Александра Нюренберг - Глобус Билла. Вторая книга. Корабль Глобус

– Первый и последний раз терплю это неряшливые посиделки. Эта партизанщина ведёт к саботажу принятых норм общежития. А нам необходимо их соблюдать. Вы не забыли, что миссия будет, возможно, дипломатической? И как вы? С голубцами в зубах?

Он повернулся, чтобы уйти.

– Вот те раз. – Прошамкал ему в спину Билл. – А я думал, ты военная простая душа. Тебе чем меньше церемоний, тем легче.

Билл протянул ему из-за плеча тарелку:

– Вот здесь капустный лист совсем маленький, но главное-то под ним.

Энкиду наблюдал с банкой у окна. Ас переосмыслил мизансцену и отменил скандал. Он решил исчерпать тему.

– Одноразовые тарелки. Нет, так не пойдёт…

– А что?

– Надо достать нормальный сервиз. – Отрезал Ас. – Фарфоровые тарелки.

– О нет… и мыть…

– В этом прелесть бортовой дисциплины. Нам нужно что-то вроде семейных ужинов с салфетками на коленях и разговорами. – Вдохновился Ас. – Это дисциплинирует, не позволяет расслабляться и формирует дух экипажа.

Он рассмотрел мойку, нагнулся и отодвинул дверцу. Выдвинул ведро с использованными пластиковыми тарелками.

– А это отмыть. И не вздумайте открывать аварийные люки, чтобы выбросить.

– Почему?

– Мусор в космосе это безнравственно и опасно. Включим утилизатор, как только полностью устоится вентиляционная система.

– Чтобы мы не столкнулись с обмылком, да? Или не начали переговоры с мусорным мешком, решив, что это форма разума? В нибирийском сенате есть парни… если бы я увидел кого-то из них в окошке Игровой, то кинулся бы за аптечкой и лично вкатил бы себе сюда неограниченное количество уколов. Есть у нас такие средства?

Энкиду припомнил:

– Аптечку видел… в ванной, кажется. Командир, ты…

Ас сказал поспешнее, чем намеревался:

– И назначим дежурства сегодня же. Консервы я отменяю. Вредно, честно говоря. К тому же, это стратегический запас. Будем готовить еду из припасов, не имеющих грифа Хранение Не Ограничено.

Билл вздохнул и запустил в рот кусок.

– Тогда тебе ничего не грозит, сухарь ты.

Он старательно затолкал в рот декоративную гирлянду из капусты.

Ас направился к дверям. Энкиду окликнул:

– Съешь хоть что-нибудь. Ты же на ногах сутки.

– Что за трогательная забота. – Шанни не торопилась войти.

Разминувшись с ней, командир так демонстративно отодвинулся, что коснулся плечом косяка. Шанни попыталась поймать его взгляд – безуспешно, зато она в полной мере насладилась военным одеколоном «Холодная вода без примеси».

– Просто Энкиду надеется, что он меня простит. До того, как всё кончится… я хочу сказать, до конца путешествия.

– За что простит?

Ас передумал уходить. Он открыл ящик с утварью и погремел там чем-то:

– Пустяки, я не мстителен практически. Билл успел разбросать игрушки. – Объяснил он Шанни.

Билл возмутился:

– Мы ничего не выносили.

– А это что?

Ас вытащил из кармана маленький клубок цветных ниток.

– Всё не можешь мне простить, что я не разрешил вам взять животное?

Билл недоумевал вполне правдоподобно:

– Я этого не видел.

Шанни взяла клубок.

– Зато я видела… это было в этой, как её… библиотеке.

– Ты уверена?

– Ну, да… кажется. Может, это другой, такой же.

– Может, это домовой?

Ас забрал свою собственность и бросил клубок на стол.

– Не знаю. Жучков там нет. Можете играть спокойно. И вот что, Билл…

Билл отдёрнул руку от клубка.

– Не вздумай подкладывать на стулья всякие издающие звук предметы…

– Вот те раз. Что, тебе слышатся звуки? Можешь изобразить?

Ас опять показал рукой – не вздумай, – и его фигура заслонила свет в коридоре. Билл печально извлёк из кармана резинового утёнка и покрякал им. Потом высадил утёнка в незадвинутый командиром ящик.

В Гостиной они его не застали. В убранстве комнаты не было ничего особенного, разве что мебели многовато. Создавалось ощущение, что сюда с любовной досадой уместили всё, что уже не нужно, так как новую мебель уже купили, а эту жалко выбрасывать. Диван и кресла имели чуть потёртый вид. Ясно, папа всегда найдёт способ сэкономить, когда это не касается прослушки, понятно.

– Ну, тут ничего такого.

– Кроме этого стола. – Заметил Энкиду.

Оба стояли на разных концах. Билл молвил Гм с таким глубокомысленным видом, что оно не сразу долетело до другого конца. Энкиду за это время успел сказать:

– Почему он такой длинный… длинный?

– Может, здесь жила большая семья?

Энкиду не сразу возразил, но спросил через некоторое время, пока Билл шёл вдоль стола к нему:

– Где?

Сам он в это время тоже пошёл вдоль стола с другой стороны.

Билл, встав на место Энкиду, задумчиво молвил:

– Где-то, где стоял этот стол, и они рассаживались вокруг и хрустели гренками… свежими и горячими.

Энкиду на эту ахинею ответил вполне разумно. Он спросил, вставая на место Билла:

– Ты не наелся голубцами?

– Отчего же… ведь ты съел только капусту. Всё остальное досталось мне.

Они снова посмотрели друг на друга, каждый со своего конца. Вообще, ими овладела необъяснимая задумчивость – возможно, связанная с большим количеством голубцов, а может и более возвышенного толка. Скорее, это была какая-то одурь, и потом, позже, ни один из двоих не мог объяснить, что собственно с ними происходило.

Энкиду, опустив руки, а Билл, присев на край стола, смотрели друг на друга. В комнате, переполненной старыми вещами, над всеми предметами сгустились облачка тишины.

– Забавная комната. – Энкиду старался сбросить с себя дурацкое ощущение. Он слышал или вспоминал множество разговоров, которые велись между двумя креслами и диваном.

Билл сначала промолчал. Его светлая грива, мягким шлемом обхватывающая голову, почему-то привлекла внимание брата. Именно – на затылке волосы отчётливо приподнялись. Энкиду снова хотел что-то сказать, но Билл повернулся к нему – до этого он стоял к брату в полупрофиль. Энкиду увидел, что глаза Билла широко раскрыты и полны чувства, которое определить словами было бы трудно, а проще было бы определить одним словом. Это слово было – ужас.

Энкиду не таков, чтобы вскрикивать. Он быстро шагнул к царскому сыну, причём отметил краем сознания, что ему пришлось сделать усилие.

– Билл.

И тут вот, что произошло: грива на затылке брата улеглась, а глаза приняли обычное выражение. Билл напряг свою волю подобно кулаку, разбившему три дня назад ему уголок рта.

Взглянул на приблизившегося и застывшего брата иронически.

– Где я, кто я.

Энкиду отошёл от дурацкого стола и сел на пол возле кресла.

– У тебя был такой вид, – небрежно сказал он, на самом деле обдумав все слова, которые скажет, – будто ты увидел что-то этакое.

Билл прилёг на стол, как купчиха на подоконник, и вгляделся в Энкиду.