Николай Вихирев - Искатель. 1965. Выпуск №1

Профессор Опеншоу положил перо и пристально посмотрел на человека сидевшего против него, сосредоточив в этом взгляде весь свой долгий опыт общения со многими совершенно различными типами мошенников и даже с некоторыми эксцентричными и незаурядными типами честных людей. В обычном случае он начал бы со здравого предположения, что вся эта история — нагромождение лжи. В сущности, он и сейчас был склонен считать, что это нагромождение лжи. И в то же время он никак не мог увязать этого человека с его историей. Этот человек не старался казаться честным, как это обычно делает большинство шарлатанов и плутов. Тут было что-то другое. Этот человек выглядел честным, несмотря на то, чем он казался.

— Мистер Прингль, — сказал профессор резко, словно судья, делающий неожиданный ход, чтобы уличить свидетеля, — где находится ваша книга в настоящий момент?

Улыбка снова появилась на бородатой физиономии.

— Я оставил ее за дверью, — ответил м-р Прингль, — я хочу сказать — в соседней комнате. Быть может, это рискованно, не менее рискованно, чем другое.

— Что вы хотите сказать? — спросил профессор. — Почему вы не принесли ее прямо сюда?

— Потому, что я знал, — ответил миссионер, — что вы раскроете ее, как только увидите, не выслушав моей истории. Я решил, что, выслушав ее, вы, может быть, дважды подумаете о том, стоит ли раскрывать книгу. — Затем, помолчав, он добавил: — Там не было никого, кроме вашего клерка, а он выглядел вялым, медлительным субъектом, погруженным в деловые вычисления.

Опеншоу искренно рассмеялся.

— О, Берридж! — вскричал он. — Ваши волшебные тома будут при нем в полной сохранности, могу вас уверить. Берридж — это настоящая машина для вычисления. Он менее способен разворачивать чужие пакеты, завернутые в коричневую бумагу, чем всякое другое человеческое существо, если только можно назвать его человеческим существом.

Они вместе перешли из внутренней комнаты в контору, и, как только они вошли туда, м-р Прингль с криком подбежал к конторке клерка, ибо конторка клерка была на месте, но самого клерка не было. На конторке лежала выцветшая старая книга в кожаном переплете, без своей коричневой обертки; она была закрыта, но видно было, что кто-то недавно ее раскрывал. Конторка клерка стояла напротив широкого окна, которое выходило на улицу, и в стекле этого окна виднелась громадная неровная дыра, производившая такое впечатление, словно человеческое тело стремительно выбросилось через нее во внешний мир. Никаких других следов м-ра Берриджа не было.

Двое мужчин стояли неподвижно, словно статуи, и, наконец, профессор первый медленно вернулся к жизни. У него был еще более торжественно-беспристрастный вид, чем обычно. Медленно повернувшись к миссионеру, он протянул ему руку.

— Мистер Прингль, — сказал он, — прошу вас — простите меня! Прошу вас, простите меня за те мысли, которые у меня были; однако никто не может считать себя человеком науки, если игнорирует факт, подобный данному факту.

— Я думаю, — сказал Прингль в раздумье, — что нам следовало бы навести кое-какие справки. Не можете ли вы позвонить к нему и узнать, нет ли его дома?

— Не знаю, есть ли у него телефон, — ответил Опеншоу довольно рассеянно, — он живет, кажется, где-то в районе Хэмпстеда, но я думаю, что кто-нибудь из его родственников или друзей зайдет за справками сюда, если заметит его отсутствие.

— Сможем ли мы дать его приметы, в случае если этого потребует полиция? — спросил м-р Прингль.

— Полиция, — повторил профессор, внезапно выведенный из своей задумчивости. — Приметы… Право, он был так ужасно похож на всех остальных, если только не считать его круглых очков. Один из этаких гладко выбритых молодых людей. Но полиция… Послушайте, что же нам теперь делать с этой сумасшедшей историей?

— Я знаю, что нам надо делать, — решительно ответил преподобный Прингль. — Я отнесу сейчас книгу прямо к этому чудаку доктору Ханки и спрошу его, что за дьявол скрывается во всем этом. Он живет не очень далеко отсюда. Я быстро вернусь и расскажу вам, что он говорил по этому поводу.

— О, это превосходно, — выговорил, наконец, профессор, видимо, довольный, что может хоть на минуту избавиться от ответственности.

Он сидел в своем кресле, когда те же быстрые шаги послышались на тротуаре перед домом и вошел миссионер, на этот раз, как это быстро отметил профессор, уже с пустыми руками.

— Доктор Ханки, — сказал Прингль внушительно, — пожелал оставить у себя книгу на один час и обдумать это дело. Он просил, чтобы мы оба зашли к нему, и тогда он сообщит нам свое решение. Он выразил желание, чтобы вы, профессор, непременно сопровождали меня во время второго визита.

Опеншоу продолжал молча смотреть в пространство, затем неожиданно спросил:

— Черт побери! Кто такой этот доктор Ханки?

— Это прозвучало у вас так, словно вы действительно считаете его самим чертом, — сказал Прингль, улыбаясь, — и, по-моему, многие думали то же самое. Он завоевал свою репутацию в той же области, что и вы. Но он заслужил ее главным образом в Индии, где занимался изучением местной магии и прочего, а здесь он, быть может, и не так уж известен. Это загорелый худощавый низенький человек, злой, как бес, хромой и с подозрительным характером, но в этих краях он как будто бы ведет самый обыденный и респектабельный образ жизни. В конце концов я не знаю о нем ничего плохого, если не считать плохим тот факт, что он единственный человек, которому, по-видимому, кое-что известно относительно всей этой дикой истории.

Профессор Опеншоу тяжело поднялся с места и подошел к телефону; он позвонил патеру Брауну. Затем он снова сел и опять погрузился в глубокое раздумье.

Явившись в ресторан, где он условился пообедать с профессором Опеншоу, патер Браун некоторое время ожидал в вестибюле, полном зеркал и пальмовых деревьев в кадках. Он догадывался, что произошло какое-то неожиданное событие. Он даже на минуту усомнился, придет ли профессор вообще, и, когда профессор все-таки пришел, патеру Брауну стало ясно, что его смутные догадки оправдались. Ибо весьма странный вид — безумные глаза и даже взъерошенные волосы — был у профессора, вернувшегося вместе с мистером Принглем из экспедиции в северную часть Лондона.

Они разыскали там дом, стоявший недалеко в стороне, но неподалеку от других домов. Они обнаружили медную дощечку, на которой было точно выгравировано: «Дж. И. Ханки, д-р медицины, чл. Корол. ак. наук». Они не нашли только самого Дж. И. Ханки, д-ра медицины, члена Корол. ак. наук. Они нашли лишь то, что уже бессознательно приготовил им заговор кошмаров: мещанскую гостиную с проклятой книгой, лежавшей на столе и производившей такое впечатление, словно кто-то только что ее читал, а позади — широко распахнутую заднюю дверь и еле заметный след шагов, идущий вдоль крутой садовой тропинки, такой легкий след, что, казалось, хромой человек никогда не смог бы пробежать так легко. Но это пробежал именно хромой человек, ибо в этих немногих следах можно было разглядеть уродливый оттиск специального сапога, затем два оттиска одного этого сапога (словно человек подпрыгнул) и затем — ничего. Это было все, чему мог научить д-р Дж. И. Ханки. Он принял свое решение. Он разгадал тайну оракула и получил должное возмездие.