляетесь, Ватсон?

– Если я больше ничем не могу вам помочь.

– Напротив, друг мой. Я вижу, у вас закончились сигареты, поэтому, когда навестите «У Брэдли», заодно попросите его отправить мне фунт крепчайшей махорки, хорошо? Благодарю. Будет также здорово, если, конечно, вы найдёте это удобным, не возвращаться домой до самого вечера.

Я знал, что одиночество и уединение были необходимы моему другу в те часы интенсивного умственного напряжения, когда он взвешивал каждую крупицу доказательств, отделяя зёрна от плевел. По этой причине я провёл весь день в своём клубе.

Было около девяти, когда я вновь поднялся в нашу гостиную. Едкие воскурения крепчайшей махорки схватили меня за горло, и я зашёлся в диком кашле. Сквозь туман едва проступали очертания Холмса, одетого в халат. Он склонился над кофейным столиком, на котором были развёрнуты артиллерийские карты очень крупного масштаба.

– Ватсон, откройте окно и подсаживайтесь сюда, будем изучать место наших будущих боевых действий.

– Ого, а что это за внушительный прямоугольник в самом центре?

– Баскервиль-холл.

– А вокруг – роща?

– Совершенно верно. А вот это, я думаю, Тисовая аллея, хотя название не указано, она тянется здесь, а болото, видите, справа от неё. Небольшая группа домов недалеко от станции Кум-Трейси, – селение Гримпен, где расквартирован наш друг доктор Мортимер. Внутри окружности радиусом пять миль имеется, как вы видите, всего несколько отдельно стоящих домовладений. Вот Лафтер-холл, мы о нём, кажется, ничего не слышали, а вот этот дом, скорее всего, резиденция антиквара Степлтона, если я правильно запомнил его имя. Чуть дальше на болотах есть две фермы – Хай Тор и Фулмайер, а в четырнадцати милях от нашей условной окружности расположена большая тюрьма для осуждённых, это окраина Принстауна. Вокруг этих разбросанных точек простирается пустынное безжизненное болото. Итак, вот вам сцена, на которой некто возжелал разыграть трагедию, и нам следует подыграть, чтобы раскрыть замаскированного злодея.

– Это, похоже, дикое место.

– В самом начале нашей захватывающей пьесы возникают два вопроса. Прежде всего, имеется ли здесь вообще преступление? Если имеется, – какое именно, и как совершено. Вы хорошенько обмозговали это дело, верно?

– Да, весь день только о нём и думал.

– Что-нибудь надумали?

– Боюсь, что всё слишком запутано.

– Я бы так не сказал, – имеется несколько вполне осязаемых точек, которые могут легко привести к разгадке.

– Не вижу ничего подобного.

– Например, тяжеленная пожарная лестница, надпись губной помадой на стекле, незажжённая в вечерних сумерках лампа, а?

– Да, в самом деле, портье говорил, что сэр Чарльз не зажигал её.

– Что из этого следует?

– Он сидел за столом, и, несмотря на воцарившийся полумрак, не зажигал свет, видимо, довольствуясь одним лишь угольком зажжённой сигары.

– Ещё он что-то писал. Удобно писать в сумерках?

– Нет.

– А он сидел, писал и всё равно не зажигал лампу. Внезапно появляется нечто, он не успевает дописать текст и погибает. Вывод?

– Совершенно ничего не идёт в голову.

– Представьте, человек закуривает сигару, садится к окну за стол, чтобы что-то написать, свет не зажигает, пожарная лестница подставлена к стене снаружи, надпись губной помадой сделана, а окно открыто…