Эллестон Тревор - Полет «Феникса»

— Можно ориентироваться по звёздам, — Харрис вспомнил инструкцию о том, как выжить в пустыне.

— Прекрасно. Вы знаете, куда направляетесь, но не знаете, откуда начнёте свой путь. Мои расчёты могут быть на двадцать процентов ошибочны. Если вы, мистер Харрис, ошибётесь лишь на один процент и прошагаете сто шестьдесят миль, ориентируясь по звёздам, то пройдёте мимо Эйфелевой башни, не заметив её. Гляньте, где Моранда, вот. Вы минуете этот крошечный пучок деревьев и уже не остановитесь, пока не уткнётесь в берег моря на любой точке между Сирте и Дёрна, в трех-четырех тысячах миль отсюда. Возьмите любую другую точку, скажем, группу Тазербо или Аозу, на юго-восток. Промахнётесь — и вам придётся заканчивать путь в Судане, в тысяче миль отсюда. Но вы не пройдёте мимо них. Вы даже не будете знать, где они, чтобы промахнуться, потому что звезды не стоят на месте, а ваш компас будет колебаться, и вы пойдёте по кругу. Вы не левша, мистер Харрис?

— Разумеется, нет.

— Тогда вы пойдёте по окружности влево, потому что ваша правая нога развита сильнее левой и делает больший шаг, и ничего вам с этим не поделать.

Сгрудившись под прикрытием из ослепительно белого шелка, красивым, как шатёр эмира, все слушали Морана. Только его ровный голос прерывал напряжённую тишину пустыни, где нет ни шелеста листьев, ни птиц, ни животных, ни человеческого следа. Такой тишины не бывает даже в центре океана.

Со своего места Кроу следил за большой фигурой Кобба, сгорбившейся в тени под хвостом. Тракер Кобб беспокоил Кроу. Прошлой ночью он вытащил всех из самолёта, потому что увидел на горизонте огни. И настаивал, что они настоящие. Вчетвером они едва удержали его, когда он вознамерился пойти в том направлении, а Лумис целый час гасил тлевшую в нем ярость. Кобб сердился, что ему не поверили.

— Если вы все ещё намерены пойти, — продолжал Моран, обращаясь к Хар— рису, — то вам следует учесть и несколько других факторов. Этот самолёт и парашют — единственный клочок тени на площади примерно в пятьдесят тысяч квадратных миль, так что вам понадобится кепка. Если случится ещё одна буря, вы погибнете, так как сойдёте с ума. Не исключено, что вы попадёте в зыбучие пески, это верная смерть. Я видел, как это случилось с человеком, арабом на верблюде, он не успел даже закричать.

Харрис обжёг губы дотла догоревшим окурком, наконец, выплюнул его и тщательно затоптал.

— Вы слышали о человеке по имени Джо Викерс? — не оставлял его в покое Моран.

— Нет, — ответил Харрис. Он готов был слушать все что угодно, только не то, что он не должен идти.

— Я знал Джо, — вставил Бедами.

— Ну расскажите тогда капитану.

С явной неохотой Белами стал рассказывать:

— Джо сам, по собственной воле, остался на нефтевышке после захода солнца — заменить какую-то шестерню. Вышка была освещена, как и посёлок, что в миле от неё. Поднялась песчаная буря — не такая сильная, как та, в которой очутились мы. Она занялась очень быстро, знаете, как это бывает, так вот, Джо попробовал дойти до лагеря. Всего-то миля. Мы нашли его в пустыне, в пяти милях от нас. Мёртвого. Теперь над промыслом в Джебел новый прожектор — виден на десяток миль даже при буре. Когда его включают, мы называем это «свечкой в память Джо».

Харрис встал, аккуратно заправив форменную рубаху под поясной ремень. Он был ниже Кобба или Лумиса, но доставал головой до провисающего шёлкового полога и всем видом показывал, что с ним такое произойти не может.

— Отчего он погиб?

— От пустыни, — ответил Моран.

— Это потому, что он поддался панике.

— Конечно, поддался. Стоит только понять, что ты потерялся, и твои шансы падают наполовину. Остальное довершает пустыня. Не всегда это жажда, или жара, или расстояние, которое надо пройти. В конечном итоге, убивает пустыня.

— Понимаю. Бедняга.

Капитан произнёс это проникновенно, и Кроу даже залюбовался невесть как оказавшимся среди них розовощёким роботом, с его принципами, срабатывающими, как часовой механизм. В любых иных устах это «бедняга» звучало бы как сарказм. Но чувствовалось, ему действительно было жаль беднягу Джо Викерса.

— Мне нужно сделать приготовления, — сказал Харрис, не адресуясь ни к кому конкретно. — Если кто-нибудь решится, я охотно приму его в свою группу. На рассвете мы уходим. — И он шагнул под шёлковое укрытие, откуда тотчас послышалось: — Сержант Уотсон!

Таунс стоял прямо на полуденном пекле и вглядывался в небо сквозь тёмные очки, бросавшие на лицо зеленые тени.

— Не понятно. Ничего не понятно, Лью. — То же самое командир говорил вчера, точно так же, стоя на солнце и оглядывая небо.

— Они ищут по нашему курсу, — ответил Моран, — вот и все.

— Мы бы увидели отсюда.

— Мы не знаем, где находимся, Фрэнки. Тебе не кажется, что Харрис тихо помешался?

Таунс отвёл взгляд от пустого неба.

— Он не пойдёт.

— Он пойдёт.

— Это невозможно! Боже правый, если и они погибнут…

Он двинулся к самолёту, спустя минуту, за ним последовал Моран. Не было смысла повторять Таунсу, что виноват не он, а метеорологи. Один раз Таунс уже зло оборвал его:

— Тебе бы немного убедительности, когда ты говоришь это. Сперва убеди самого себя, но и тогда ты все равно будешь неправ.

Когда Моран зашёл под навес, Кроу спросил:

— Что случилось с поиском с воздуха, Лью?

— Поиск, может, как раз сейчас ведут.

— Боже, как они могут не заметить!

Все утро они с Белами выкладывали новый знак «SOS» на песке из кусков оторвавшегося металла, чехлов для сидений и другого подручного материала. Они позвали на помощь Тилни, но от того мало было толку. Он без конца повторял одно и то же: «Ведь они должны найти нас? Должны, а?»

Кроу противно было это слушать. Его заинтересовал Стрингер. Трудно было его понять. Он ни с кем не заговаривал, как бы даже не понимал, в каком скверном положении они очутились, его занимал только разбитый самолёт. Опять и опять ходил он вокруг него, осматривал повреждения, держа руки в карманах и укрыв голову носовым платком. Стрингер был единственным из всех, кто побрился. У него была электробритва с трансформатором для автомобиля: она работала от батарей «Скайтрака».

Остальные не брились и не умывались. Таунс согласился с предложением капитана Харриса, и жёсткая норма вступила в силу: одна пинта воды в сутки на человека, ни умывания, ни бритья. Дополнительная порция предусматривалась для раненого Кепеля, если потребуется. О запасах воды много не думали: если держаться в тени и не напрягаться, то и потеть будешь меньше. Большинство же понимало, что все это иллюзии: даже в тени потоотделения, едва выступив на коже, тотчас испарялись.

Лумис тоже большей частью молчал. Телеграмму передали из Парижа на радиопост Джебел Сарра, и он думал о том, что же случилось. Он приобрёл квартиру с видом на Сену, и они прожили в ней ровно год. Он прилетал раз в один-два месяца, и, хотя они вместе уже двенадцать лет, его приезды были чередой медовых месяцев. Только поэтому и ещё потому, что ему нравилась работа по разведке новых месторождений, он мог вынести пустыню с её ужасающими размерами и одиночеством. Но та пустыня, с которой ему недостаёт сил справиться, возможно, открывалась перед ним сейчас. В телеграмме сказано «срочно». Куда бы он ни смотрел, везде видел это слово, написанное на песке огромными буквами, даже большими, чем сигнал «SOS». Текли минуты и часы — а он не мог сдвинуться с места.