Маркус Кларк - Осужден пожизненно

Фрер хмуро глядел ему вслед, но все же не мог подавить в себе чувство восхищения арестантом. Затем он отправился готовить завтрак. Теперь они получали только половинные порции – убитую козу Доуз запретил съедать, так как его экспедиция могла оказаться неудачной, и Фреру оставалось лишь размышлять о том, какое же все-таки счастье, что случай свел их с этим арестантом.

«Священники назвали бы это волей провидения, – говорил он самому себе. – Не будь его, нам бы никогда до этого не додуматься! Если же ему удастся построить лодку, то мы будем спасены. Ну и умен он, собака! Все-таки кто же он такой?»

Его опыт начальника подсказывал ему, насколько опасным может оказаться такой человек в колонии и как трудно будет ему обуздать этого умного парня. «Да, с ним надо держать ухо востро. Уж я порасскажу начальству о его сообразительности».

Тут он вспомнил вчерашний разговор.

«Я обещал похлопотать о сто помиловании. Черта с два он его получит! Ишь какой гордый, не желает получать его из моих рук! Какими наглыми делает этих мошенников даже самое короткое пребывание на свободе! Подожди, вот вернешься в колонию, я тебе покажу твое место. Ведь стараешься ты ради себя, ради своего спасения, ну и моего, то есть нашего заодно». Тут ему в голову пришла еще одна во всех отношениях достойная его мысль: «А что, если забрать у него лодку, а его самого оставить на берегу?» Эта мысль показалась ему дьявольски остроумной, и он невольно расхохотался.

– Мистер Фрер, что с вами?

– Ах, это вы, Сильвия? Ха-ха-ха! Да так, я просто вспомнил кое-что забавное.

– Ну и хорошо, что вам весело. А где мистер Доуз? Ее вопрос раздосадовал Фрера.

– И вечно вы думаете об этом человеке. Только и слышно – Доуз, Доуз, Доуз… Он уехал.

– Как! – воскликнула она огорченно. – А мама хочет его видеть.

– Зачем? – резко спросил Фрер.

– Она больна.

– Но ведь Доуз не врач. Что с ней такое?

– Ей стало хуже со вчерашнего дня. Не знаю, что с ней.

Несколько встревоженный, Фрер направился к пещерке. Супруга коменданта пребывала в каком-то странном состоянии. Пещерка была достаточно высокой, но узенькой. Формой своей она напоминала треугольник, и две ее стороны были открыты ветрам, но изобретательный Руфус Доуз закрыл обе стороны плетенками из хвороста, промазал их глиной и на одной из них подвесил что-то вроде двери, сделанной из веток. Фрер толкнул эту дверь и вошел. Бедная женщина лежала на тростниковой подстилке, брошенной поверх веток, и слабо стонала. Все это время она тяжко переносила испытания, выпавшие на их долю, и ее болезненное состояние еще больше усугубилось душевной тревогой. Вначале она еще как-то старалась бороться со своими недугами, но теперь они окончательно овладели ею, и она слегла. – Подбодритесь, сударыня, – сказал Морис Фрер, пытаясь всем своим видом изобразить сочувствие. – Через денечек-другой все образуется.

– Ах, это вы? А я ведь посылала за мистером Доузом.

– Его здесь нет сейчас. А я строю лодку. Разве Сильвия вам не сказала об этом?

– Сказала, что лодку строит Доуз.

– Хм… Ну, если хотите, мы строим ее вместе. А вернется он только к ночи. Чем я могу вам помочь?

– Спасибо, ничем. Хотелось узнать, как продвигается работа. Если уж мне суждено ехать, то надо ехать как можно скорее. Спасибо, мистер Фрер, я вам очень признательна. Не очень подходящее место для приема гостей, не правда ли?

– Не волнуйтесь, – утешал ее Фрер, – через несколько дней вы будете в Хобарт-Тауне. Нас непременно подберет какой-нибудь корабль. Вам надо взбодриться. Выпейте чаю или съешьте что-нибудь.

– Благодарю вас. Мне так скверно, что я не могу ни есть, ни пить. Нет никаких сил…

Девочка расплакалась.

– Не плачь, дорогая. Еще немного, и я поправлюсь. О, скорее бы мистер Доуз вернулся!

Морис Фрер в негодовании покинул пещеру. Этот «мистер» Доуз, кажется, стал для них всем, а он, Фрер, и гроша ломаного не стоит! Ничего, дайте только время – увидите! Весь день он провел в тяжкой работе, выполняя распоряжения каторжника и измышляя тысячи планов мести ему. Он обвинит Доуза в насилии. Потребует, чтобы его, как беглого каторжника, снова упрятали в колонию. Он будет настаивать, чтобы с ним поступили согласно закону, и поскольку бегство с каторги карается смертной казнью, то он ее получит. Но все же, если им удастся благополучно вернуться домой, то исключительное мужество осужденного и все его подвиги могут склонить весы правосудия в его пользу. Мать с дочерью, конечно, выступят свидетельницами благородных поступков своего спасителя и будут умолять о его прощении. Да ведь и сам он знает, что каторжник полностью заслужил это прощение.

Подлый, низкий человек, сжигаемый ненавистью, вызванной уязвленным тщеславием и уколами непонятной ревности, только и ждал случая, чтобы приписать себе все заслуги и честь их спасения и вырвать тем самым у осужденного, посмевшего с ним соперничать, последнюю надежду на свободу.

Плывя по течению, Руфус Доуз двигался вдоль восточного побережья бухты до тех пор, пока не увидел па противоположном берегу Лоцманскую стоянку. Было уже около семи. Он пристал к небольшой песчаной бухте, вытащил свой плот вместе с камышовыми связками и, развернув одежду, вынул лепешку. Немного поев и обсушившись на солнце, он завернул остатки завтрака и снова спустил плоты на воду. Лоцманская стоянка все еще была на порядочном расстоянии от него, но он умышленно решил вторично пуститься в путь именно отсюда, так как место это было удобное. Попытайся он добраться кратчайшим путем – и течение вынесло бы его в море. А он был еще очень слаб и несколько раз чуть не упустил из рук свой камыш. Неуклюжая связка все время крутилась, как колесо, и раза два чуть совсем не ушла под воду. Наконец, запыхавшийся и измученный, он добрался до противоположного берега, полумилей ниже намеченного места причала, выволок на песок плоты, чтобы их не унес прилив, и отправился через гору к Лоцманской стоянке.

Придя туда около полудня, он начал расставлять свои ловушки. Козы, шкурами которых он надеялся обтянуть челн, водились здесь в изобилии и даже не очень дичились – это обстоятельство сильно подбодрило его. Он тщательно исследовал следы животных и заметил, что все они сходятся на пути к водопою. С большим трудом он нарезал ветви кустарника, чтобы заградить подход к водопою, оставив незагражденным то место, где следы соединялись. Поближе к воде, меж следами, он разбросал соль, полученную им из морской воды простым выпариванием. Сюда должны были прийти козы, и здесь он стал расставлять свои западни. А сделал их он вот как: сначала взял несколько гибких стволов молодых деревьев, очистил их от листьев и сучков, затем вырыл в земле ряд ямок в фут глубиной. Он работал не только ножом, но и самодельным веслом, взятым для переправы через залив. К толстым концам стволов он леской прикрепил брусок, который свободно болтался наподобие палочки, которую привязывает школьник к своему волчку. Воткнув концы прутьев в ямки, он тщательно засыпал их землей и плотно утоптал се. Закрепленные этими «якорями» прутья так крепко сидели в земле, что даже он сам не смог их выдернуть. На тонких концах их он сделал зарубки и прикрутил к ним привезенные с собой петли из кетгута. Затем он согнул прутья и тонкие концы с петлями закопал в землю, так же как и толстые. Это была самая трудная часть работы, так как надо было точно установить, какой напор могут выдержать упругие прутья, чтобы сразу не выскочить, и в то же время они должны были тут же поддаться, если слегка потянуть за петлю. После многих усилий и неудач был наконец найден нужный баланс, и Руфус Доуз, прикрыв ловушки ветвями и разровняв песок, отошел, чтобы издали наблюдать за результатами своих трудов.