Иван Кычаков - Искатель. 1969. Выпуск №6

— Ну, а на воле опять к своим? — слышался тихий — шепот Аннушки, — Опять за бомбы?

— Нет, нет, — горячо протестовала Наташа, — к террору я больше не вернусь.

— И верно… этим ничего не добьешься. Помнишь завещание народовольца Михайлова: «Завещаю вам, братья: не посылайте слишком молодых людей в борьбу на смерть, давайте окрепнуть их характерам, давайте время развить их все духовные силы…»

Наташа долго молчала. Потом тихо спросила:

— А разве он так завещал?

— А ты и не знала?

Фриду начала окутывать синяя дымка сна. Засыпая, она думала: «Они уже думают о воле…»

Утром, когда уголовных увели, вновь начались обсуждения деталей побега. Решили — Наташа будет ведать деньгами и документами, Аннушка — адресами, Вера — одеждой. А Вильгельмине по решению друзей с воли отвели самую трудную роль.

От того, как она исполнит ее, зависело почти все.

Шура, или, как ее теперь официально называли, «надзирательница двадцать семь», Спыткиной, которой не так-то легко угодить, понравилась. Была она расторопна, смышлена, на дежурстве не смыкала глаз, все приказания исполняла быстро и с охотой. Веселая и общительная, Шура легко, с двух-трех слов, сходилась с людьми, не кичилась, не важничала, а главное — не брезговала никакой черной работой.

Невзлюбила ее одна лишь Федотова — по номерному знаку семнадцатая, а за что — и сама не знала.

— Болтушка какая-то, — говорила она, по обыкновению своему брезгливо выпячивая всегда мокрые губы. — Не приживется она у нас — помяните мое слово.

Когда прошел слух о женихе-кавказце, Федотова даже громко рассмеялась, что было с ней крайне редко.

— Видали мы таких женишков — не маленькие. Да если бы действительно был у нее жених, разве бы он позволил жить ей при тюрьме?

— А вот и позволил бы! — заступалась Веселова. — Он еще до помолвки хотел ей номер в гостинице снять. А она отказалась.

— Это еще почему? — недоверчиво скосила глаза Федотова.

— А потому, что порядочная.

Федотова фыркнула и, поворачиваясь на стуле всем своим грузным телом, недовольно махнула рукой — дескать, поживем — увидим.

И тут с парадного позвонили.

Федотова пошла открывать дверь, да так и обмерла — перед ней стоял молодой, среднего роста, широкоплечий, стройный грузин в отличном костюме. В левой руке он держал на весу маленькую, отделанную костью тросточку.

— Пардон, — сказал он, слегка наклоняясь, — прошу, любезная (у него вышло как «лубэзная»), позвать Александру Васильевну Тарасову.

В руке у Федотовой блеснула крупная монета.

— Приехал… — только и могла произнести она, вернувшись в привратную и уставясь стеклянными глазами на Веселову.

— Кто приехал?

— Да он… жених!

Веселова бросилась к двери, а Федотова тяжело опустилась на стул.

«Смотри-ка ты, явился, — думала она, — словно подслушал наши разговоры. Ну и ферт — целый полтинник отвалил».

Жених произвел ошеломляющее впечатление на многих.

Когда русобородый извозчик, нагруженный кожаными заграничными чемоданами, отдуваясь, проходил через тюремный двор в Шурину комнату, из окон на него смотрело множество глаз.

«Подарков, подарков-то сколько», — шелестело повсюду.

Даже княжна Вадбольская, получившая сигнал от Спыткииой, поднялась с кресла и чуть отодвинула тяжелую штору.

— Боже мой, — сказала она, с грустью покачивая головой, — какие у людей дикие вкусы. Выбрать себе в невесты эту «мовешку» — не понимаю, решительно не понимаю…

Слово «мовешка» (безнравственная) было из лексикона девиц Смольного института, где княжна проводила годы своей ранней молодости.

А Шура витала на седьмом небе и хотя и пыталась скрыть свою радость, ей это плохо удавалось — глаза так и искрились смехом, лицо пылало, а розовые ушки, казалось, вот-вот вспыхнут и загорятся.

Жених пробыл у Шуры недолго — всего четверть часа. Прощаясь, он галантно раскланивался, ловко щелкал каблуками и вручал Шуриным сослуживцам пригласительные билеты.

На великолепном лощеном картоне в обрамлении виньеток крупным прописным шрифтом было напечатано:

«СЕРГЕЙ КОРИДЗЕ И АЛЕКСАНДРА ВАСИЛЬЕВНА ТАРАСОВА

НИЖАЙШЕ ПРОСЯТ ВАС ПРИБЫТЬ В РЕСТОРАН «СЛАВЯНСКИЙ БАЗАР»

К 6 ЧАСАМ ВЕЧЕРА 5 ИЮЛЯ С. Г.

НА БАНКЕТ

ПО СЛУЧАЮ ПРЕДСТОЯЩЕЙ ПОМОЛВКИ».

Приглашение получили также старшие надзиратели Спыткина и Куликов и двадцать четвертый номер — Федоров. Он так застеснялся, что чуть не выронил билет, но Коридзе ловко подхватил его у самого пола и, сверкнув белозубой улыбкой, воскликнул:

— Держи, дорогой, крепче. Вылетит — не поймаешь!

Все весело засмеялись — шутка показалась необыкновенно остроумной. Коридзе вскочил в пролетку, галантно махнул рукой.

На Новинском бульваре он сказал как бы про себя:

— Визит прошел удачно.

— Слишком удачно, — сказал возница, не оборачиваясь. — Нет ли здесь ловушки?

После отъезда нежданного гостя Веселова не удержалась и, улучив минутку, забежала в комнату Шуры — ей очень хотелось хоть краем глаза взглянуть на подарки. Но, к удивлению своему, она увидела, что чемоданы стоят нераспакованные.

— Что же ты сидишь, дурочка? Давай посмотрим.

Шура осторожно начала поднимать крышку чемодана — блеснуло что-то белое, ажурное, точно морская пена, — и тут же захлопнула.

— Не могу, — сказала она с дрожью в голосе, посмотрела на подружку жалобно, бросилась ей на плечо и заплакала.

— Эх ты, да разве от счастья плачут? — тихо сказала Веселова, сама готовая заплакать, но приставать с расспросами больше не стала и вскоре ушла.

Долго обсуждали надзирательницы подробности этого нежданного визита.

А Федоров, устраиваясь на ночь в прихожей на ларе, надрывно кряхтел и чесал пальцами за воротником и за ухом.

«Я ведь почему выронил визитку, — говорил он сам себе. — Вот смеются — увалень, мешок с вилками. А тут не то… Тут почудилось, что узнал я этого грузина. Видал его, кажется, в Бутырках, когда был там надзирателем».

Подумав Немного, он вспомнил о «Славянском базаре», о чемоданах с подарками и заключил:

— Нет, не тот. Просто показалось. Был бы он русский, тут уж я бы не оплошал. А грузин — кто их разберет.

И сквозь мгновенно нахлынувшую дрему надзиратель попытался представить банкет, но так как на банкетах он никогда не бывал, то ничего и не представил, кроме жирного окорока, который он ел на пасху.

Изучая филерские доклады, Пересветов видел, что дело с побегом подвигается довольно быстро. Вот сообщение о том, что «Босяк» (Владимир Калашников) приходил на свидание с фальшивым паспортом, как брат каторжанки Королевой, и надзирательница Спыткина в нарушение всех правил предоставила им свидание в отдельной комнате. Потом «Босяк» о чем-то шептался с надзирателем Федоровым. Коридзе, как сообщили из Кутаиса, в списках дворян не значится. Он сменил несколько квартир, приезжал в тюрьму и привез якобы для своей невесты «Изразцовой» четыре туго набитых чемодана. Конечно, в них одежда для побега.