Александра Нюренберг - Глобус Билла. Третья книга. Бык

– Шанни, иди посмотри. Похоже на кого-то.

В углу под лестницей только сейчас они заметили портрет. Ей-Абу-Решит, его не было: невидимый дунул между ними и наспех приложил к стене.

Шанни, спросившись для порядка взглядом у сира Мардука, пошла, прижимая губы к бокальчику – её душила нервная весёлость. Потащился немедленно и, конечно, Билл.

На старом портрете молодая женщина, столь неистово красивая, что приходило на ум слово «щедрость», величественно и просто смотрела мимо них.

– Бесспорная милашка. – Без усилия похвалила Шанни. – Трудно представить себе, что это писано без прикрас.

– Так бы и про ваш портрет сказали.

– Ну… спасибо. – Сумела ответить Шанни хозяину.

Билл повернулся к Мардуку с простодушным и бесстыдным вопросом без слов.

– Так… актриса… – Неохотно буркнул Мардук. – Правда, есть сходство. А вы играете, господа?

Он смотрел на Шанни.

– Я подумал сразу, что вы – играете.

Билл заквохтал:

– Что ж ты молчала? Я бы в Глобус рояль прихватил.

– А разве у вас там нет? Я хочу сказать… что ж вы не взяли с собою инструмент?

– Дядя, у нас был инструмент, но на нём только ваши навязчивые гости играли.

– На чём ты играешь, племянник? – Хмуро спросил он.

– Ни на чём я не играю. Они мне не дают. И петь, дядя, не дают.

– Дама на портрете – она играла на сцене? – Вклинился Энкиду.

– Нет… да, в семейных спектаклях.

– Я тоже играл в летнем лагере один раз.

– Я о другом, сир, – продолжал Энкиду, – она профессиональная актриса?

Мардук вспоминал:

– Как сказать? Знаете, когда дети пойдут, тут уж не до профессии. – Он улыбнулся Шанни. – Мотайте на ус.

Шанни смущённо потёрла пальцем над верхней губой. Билл разошёлся:

– Мы, дядя, все играем. Разве нет?

– Это уж точно.

Энкиду почему-то застрял на одной теме:

– Это, извините, общее место. Когда кто-то рождён актёром… это оставляет отпечаток. Пойдут дети или нет.

Это слегка смахивало на дерзость. Мардук, показав бокалом, что по праву старшего закрывает тему, молвил:

– Здесь у нас нечто лучше портрета. Живая женщина, чьи достоинства и дарования должны пробуждать в нас дух соперничества.

Он оглядел тех троих, в ком, по его убеждению, сей дух обязан пробудиться.

– Вы ещё скажете, леди, что ничего такого не чувствовали, когда летели с ними?

– Я стесняюсь, сир Мардук.

Мардук показал им другую картинку – на стене, которую постепенно жарко закрашивало солнце.

В золотых и красных тонах смелая рука изобразила партию в шахматы. Животное на плече одного из игроков сбивало хвостом фигуры, второй игрок с досадой отмахивался. В окошке за плечами игроков летела птица.

– Видите?

– Птица унесла одну из фигур?

Энкиду быстро определил:

– Королевы белой на доске нету.

Сир Мардук увидел, что уровень сверкающей жидкости в бокалах исчезающе мал, но добавить не предложил. Он взглянул в окно, похожее на картину с птицей. Высокое, оно напомнило им об окошке в Глобусе.

– Пора, – молвил хозяин.

Он неуловимым жестом предложил им поставить сосуды.

– Смотрите, свет уже покинул наше вино…

И вправду, – лучи закатные сползали со столика, и графины не сверкали.

– У нас переодеваются к ужину.

Билл и Энкиду сделали тревожные вопросительные жесты. Сир Мардук успокоил их взмахом своего бокала, который он вернул на погасший столик.

– Знаю, что ваши вещички в поезде… Где, кстати, он, ваш волшебный корабль, который перенёс вас сюда через великую бездну?

Тут замялся Ас, но немедленно хозяин оборвал свой повисший в воздухе вопрос:

– Шучу, милые. Не собираюсь вас расспрашивать, пока вы не узнаете меня чуточку лучше. Словом, у себя в комнатах вы найдёте то, что вам понадобится. Не смейтесь над старой модой и над выжившим из ума хозяином, хранящим память о былом.

Шанни испытала сомнение.

– Это несколько неловко… – Начала она и тут же пожалела.

Хозяин рассыпался в извинениях.

– Но вы простите меня… единственное моё побуждение – чтобы вам было уютно в этом доме. Конечно, неловко, когда в подозрительном месте при подозрительных обстоятельствах сомнительный господин осмеливается предложить леди переодеться.

Тут Шанни рассмеялась, ощутив неподдельное облегчение.

– Нет, нет. – Расставшиеся с дармовой выпивкой трое её товарищей – ведь они её товарищи, не так ли? – смотрели с тревогой. – Это я бестактна. Конечно…

Она оглядела себя.

– Леди грязна к чертям… я благодарю вас, сир Мардук, за ваш такт и щедрое гостеприимство.

Билл даже губки надул от таких фигуристых штучек. Шанни умеет вот этак изъясняться с мужчиною?

– Тогда позвольте без промедлений проводить вас.

Мардук повёл их к арке. Ас задержался и прошептал Энкиду:

– Сам он, что ли, будет подглаживать рюшечки? Не успеет, бедолага.

Энкиду не ответил, и, по его принуждённому взгляду, Ас понял, что слух у хозяина по-прежнему хорош. Сир Мардук сделал вид, что не расслышал, но, спустя полминуты, когда они снова вышли в холл и подняли глаза к лестнице, внушительно и невзначай промолвил:

– У меня отменная прислуга. Это, пожалуй, единственное преимущество по части удобств, которым я могу похвастаться.

– В чём же тут соль? —Шанни великодушно подарила Асу возможность приотстать.

– Я их вышколил. – Хозяин остановился у лестницы. – Давать громогласные указания с пощёлкиваньем хлыста в духе колониальных романов нет нужды.

Он поставил ногу в сапоге на третью ступеньку.

Билл показал лицом диагноз – «простодушие»:

– Но как же они тогда узнали, что нам нужно?

– Хорошая прислуга, как исполнитель при абсолютном тиране, ловит каждый вздох. Хотя в данном случае, всё не так зловеще…

Мардук обратился к Асу очень приветливо и непринуждённо, желая показать, что между ними не может быть никаких неясностей.

Билл остановил-задержал Шанни.

– Слушай, – дружелюбно и ничуточки не понижая голоса, сказал он, – если тебе осточертело, я могу это остановить.

Шанни нахмурилась:

– Да?

– Пока это не зашло слишком далеко. Видимо, нам придётся застрять в этой милой хатынке, где мне под каждой дверью хвост мерещится, а на крышах, совершенно очевидно, гнездятся птеродактили, которые скоро вернутся с неудачной охоты. Поэтому…

– О чём, чёрт возьми, ты толкуешь?

Билл пожал плечами.

– О дядюшкиных приставаниях.

– Что?

– Ну, о любезностях. Я-то полагал, тебе уже неуютно стало от всех этих «леди – то», «леди – сё» и про то, какая ты безупречная. Когда он толкует о чистоте крови, бросая при этом взгляд на тебя, мне и то как-то не по себе становится.

Шанни, помолчав, подпустила холоду:

– Не знаю, что у тебя на уме, Билл… скорее, всего ты искренен, как всегда.