Николай Вихирев - Искатель. 1965. Выпуск №1

Вдруг слышим шепот:

— Братцы, помогите!

Лейтенант с тремя бойцами поползли на выручку.

— Вот и вся недолга!

Усатый спрыгнул в окоп.

Другой солдат сбросил на дно окопа коробки с пулеметными лентами, а лейтенант приволок тяжелый пулемет.

— И как я не догадался раньше! — покачал головой усач. — Между прочим, я ход нашел и еще кое-что заприметил.

Он многозначительно оглядел товарищей. Посыпались вопросы:

— Кухню? Пушку? Аэроплан?

— Чудак, какой же тут аэроплан будет! Вон у того домика стоит вездеход. Для нас он даже необходим.

О вездеходе доложили командиру батальона. Начали прикидывать, как его вытащить. Решили попросить в дивизии тягач и длинный трос. Ночью разведчики зацепят вездеход тросом, а тягач его подтянет в наше расположение.

Вечером я в сопровождении политрука перебрался на другой участок людниковской дивизии, так и не узнав, удалось ли ребятам вытащить вездеход. Думаю, что удалось!

Война в городе приняла позиционный характер. Ожесточенные схватки разыгрывались уже не за улицу или квартал, а за отдельные дома, этажи в них и даже комнаты. И в этих боях проявлялось не только мужество, но и хитрость, солдатская смекалка.

В дивизии Людникова, на стыке с соседом, существовал героический гарнизон под условным наименованием «Ролик».

В «гарнизоне» было всего четыре бойца — Кузьминский, Ветошкин, Клосовой и Харазия. Они расположились в нишах глубокого оврага, выходящего к Волге. Над ними, в блиндажах на краю этого же оврага, сидели фашисты.

Гарнизон «Ролика» обстреливал скаты оврага и берег реки, причиняя немцам много хлопот. Гитлеровцы пытались забросать гарнизон гранатами, минами, но стоило им только показаться на краю оврага, как наши солдаты открывали по ним огонь.

Попытались фашисты применить хитрость: они спускали на веревке «подвесную мину» — ящики взрывчатки, но наши выстрелами перебивали веревки. Взрывчатка, не причиняя вреда, падала на дно оврага.

Где и как добывали солдаты продовольствие и боеприпасы, не знаю, но факт остается фактом: четверо из гарнизона «Ролика» полтора месяца держали эту удивительную оборону.

Не так давно я вновь побывал в Волгограде. На одном из скромных памятников прочитал надпись:

«Здесь проходил передний край обороны Краснознаменной 138-й дивизии полковника Людникова. 1942 г.».

Эта надпись напомнила мне еще один эпизод из героической борьбы за город.

Снимая уличные бои, я перебирался от развалин одного дома к другому. Бывало так, что в нижнем этаже сидели фашисты, а верхними этажами владели наши, иногда бывало и наоборот. Порою отдельный дом оборонял целый батальон, а гарнизон другого не превышал пяти-шести человек.

Как-то раз я попал в угловой дом. Под ногами хрустит битое стекло, гремит какое-то железо. Рискуя вызвать на себя огонь фашистов, если дом в их руках, негромко окликаю: «Ау!» Молчание. Голос мой гулко разносится по мрачным обгоревшим сводам. По сорванной взрывной волной лестнице пробираюсь на второй этаж. Снова подаю голос, уже погромче. Снова молчание. И вдруг откуда-то с третьего этажа меня окликает голос:

— Тебе чего?

— В гости пришел. Кинооператор.

Сверху падает толстая веревка.

— Цепляйся и держись!

С помощью веревки попадаю на третий этаж. Передо мною — гладко выбритый человек в шапке-ушанке, в шинели поверх ватной телогрейки, в валенках.

— Документы! — коротко и строго требует солдат.

Показываю свое удостоверение и, пока он изучает его, бегло осматриваю помещение, куда я попал. В углу — комод, на нем кусок зеркала, бритва, чашечка с помазком. Рядом — канистра с водой. Кровать с грязной периной. Около домашних тапочек стоит примус. На газете — горка трофейных концентратов, кирпич шоколада, фляжка. Комната угловая. Два окна выходят на одну сторону улицы и одно — на другую. На подоконниках — ручной пулемет, два автомата, один наш, другой трофейный, трехлинейка с оптическим прицелом, коробки и диски с патронами. Хозяйство!

— А вы кто такой? — спрашиваю я, когда солдат вернул мне удостоверение.

— Начальник гарнизона, сержант Щеткин.

— А где же остальные?

— За Волгой на излечении.

— Так вы один?

— Один.

Сержант устроился в комнате прочно и надолго. Это я оценил на следующий день. Из окон его «крепости» хорошо просматривались сразу две улицы, и «натура» для моих съемок была великолепная. Отсюда хорошо было видно фашистов, пробирающихся по ходам сообщения, их кухни и несколько минометов в середине разрушенного дома напротив.

— Мне бы еще пушку достать. Очень необходима, — не то всерьез, не то в шутку сказал сержант, поглядывая на эти минометы. — Конечно, винтовкой я их тревожу, но только днем. По ночам же, стреляя наугад, может, и наношу урон, но небольшой.

— А они на вас не нападают!

— Не без того. Но трудно им меня достать. Артиллерию или авиацию не применишь, боятся на своих ссыпать снаряды и бомбы, ну, а пехоте мой орешек не по зубам.

После сытного завтрака с трофейными галетами и кофе, сваренного на примусе, мы сели у окна. Я поставил телеоптику.

— Они вон оттуда обычно появляются, — объяснил Щеткин, — сначала перли не хоронясь, а сейчас спесь поубавилась. Осторожничают.

Вскоре я заметил трех гитлеровцев. Сержант схватил винтовку.

— Подождите, — шепчу я, — дайте мне их сначала снять!

В визире телеобъектива хорошо видно, как робко солдаты пробираются вдоль стены, глядя куда-то вперед.

— Разведка, — шепнул сержант. — Что-то замышляют!

На гитлеровцах короткие серые шинели, каски, обтянутые маскировочным чехлом, сбоку висят круглые коробки противогазов.

Отсняв метров пять пленки, я опустил аппарат:

— Все!

— Ну-ка посторонись! — Сержант положил на подоконник винтовку и прильнул к оптическому прицелу. Сухо и коротко прозвучал выстрел. Передний фашист, взмахнув руками, рухнул на груду кирпича. Остальные два быстро присели, не понимая, откуда стреляют. Из подвала затрещал пулемет. Вторым выстрелом сержант уложил еще одного гитлеровца. Последний оставшийся в живых вскочил и длинными прыжками добежал до подвала — скрылся.

— А в том доме, — кивнул я на развалины напротив, — тоже враг?

— Да!

Сержанту Щеткину я был обязан многими удачными кадрами, которые позднее вошли в фильм о великой битве на Волге.

Ночь. На утлой одинокой лодке переправляюсь с левобережья в город. В лодке нас двое: солдат на веслах и я. Темно и относительно тихо. Внезапно над рекой, берега которой уже обросли льдом, вспыхивают и повисают две осветительные ракеты. Лодка становится видимой целью. Фашисты незамедлительно открывают по ней огонь. В холодную воду с шипением врезаются осколки мин и пули. Мы с солдатом опускаемся на дно лодки. Удовлетворенные фашисты, думая, что с нами покончено, прекращают огонь.