Кара - Гарри Поттер и Ось Времён

— Я не хочу умирать, Гермиона. Не хочу.

— Да что ты такое говоришь? — попыталась возмутиться я, но голос предательски дрогнул, а упрямо сжатая в свободной руке книжка с глухим стуком упала на пол рядом с креслом.

— Я говорю, что устал от всего этого, — голос Гарри тоже едва заметно дрожал. — Устал от Вольдеморта, от его Пожирателей, от идиота-Фаджа, от смертей… я хочу, чтобы это всё закончилось… но я не хочу умирать.

Гарри наконец-то оторвался от разглядывания потолка и плотно закрыл невидящие от слёз глаза, но солёные капли, вместо того, чтобы исчезнуть, потекли с новой силой.

— Гарри, перестань, — я попыталась использовать последнее средство, — а то я тоже заплачу!

— Плачь, — ответил он, не открывая глаз. — Сегодня тебя за это никто не осудит.

И тут во мне словно прорвало плотину. Уж не знаю, осталась я на подлокотнике кресла, или рухнула прямо на Гарри, но отчётливо помню, что я уткнулась носом в его мантию и разрыдалась.

— Ты не умрёшь, — выдавила я между всхлипами, — он просто не сможет тебя убить.

— Ну конечно не сможет, — успокаивающе прошептал Гарри прямо над моим ухом и легонько провёл рукой по моей спине. — Куда ему?

Последним, что я этим вечером запомнила, была тёмная заплаканная мантия и размеренно бьющееся под ней сердце.

Утром я проснулась всё в том же незабвенном кресле. Гарри поблизости не ощущалось. Открыв глаза, я поняла, что уже утро. Хотя, я могла и ошибаться: погода за окном, судя по тому, что солнца не было видно из-за сплошной пелены серых облаков, была мерзкая.

Я попыталась подняться и только тогда поняла, что закутана в сдёрнутый с одного из диванов плед. Рядом лежала потрёпанная энциклопедия лекарственных растений — та самая книга, которую я вчера пыталась читать. Довольно глупый выбор — её и в нормальных обстоятельствах в руки брать не хочется, не то что сейчас…

Я поднялась с кресла, с удивлением отметив, что кроме меня в помещении никого нет, хотя, ученикам пора бы уже начать просыпаться, и, стараясь не шуметь, пошла в нашу с девочками спальню за зубной щёткой.

Как оказалось, я проснулась как раз во время: уже через пятнадцать минут в гостиную спустились первые ученики. Я же запоздало вспомнила, что сегодня понедельник и что про отмену сегодняшних уроков Гарри вчера ничего не говорил.

Кстати, о Гарри…

Пока я думала, стоят ли уроки того, чтобы прямо сейчас гнать туда гриффиндорцев, из своей спальни по одному начали выходить мальчики-шестикурсники. Процессию возглавлял Рон, а замыкал Гарри, который, судя по всему, так и не ложился спать. Во всяком случае, круги под глазами у него были такие, что никакими очками не скроешь, даже если очень захочется. Однако передо мной снова был Мальчик-который-выжил — красное знамя в борьбе против Вольдеморта. И тёмные круги под глазами — единственное, что напоминало о его вчерашнем состоянии.

— А теперь — в Большой зал? — спросила я, когда Гарри с Роном подошли к моему креслу.

— Верно, — со вздохом подтвердил Рон. — В Большой зал.

— Тогда пойдём, — монотонно предложила я, оставаясь сидеть в кресле. Мальчики тоже не двигались с места. Идти в зал совсем не хотелось, потому что там мы встретим наших одноклассников и профессоров. А вместо флагов факультетов за спинами учителей будет задрапированная чёрным стена… опять. Впервые профессор Дамблдор произносил речь на фоне этой стены после гибели Седрика Диггори. Потом, совсем недавно, погиб Хагрид, и директор снова должен был говорить эту проклятую речь. Теперь ему, по крайней мере, больше не придётся этого делать.

Но мы ведь, всё-таки гриффиндорцы. Нам нельзя прятаться в своей башне. В конце-концов, что подумают слизеринцы? Хотя, они-то как раз вряд ли поднимутся в зал… Да о чём я вообще думаю?! Спрятаться? Убежать? Никуда не ходить? Не дождутся!

В Большой зал мы шли втроём, как и раньше, когда учились на младших курсах, когда всё было легко и понятно. Как я и ожидала, Большой зал встретил нас кислыми и заплаканными лицами, чёрными стенами и тяжёлой тишиной. И отсутствием охраны. Как и говорил Гарри, в школе не осталось ни одного вампира.

Мы заняли свои привычные места, то есть мы с Роном оказались с двух сторон от Гарри. Вообще-то эта традиция берёт начало ещё на нашем втором курсе, когда все считали Гарри наследником Слизерина.

— Спасибо, — Гарри сказал это настолько тихо, что я едва расслышала, даже не смотря на то, что он наклонился прямо к моему уху.

Я постаралась как можно незаметнее кивнуть и уткнулась носом в тарелку, хотя была уверена, что съесть всё равно ничего не смогу. Тем временем столы факультетов продолжали заполняться. С увеличением количества слизеринцев на квадратный метр пространства, увеличивалось и количество выспавшихся и довольных жизнью людей. Я сидела спиной к слизеринскому столу и старалась думать о чём-нибудь кроме их шушукания между собой. Поворачиваться и смотреть на них было противно, да и не безопасно… для них: уж очень сильным было желание шарахнуть по ним чем-нибудь побольнее.

В какой-то момент над нашими головами захлопали многочисленные крылья: совы принесли почту. Как и всегда, на стол передо мной опустилась сова, брякнула газету прямо в тарелку и протянула лапу, требуя платы. Я порылась в кармане, где, кажется, было несколько монет и не глядя запихнула несколько кнатов в привязанный к лапке кошелёк. Так и быть, сдачи не надо…

Но газету разворачивать я не спешила: вряд ли мне понравится то, что там написано.

К этому времени практически все ученики собрались в Большом зале. Формально сейчас уже заканчивался первый урок, однако это никого не волновало. Макгонагалл, отложив газету, наконец поднялась со своего места рядом с пустым директорским креслом и, тяжело воздохнув, начала говорить. Декан говорила долго, периодически запинаясь, не в силах справиться с голосом.

— … за Альбуса Дамблдора…

Профессор первой осушила собственный кубок. Ученики и другие профессора, поднявшиеся со своих мест, в молчании повторили её жест. Сделав глоток, я поняла, что это не тыквенный сок, а нечто куда более крепкое и горькое. Похоже, старшекурсников в этот раз сочли достаточно взрослыми для спиртного.

Прошло уже несколько дней после победы Гриффиндора в квиддичном матче. Каждый день совы исправно приносили почту, но читать её было страшно. Сообщения в «Пророке» были одно другого ужаснее. Каждый день происходили нападения, гибли люди. Уроков практически не было: все учителя были заняты модификацией защитной системы Хогвартса. А нам, старостам, было поручено следить за учениками. Мы с Роном не плохо справлялись, но потом возникла ещё одна непредвиденная проблема: первоначально с малышами должна была сидеть профессор Трелони, но профессор Макгонагалл решила, что оставлять маленьких детей с неокрепшей психикой в компании этой провидицы, уже, несомненно, напророчившей кому-нибудь кучу бед, будет, мягко говоря, неразумно. Других кандидатов, подходящих на роль всеобщей няни не нашлось: кандидатуру Фильча отвергли по приблизительно той же причине, а остальные профессора, даже Флоренц и Аллерт, были заняты. В общем, как и обычно, дополнительная работа досталась старостам. Нужно было чем-то занять детей на четыре дня, до прибытия нового директора, личность которого в министерстве ещё не определили. И на каждый день выделялось по старосте с двух факультетов. Мне в качестве компании в четверг достался Джастин, а вот Падме повезло меньше всех — пришлось провести весь день в компании двух десятков маленьких детей и Драко Малфоя. Впрочем, по словам Рона, радости которого, как говориться, предела не было (их с Панси Паркенсон смена была самой первой), он бы лучше посидел с Хорьком.