Николай Вихирев - Искатель. 1965. Выпуск №1

Как только гитлеровские самолеты ушли, мы тотчас же двинулись дальше. Попадаем в район действий 62-й армии генерала Чуйкова. Бойцы держат оборону в окопах и подвалах домов. Неожиданно, словно из-под земли, вырастает перед нами фигура оператора Авенира Софьина. Потеряв свою группу, я уже несколько дней не виделся с ним.

— Слышал приказ из Москвы? — громко спрашивает Авенир, пытаясь перекричать грохот бомбежки.

— Какой?

— Все наши ребята на передовых. Снимать все подробнее. Все! Для большого фильма об обороне Волги!

В октябре фашистские войска прорвались к Волге, охватив город полукольцом. Они простреливали все переправы через реку — единственные дороги, связывавшие город с Заволжьем. Положение сложилось критическое. От дома к дому, от порога к порогу, несмотря на героическое сопротивление наших воинов, продвигались фашисты, с каждым днем стягивая, сжимая клещи. Они пускали в бой танки, применяли огнеметы, с других фронтов стянули специалистов-саперов, привезли из Германии даже полицейские части, обученные ведению уличных боев.

Однажды я попал в дивизию генерала Бирюкова, входившую в армию Чуйкова, Бирюков был старым солдатом. Свою военную службу он начал в 1920 году. Сражался в Испании.

Солдаты Бирюкова занимали оборону в районе одного из хуторов, прикрывавших выход к Волге, а фашисты стремились любой ценой прорвать оборону именно здесь.

Шел бой. С воем неслись на наши окопы снаряды и мины. В штабе, полуразрушенной землянке, толпилось много военных. Сам Бирюков в расстегнутой гимнастерке, потный, злой, кому-то кричал по телефону:

— Немедленно подтяните резервы! У нас их нет!

На мгновение он положил трубку, но телефон вновь зазуммерил. Голос говорившего звучал так громко, что я услышал его, хотя трубка от меня была далеко:

— Танки прорвали передний край обороны полка. Кошелев в контратаке понес большие потери и уже не может сдерживать натиск. Сам он погиб в рукопашной… Танки идут на вас!

Все выскочили из штаба. Каждому были приготовлены индивидуальные окопчики, в которых лежали противотанковые гранаты, бутылки с зажигательной смесью.

Бирюков крикнул начальнику артиллерии:

— Выдвиньте все оставшиеся пушки! Бейте прямой наводкой!

Начальник артиллерии спешно ушел, и я занял его окоп.

— Учебный батальон на правый фланг! Сколько у нас осталось танков? Пять? В засаду! Сообщите о положении в штаб армии.

Грохот танков приближался. Могуче и страшно ревели моторы, лязгали гусеницы. И вот из-за холмика показался первый, второй, третий… Откуда-то сбоку по ним ударила единственная «сорокапятка». Снаряды клевали броню, но танк все шел вперед. Вдруг из окопчика вылетела одна бутылка, другая. Танк вспыхнул и закрутил башней, отыскивая своего невидимого врага.

Соседний танк мчался прямо на окопчик Бирюкова, но кто-то впереди бросил ему под гусеницы связку противотанковых гранат. Взрывной волной меня швырнуло на дно окопчика и осыпало каменистой землей. Когда я выглянул, из люков танков выпрыгивали танкисты в черных комбинезонах и, стреляя на ходу из автоматов, бежали к нашим окопчикам. Я разглядел их потные, закопченные лица. Между нами было не более тридцати метров, когда поднялся во весь рост подоспевший начальник артиллерии и, держа автомат у груди, длинной очередью положил всех четверых фашистов.

— Сейчас пушки помогут, — успел сказать он генералу и опустился на землю. Он был смертельно ранен.

Откуда-то слева донеслось наше «ура». В бой вступили оставшиеся наши пять танков.

Атаку удалось отбить. Лишь на другой день мы узнали, что позади дивизии Бирюкова не было ни одного подразделения, способного остановить прорывавшиеся фашистские танки.

Подошел ноябрь. Иней накрыл землю, посеребрил колеса пушек, каски бойцов, груды железного хлама и осколков…

Гитлер назначил время «последнего, сокрушающего удара». В бой брошены все резервы, Солдаты получают добавочный паек, спирт, фрукты из Франции и Болгарии. В плотную цепь выстраиваются танки, самоходки, пушки…

В это время я попал в 138-ю дивизию полковника Людникова. В непрерывном бою фашистам удалось прорвать оборону дивизии. Гитлеровцы вышли к Волге еще на одном участке, отрезав остатки дивизии от главных сил армии. Расположение дивизии простреливалось огнем всех видов оружия. Измученные нечеловеческим напряжением боев солдаты валились с ног.

14 ноября в журнале боевых действий Людников записал:

«Дивизия полностью израсходовала все средства. В течение пяти суток напряженные бои ведутся в основном боеприпасами, захваченными у противника… Посылки, сбрасываемые с самолетов, частично попадают в воду, а иногда и в расположение противника…»

К вечеру этого дня у артиллеристов не осталось ни одного снаряда, ни одной мины, а противник в это время готовил очередную атаку.

Командующий артиллерией подполковник Тычинский переспрашивает по телефону: может быть, где-нибудь еще остались боеприпасы? Потом он кладет трубку и вдруг с силой срывает свою видавшую виды фуражку и швыряет на пол.

— Снарядов нет. На всех батареях «нуль»!

Обычно для самообороны на батареях оставляют по нескольку снарядов — «нулей».

Людников распоряжается:

— Фашисты вот-вот пойдут в атаку. Стреляйте «нулями»!

Выхожу из землянки к бойцам. Волга рядом. По воде идет шуга. С того берега помощи ждать нечего. Командование армии, правда, отдало приказ подвозить боеприпасы на лодках, но фашисты подтянули к берегу малокалиберные пушки и расстреляли почти всю нашу лодочную «флотилию».

Подлетает «ПО-2».

Летчик выключает мотор и кричит:

— Можно сбрасывать?

— Давай!

Из самолета летят два мешка. Бойцы бросаются к ним. Фашисты немедленно открывают огонь, но нашим удается втянуть мешки в окоп. Развязывают. Погнутые, но уцелевшие банки консервов, винтовочные и автоматные патроны. И на этом спасибо!

— Маловато, — в сердцах произносит пожилой солдат с перевязанной шеей, большими висячими усами и глубоко запавшими от усталости глазами.

— Слушай, Матыш, может, попробовать? — неожиданно спрашивает его другой солдат.

— Чего?

— Ты видел у них пулемет? Давай стянем?

Усатый молчит. Потом спрашивает, обернувшись к командиру:

— А как вы думаете, товарищ лейтенант?

У командира взвода такая же замызганная шинель, как и у остальных. Я даже принял его за солдата, не заметив красных матерчатых «кубарей» на петлицах.

— Хорошо бы, — произносит лейтенант. — Фашисты не ожидают.

— Была не была! — Усатый заплевывает окурок. — Идем!

Оба солдата, вооружившись финками, перемахивают через бруствер.

Они не возвращаются целый час, хотя до гитлеровского пулемета было шагов сто.