Жюль Верн - Вторая родина

Ночь была такой темной, что с трудом различалась линия, разделяющая море и небо, обложенное тяжелыми рваными тучами, низко нависшими над океаном. То и дело сверкала молния, сопровождаемая гулкими раскатами грома, и тогда огромное пространство океана ярко освещалось. Потом все вокруг опять становилось мрачно и пустынно. Ни одна волна не пенилась на морской поверхности, везде лишь легкое равномерное колыхание мелкой зыби со светлой рябью. Даже малейший ветерок не освежил эту беспредельную водную гладь, а воздух так наэлектризован, что над водой поблескивают фосфорические искорки и огоньки святого Эльма [130] Огни святого Эльма (Ильма) — электрические разряды в форме светящихся кисточек, наблюдаемые во время грозы на остриях высоких предметов — мачтах кораблей, шпилях церквей, башнях, то есть там, где напряженность электрического поля достигает наивысшей силы. Свое название это явление получило еще в средние века по имени церкви Святого Эльма в Италии, на башнях которой эти огоньки часто наблюдались. на верхушках мачт. И хотя прошло уже пять или шесть часов, после того как село солнце, все еще держалась удушающая дневная жара, нисколько не уменьшаясь.

Большая шлюпка, наполовину прикрытая палубным настилом, мерно покачивалась на лениво перекатывавшихся волнах. В такт этой качке слышалось лишь слабое хлопанье кливера и фока.

На корме шлюпки виднелись силуэты двух мужчин, тихо переговаривающихся между собой. Один из них крепко держал румпель, [131] Румпель — рычаг для поворачивания руля судна. стараясь уменьшить покачивание шлюпки из стороны в сторону. По всему видно, что это был опытный моряк: лет сорока, коренастый и сильный, крепкого телосложения. В его облике не замечалось следов усталости, лишении или душевных переживаний. Это был боцман, [132] Боцман — первое лицо младшего командного состава на судне, в обязанности которого входит содержание корабля в чистоте, наблюдение за работами, а также обучение команды морскому делу. англичанин по происхождению, по имени Блок, а еще точнее Джон Блок.

Собеседник боцмана выглядел значительно моложе, на вид лет двадцать, не более. И вряд ли морское дело было его профессией.

На носу шлюпки, под настилом или банками, [133] Банка — здесь: сиденье в шлюпке. лежали люди, и среди них — пятилетний ребенок. Бедное дитя жалобно всхлипывало, а мать старалась успокоить его ласковыми словами и поцелуями.

Перед мачтой, на настиле, возле шкотов кливера, взявшись за руки, сидели двое. Неподвижные и молчаливые, они, по-видимому, предавались самым отчаянным мыслям. В густом мраке лица друг друга можно было видеть только при бликах молний.

Иногда в глубине шлюпки поднималась чья-то голова, но тут же бессильно падала вниз.

И только боцман с молодым человеком продолжали свою тихую беседу.

— …Я внимательно осмотрел горизонт во время заката солнца, — говорил боцман, — увы, ничего похожего на берег или парус… Но… будем надеяться. То, что не видно вечером, может обнаружиться утром.

— Но, боцман, — произнес его молодой собеседник, — завтра нам просто необходимо пристать к какому-нибудь берегу, иначе… через сутки-вторые никого не останется в живых…

— Знаю, знаю, и не сомневаюсь, что земля непременно должна показаться. Ведь острова и континенты для того и существуют, чтобы в самые тяжелые моменты к ним могли пристать отважные мореплаватели, — успокаивал его боцман.

— Да, но при условии, что им помогает попутный ветер…

— Для этого он и существует… Но сегодня, к несчастью, ветер занят в другом месте, возможно в Атлантическом океане, или на просторах Тихого, а здесь, он, увы, не способен даже надуть мою шапку… Да… Уж лучше бы поднялась буря и выбросила шлюпку на любой берег.

— Или поглотила бы ее в волнах… — мрачно добавил юноша.

— Только не это, нет, нет, только не это, — запротестовал боцман.

Из всех вариантов этот был, конечно, самый неподходящий.

— Кто знает, кто знает, боцман, — печально произнес юноша.

Собеседники умолкли на несколько минут, задумавшись, прислушиваясь к легкому плеску волн у бортов суденышка.

— Как там наш капитан? — возобновил разговор молодой человек.

— Гарри Гульд — очень мужественный человек… Эти негодяи чуть не убили его… Рана на голове причиняет ему большие страдания, но как стойко он все переносит! Страшно подумать, что все случившееся — дело рук офицера, которому наш бедный капитан так доверял! Этот негодяй подбил матросов на бунт! И должен за это поплатиться! Уверен, что в один прекрасный день, а может быть вечер, он будет повешен на рее. [134] Рей — металлический или деревянный поперечный брус, прикрепленный к мачте судна; предназначен для крепления прямых парусов и поднятия сигналов.

— Презренный… подлый, — повторял молодой человек, в ярости сжимая кулаки. — Наш бедный Гарри Гульд… Это вы, Блок, перевязывали его сегодня вечером?

— Конечно. Как только я перенес его в укромное местечко под настилом и наложил компресс, он пришел в себя и заговорил… Но каким слабым голосом! «Спасибо, спасибо, Блок», — вымолвил он еле слышно. Как будто я делал это ради благодарности! «А земля, земля?!» — сразу заволновался он. «Не беспокойтесь, капитан, — успокоил я его, — она где-то, должно быть, совсем недалеко…» Гарри Гульд посмотрел на меня недоверчиво, и глаза его закрылись.

— Земля, земля… — повторил боцман горестно. — Ну, конечно, Борупт и его сообщники знали, что делали! В то время, когда мы томились в трюме, мерзавцы изменили курс корабля… И лишь удалившись на много сотен лье, они оставили нас в шлюпке одних в таком пустынном месте, куда не заглядывает ни один корабль…

Молодой человек вдруг поднялся и, повернув ухо к левому борту, стал внимательно прислушиваться.

— Вы ничего не слышите. Блок? — спросил он.

— Абсолютно! Даже волны такие бесшумные, будто их смазали маслом…

Молодой человек, скрестив руки на груди, молча опустился на банку. К нему подсел один из пассажиров. Он стал говорить с отчаянием:

— О, лучше бы эту шлюпку опрокинуло шквалом… лучше бы всем сразу погибнуть, чем испытывать муки голода! Завтра заканчиваются последние запасы продуктов…

— Но ведь это завтра, господин Уолстон, — заметил боцман спокойно. — Если же шлюпка перевернется, то это завтра никогда не наступит, а пока есть надежда…

— Джон Блок прав, — поддержал боцмана его молодой собеседник. — Не стоит отчаиваться, Джеймс! Какие бы опасности нам ни угрожали, не будем забывать, что наша судьба в руках Господних, Он один ею располагает… Во всем воля Божья, и мы не должны думать, что Всевышний отвернулся от нас…