Юрий Боткин - Леший. Его врагам не позавидует и карась на сковородке

Спасибо вам святители, что плюнули, да дунули,

Что вдруг мои родители зачать меня задумали,

(В. Высоцкий)

Он был вторым, изрядно припозднившимся, ребенком в семье. Отец в ту пору доживал пятый десяток, мать – четвертый, сестра заканчивала школу. Год его рождения ознаменовался эскалацией войны в Афганистане, бойкотом Московской олимпиады и смертью Высоцкого.

Владимир Алексеевич Павлов, следуя семейной традиции, назвал сына в честь деда – Алексея Владимировича – известного биолога, репрессированного в 39-ом и сгинувшего в ГУЛАГе.

В те, не столь далекие, времена, по ходу именуемые Развитым социализмом, а потом Застоем, Павлов-старший – доктор наук, профессор, лауреат, заслуженный деятель и т. д. и т.п., заведовал кафедрой в Московском Лесотехническом институте, находящимся как раз не в Москве, а в славном городе Мытищах, известных на весь мир по «Чаепитию» Василия Перова. Мать, Ольга Николаевна, преподавала там же, стоя в институтской иерархии, как и положено, на пару ступенек ниже своего мужа.

Первые семь лет жизни прошли под неусыпным присмотром бабушки, одновременно исполнявшей обязанности тещи. После ее безвременной кончины мать оставила работу и всю себя посвятила сыну. Старшая сестра к тому времени окончила семейный институт, вышла замуж и жила неподалеку, в городе Балашихе.

Как всякого последыша, маленького Алешу любили и баловали. Он отвечал взаимностью. Бабушку и сестру любил, мать обожал, отца боготворил. Большой, сильный, всезнающий батянька был его кумиром. Ну что возьмешь с мамы, бабушки, сестры – сказки, мультики, куличи в песочнице и прогулки за ручку. А с папкой – лыжи, коньки, футбол, хоккей и велосипед, луки, стрелы, сабли, строительство скворечников и кормушек для птиц, пешие и верховые (на отцовской шее) походы за грибами, ягодами и на рыбалку, с привалами и кострами. А чего стоит обед, где-нибудь на лесной полянке. Приевшиеся дома мамкины котлеты здесь шли «на ура». К тому же папа никогда не говорил: «отстань, некогда, надо мыть, стирать, готовить…». К пяти годам Алеша знал все виды деревьев и кустарников в своем лесу. Безошибочно отличал мухомор от подосиновика, скворца от зяблика, плотву от окуня.

«Зимовали» Павловы в просторной четырехкомнатной квартире в «сталинке», рядом с университетом. Теплое время года безвылазно проводили в бабушкином доме на берегу Пироговского водохранилища.

То погожее июньское утро запомнилось семилетнему Алеше, и подняло отцовский авторитет на недосягаемую высоту, хотя рыбалка и не удалась. У отца и сына было любимое местечко в уютном заливчике неподалеку от дачи. Расположились, как всегда, в тени развесистой ивы. Размотали снасти. Сын владел современной телескопической удочкой, отец пользовался любимой, хотя и старомодной, бамбуковой трехколенкой.

Их было трое – два молодца и девица. Парни выглядели типичными представителями хозяев новой жизни. Стриженые головы крепко сидели на бычьих шеях. Широкие штаны, черные кожаные куртки и золотые цепи свидетельствовали о принадлежности их принципалов к элите общества. Мерно жующие челюсти – об американском образе жизни.

Девица в протертых до дыр джинсах, раскрашенная так, что о ее внешности можно было только догадываться, небрежно держала на плече дорогущий японский магнитофон, вещавший голосом, оплеванного властью, народного барда:

«Всего лишь час до самых главных дел:

Кому – до ордена, ну, а кому – до «вышки».»

Из баулов, в руках мужской фракции пришельцев, торчало многообразие винно-водочных бутылок, шампуры и другие принадлежности культурного досуга. Оглядев поляну, мельком задержав взгляд на рыболовах, предводитель камарильи, нагловатого вида бычок с кольцом почему-то не в носу, а в ухе, удовлетворенно заметил: «годится». Освободившись от сумок, молодцы направились к рыбакам. Предводитель, глядя куда-то мимо, повелительно произнес: «Эй ты, плесень, сматывай удочки. Даю три минуты. Потом штрафные санкции».

Отец погладил Алешу по голове, встал, отсоединил нижнюю секцию удилища – метровую бамбуковую палку с медной трубочкой на конце – и, опираясь на нее, подошел к разглядывающим окрестности, мирно жующим дядькам. Что он сказал, Алеша не слышал, но понял – папа их поругал.

Предводитель скорчив ужасную рожу, замахнулся на отца растопыренной пятерней. Мальчик испугался и зажмурился. Когда открыл глаза, увидел папу стоящего на том же месте и плохих дядек, ковырявшихся возле него. Один дядька лежал на боку, поджав колени, беззвучно, как рыба, открывал и закрывал рот. Второй, стоя на карачках, вытирал разбитый нос и ругался словами нехорошими и малопонятными: «… порву падла, … козел долбаный». Папа подошел сзади и легонько стукнул ногой туда, где у мальчиков есть нечто, чего нет у девочек. Дядька взвыл, потом заскулил, но ругаться перестал. В наступившей тишине, из магнитофона в руках ошалевшей девицы, Высоцкий советовал:

Полежав и отдохнув, пришельцы молча удалились. Ловить рыбу почему-то расхотелось. Собрались и пошли домой. Войдя в калитку, отец произнес: «мамке не говори», и заговорщицки подмигнул. Алеша расплылся в улыбке – у них всегда была какая-нибудь тайна, а эта будет самая-самая, почище гнезда мухоловки с птенчиками.

Позже узнал – отец не всегда был профессором. На рубеже сороковых и пятидесятых под строевую:

сержант Павлов четыре года лихо маршировал по плацу в составе разведроты полка специального назначения МВД СССР, а между строевыми смотрами гонял бандеровские банды по лесам Западной Украины. За те годы на практике освоил приемы русского рукопашного боя, и, даже сорок лет спусти, владел ими не хуже, чем либераллисимус (заслуженный сын юриста) – словоблудием. В ближнем бою простая палка в его руках была оружием таким же грозным, как верный и безотказный СКС – самозарядный карабин Симонова.

Случай на рыбалке имел продолжение. Недели через две на ту же поляну вышли четверо. Двое старых знакомых, в кожанках, и двое новых, в спортивных костюмах. Один из новеньких, высокий крепкий малый, небрежно помахивал милицейским демократизатором*. Отец проделал знакомую операцию с удочкой и, держа палку двумя руками перед собой, двинулся было навстречу, но остановился, опустил оружие. Шедший впереди здоровяк, будто споткнувшись, притормозил. Смущенно улыбнулся, спрятал дубинку за спину, вежливо поздоровался:

– Здравствуйте Владимир Алексеевич.