В. Редер - Пещера Лейхтвейса. Том второй

А золотые лучи солнца весело озаряли поле сражения и стены города Праги.

Здоровый, могучий организм Лейхтвейса победил угрожавшую ему нервную горячку. Благодаря заботливому уходу Елизаветы, неутомимо хлопотавшей около больного, Лейхтвейс спустя несколько дней поправился. Оказалось, что он не сломал, а лишь вывихнул левую руку. Когда орудия и зарядные ящики австрийской артиллерии проехали через Лейхтвейса, он лежал так удачно, что колеса не причинили ему большого вреда: лошади же, как известно, всегда стараются не ступать на лежащего на земле человека.

Однако, хотя тело Лейхтвейса осталось цело, друзья его начали беспокоиться за состояние его души. Лежа еще в постели, он все время в бреду призывал к себе Лору, нетерпеливо выкрикивая ее имя. Мало-помалу он понял, что его постигло ужасное несчастье, что утрата Лоры произошла наяву, а не во сне, что ее на самом деле нет. Одна эта мысль могла свести его с ума, была способна лишить его рассудка. Кроме того, он знал, что Лору похитил тот, от кого нечего было ждать пощады, что жена его находится во власти Батьяни. Сознание этого лишало его последней надежды.

Когда он выписался из лазарета, Зигрист и Рорбек, по его просьбе, подробно рассказали ему все то, что произошло после того, как Лора скрылась за крепостной стеной. В их рассказе было мало утешительного. Они не скрыли от него, что Батьяни отказался обменять Лору на своего слугу Риго. Таким образом, Лейхтвейс убедился, что коршуну все-таки удалось схватить нежную голубку, за которой он охотился так давно.

— Благодарю вас, друзья мои, — произнес Лейхтвейс, выслушав рассказ Зигриста и Рорбека. — Итак, с сегодняшнего дня я уже не состою больше вашим атаманом.

— Лейхтвейс, что с тобой? — в один голос воскликнули они. — Что ты говоришь? Неужели ты оттолкнешь нас именно теперь, когда мы лучше всего можем доказать тебе нашу преданность и дружеские чувства.

— Все это хорошо, — задумчиво ответил Лейхтвейс, низко опуская голову, — но мои мысли и чувства в настоящее время настолько заняты моим личным горем, что я не в состоянии более посвящать себя вам, как прежде. Почем знать, быть может, через несколько дней меня не будет более в живых. Моя участь скоро решится, мне времени терять нельзя. Друзья мои, я расстанусь с вами сегодня же.

Тут подошли Отто, Бруно и Елизавета.

— Товарищи, идите сюда! — громко воскликнул Зигрист. — Присоединяйте ваши голоса к моей просьбе. Атаман только что заявил нам, что покидает нас.

Разбойники тотчас же окружили Лейхтвейса, начали пожимать ему руки и обнимать его; они собрались вокруг него, как дети вокруг любимого отца, и со слезами на глазах умоляли не оставлять их.

— Ты хочешь покинуть нас! — взволнованным голосом воскликнул Зигрист. — Но ты не даешь себе отчета, что это может значить для нас. Это значит, что все мы сразу ощутим весь ужас нашего положения. Вместе с тобой мы были воинами, которые смело идут вперед за своим начальником. Мы не чувствовали позора, не сознавали, что мы разбойники и преступники. Нам казалось, мы бичуем злодеев, которые заслуживают кару за свои мошеннические проделки. Но если ты покинешь нас, мы будем низвергнуты в бездну, мы окажемся только обыкновенными преступниками, которым одна дорога — на виселицу.

— Останься с нами, — упрашивали все остальные, — мы не отпустим тебя! Ты должен остаться нашим атаманом.

У Лейхтвейса выступили слезы на глазах. Он был взволнован, как никогда. Поддаваясь умилению и горю, он обнял всех своих друзей.

Невдалеке от стоявших на маленькой возвышенности разбойников раздались сигналы трубы. Солдаты собрались на молитву. Вслед за этим со стороны лагеря донеслись мощные звуки общей молитвы. Разбойники молча выслушали ее.

Когда кругом все смолкло, Лейхтвейс решительно произнес:

— Пусть будет по-вашему. Я останусь с вами. Но вы должны дать мне три дня, прежде чем я уведу вас отсюда, прежде чем мы снова примемся за наше мрачное дело. Все вы отлично знаете, что я должен исполнить священный долг. Мою Лору похитил дьявол в образе человека, и я не успокоюсь до тех пор, пока не вырву ее из когтей похитителя!

— Что же ты намерен делать? — печально спросил Зигрист. — От одного твоего слова не падет ведь крепостная стена, как некогда рушились стены Иерихонские. А если бы даже такое чудо свершилось, то каким образом разыщешь ты Лору в суматохе, царящей в осажденном городе, как ты найдешь место, куда Батьяни спрятал свою жену?

— Я сумею найти ее, — твердым голосом произнес Лейхтвейс. — Будь покоен, Зигрист, я найду ее. Не знаю, жива ли она или мертва, но если мне не суждено застать ее в живых, по крайней мере отомщу извергу, который отнял ее у меня.

Даже разбойники вздрогнули, так ужасен был Лейхтвейс в эту минуту.

— Значит, ты намерен проникнуть в крепость?

— Конечно, сегодня же вечером.

— Но это совершенно невозможно! — воскликнул Отто. — Не говоря уже о том, что перелезть через стену никак нельзя, здесь по приказанию короля никого не пропускают за сторожевую цепь армии. Каким образом думаешь ты справиться с этим двойным препятствием?

— Этого я пока еще и сам не знаю, — ответил Лейхтвейс, — знаю только, что я должен проникнуть в крепость и что я это сделаю.

— Не можем ли мы помочь тебе? — спросил Бруно. — Располагай нами, в особенности мною. В моем лице ты видишь человека, которому жизнь, быть может, еще менее дорога, чем тебе.

— Благодарю тебя, дорогой мой, — участливо ответил Лейхтвейс, понимая, почему именно Бруно не дорожит жизнью, — но мне людской помощи не нужно. Мне нужна помощь Господа Бога, и да смилуется Он надо мной и над Лорой.

Вдруг Рорбек торопливо махнул рукой, давая своим товарищам знак замолчать. По дороге, ведущей на холм, медленно шли два генерала. Едва только Лейхтвейс взглянул на приближавшихся, как воскликнул:

— Король идет! Он не должен видеть нас здесь. Скроемся поскорее за теми кустами, пока он пройдет мимо.

Лейхтвейс и его друзья тотчас же скрылись за кустами и там прилегли на землю.

Король медленно поднялся на вершину холма. С ним шел генерал Цитен. Оба они остановились недалеко от того места, где лежали разбойники, и король начал рассматривать через подзорную трубу неприятельские укрепления.

— Все это ни к чему, — вдруг резко произнес он, опуская трубу и обращаясь к генералу Цитену. — Я не могу принять никакого решения, не зная численности неприятельской армии, скрывающейся в крепости. Надо, чтобы кто-то отправился туда. Но у меня нет хороших шпионов. Мои офицеры — между ними есть такие, которые были бы способны узнать то, что нужно, — не соглашаются нести службу шпионов. Оно и немудрено. Занятие позорное и крайне опасное. Но тем не менее сведения мне нужны.