Жюль Верн - Вторая родина

Поистине, надо глубоко верить в Бога, чтобы не впасть в отчаяние, и обладать оптимизмом боцмана с его твердой надеждой на лучшее.

— Я знаю, — бормотал он сам себе, — наступит момент, когда будет съеден последний сухарь. Но если есть желудок и нет провизии, это еще не самое страшное. Вот когда полно еды, но нет желудка, чтобы его наполнять, — тогда действительно беда.

Джон Блок снова стал у руля, а пассажиры расселись по своим местам. Все были молчаливы. Лишь жалобные всхлипывания ребенка да стоны капитана слышались в тишине.

Прошло еще два часа. Шлюпка не продвинулась ни на один кабельтов, лишь однообразное колыхание зыби слегка пошатывало ее из стороны в сторону. На море — ни малейшего волнения. Несколько деревянных брусков, брошенных за борт накануне, по-прежнему болтались на поверхности воды почти на том же месте. Ни разу парус не надулся настолько, чтобы шлюпка хотя бы немного от них отдалилась.

Оставаться у руля совершенно бесполезно, тем не менее боцман не покидал свой пост. Держа руку на румпеле, он старался, по крайней мере, уменьшить качание шлюпки, чтобы избавить спутников от толчков.

Было три часа утра, когда Джон Блок вдруг почувствовал, как легкое дуновение коснулось его загорелого лица, огрубевшего от палящих солнечных лучей.

— Неужели наконец поднимается ветер? — прошептал боцман, выпрямляясь.

Повернувшись к югу, он поднял вверх указательный палец, смоченный слюной.

Легкое ощущение свежести, вызванное испарением, и отдаленный плеск волн подтвердили его предположение.

— Господин Фриц! — позвал он пассажира, сидевшего на средней банке рядом с особой женского пола.

— Что вам угодно, боцман?

— Посмотрите туда, на восток…

— И что там такое?

— Если я не ошибаюсь, там на горизонте виднеется узкая светлая полоска…

И действительно, вдали между морем и небом появился просвет. Похоже, что туманная пелена разорвалась, и этот разрыв становится все шире.

— Это ветер, — уверенно сказал боцман.

Но туман мог просто рассеяться при первых лучах солнца.

— А если это всего лишь занимается заря?.. — высказал предположение пассажир.

— Может быть и так, хотя еще очень рано, — сказал Джон Блок. — Это все же ветер… Посмотрите, он слегка даже треплет мою бороду. Конечно, еще далеко до того, чтобы убирать брамсели, [139] Боцман намекает на брамсельный ветер, при котором без ущерба для мачт можно нести брамсели (третьи или четвертые снизу прямые паруса); в современной шкале соответствует силе ветра в 4–6 баллов. При дальнейшем усилении ветра (и это Блок имеет в виду) брамсели приходилось убирать. но ведь в течение двух суток вообще был полнейший штиль… Господин Фриц, прислушайтесь хорошенько, вы тоже должны услышать то, что донеслось до моего уха.

Пассажир оперся о планшир [140] Планшир — здесь: деревянный брус, ограничивающий сверху борт шлюпки. и через несколько секунд подтвердил:

— Вы правы, это бриз…

— И мы готовы его встретить, — радостно подхватил боцман. — Фок на блоке, остается только натянуть шкоты, чтобы полностью воспользоваться поднимающимся ветром.

— Но куда он нас понесет?

— Куда угодно, только бы вывел шлюпку из этого проклятого места…

Прошло двадцать минут. Ветерок, еле ощутимый вначале, стал заметно сильнее, за кормой на поверхности воды четко обозначалась борозда. Шлюпка заколыхалась из стороны в сторону, но это уже не напоминало ленивое болтание на спокойной морской зыби. Складки паруса расправились, снова сложились, опять расправились, и по уключине хлестнуло шкотом. Ветер, однако, был пока еще недостаточно силен, чтобы наполнить полотнища фока и кливера, поэтому следовало набраться терпения и направлять шлюпку с помощью весел.

Не прошло и четверти часа, как за кормой обозначилась более четкая струя.

С кормы поднялся один из пассажиров и, переходя от одной банки к другой, стал пробираться к боцману. Посмотрев внимательно в сторону все расширявшейся полоски света между небом и морем, он обратился к Джону:

— Ветер?

— Да, — ответил тот, — и надеюсь, мы будем держать его как пойманную птицу, не выпуская из рук…

Ветер стал быстро разгонять облака, увеличивая просвет, откуда пробивался утренний свет. Но все пространство с юго-востока до юго-запада на три четверти горизонта пока еще по-прежнему плотно покрыто темными тучами. Видимость ограничивается несколькими кабельтовыми, далее нельзя разглядеть даже судно, появись оно здесь внезапно.

Ветер посвежел, и надо было отпустить шкоты, подтянуть фок, фал [141] Фал — снасть, при помощи которой поднимают на судах паруса, реи, флаги, сигналы и проч. которого ослабел, и повернуть на несколько градусов, чтобы кливер поймал ветер.

— Мы держим его, держим, — повторял радостно боцман, когда шлюпка, слегка наклонясь на правый борт, разрезала носом первые волны.

Просвет между облаками все увеличивался и наконец достиг зенита. Небо приобрело красноватый оттенок. А это значило, что ветер установился надолго и будет дуть в данном направлении, что время штиля в этом районе океана закончилось.

Вместе с ветром к путешественникам вернулась надежда добраться до суши и даже встретить корабль, который тоже мог пережидать штиль и теперь возобновил свой путь.

В пять часов утра облака окрасились нежными светлыми тонами. Наступал день с той быстротой, какая свойственна тропическим широтам. Пурпурные солнечные лучи вспыхнули вскоре на горизонте и веером раскинулись по всему небу. Край солнечного диска, приподнятый рефракцией, слегка коснулся линии, отчетливо появившейся между небом и морем, и почти в то же мгновение легкие облачка на небе зажглись всеми оттенками красного цвета. И только скопившиеся на севере тяжелые тучи оставались непроницаемыми для солнечных лучей. Поэтому радиус видимости, широкий сзади, оставался ограниченным впереди. Но шлюпка уже набирала скорость, оставляя за собой пенящийся след, ярко выделяющийся на зеленоватой поверхности моря.

И вот над линией горизонта во всей своей красе появилось светило. Ни одно облачко уже не могло затмить его ослепительных лучей. Но взоры путешественников были прикованы совсем не к солнцу. Пассажиры смотрели только на север, куда относил их ветер. Ведь то, что скрывается за пока еще густой завесой тумана, скоро станет видимым. Удастся ли солнцу рассеять эту завесу?..

Через полтора часа плавания один из пассажиров, не выдержав, ухватился за фал фока и стал ловко взбираться вверх. И в тот момент, когда все небо осветилось солнечными лучами, раздался его радостный возглас:

— Земля-а-а!

Двадцатого октября «Ликорн» оставил берега Новой Швейцарии и направился в Англию. Предполагалось, что на обратном пути, когда судно будет послано Адмиралтейством для официального оформления присоединения острова в качестве новой колонии к владениям Великобритании, на нем возвратятся на свою вторую родину Фриц и Франц Церматты, Дженни Монтроз и Долли Уолстон. Братья Церматт заняли на корвете места господина и госпожи Уолстон, оставшихся на острове, а самую комфортабельную каюту предоставили Дженни и Долли. Долли намеревалась остаться в Кейптауне у своего брата Джеймса.